Изгнанник вечности (полная версия) (СИ)

А с балкона главной городской башни на процессию взирали тайный определитель и его духовная свита. Не было только владыки: уехал он с сыном в провинцию, да не вернулся еще обратно.

То и дело пробуждаясь от толчков наскакивающей на камни телеги, Танрэй лежала на сырой и вонючей соломе. Она не слышала ни выкриков проклятий, ни лязга оружия, ни визга хлыста, ни размеренного перестука копыт и колес. Она даже не чувствовала боли и запахов смердящего города. Ей все было едино, силы давно ушли вместе с кровью, которую чуть ли не до последней капли выжали из нее на пытках, оставив ровно столько, чтобы доковылять до столба и не умереть, не испробовав последней, уже не самой страшной после всего, пытки.

Тут к месту, не к месту, но вспомнился разговор с чернобородым владыкой — тот, где вопрошал он о судьбе наследника. Может, правы они, называя ее пособницей мрака? Ведь сказала она ему тогда только половину правды: что, невзирая на кривую спину, вырастет теперь из Миче хороший воин. А может, надобно было сказать как есть? Или вовсе от лечения отказаться? Да поверил бы он ей разве, когда надежду выходить ненаглядное чадо получил? Злословьем бы счел, разгневался, а толка бы от того отказа, как с яйца, кочетом снесенного. Еще скорее бы в подземелья свезли…

Неспроста судьба лишила Миче ума и здоровья, а Танрэй вот вмешалась. Тем, наверное, она на руку злу и сыграла, а вовсе не тем, что исцелила болящего. Болящие — они ведь тоже разные бывают. А тут знала — и отказать не решилась. Вот это и есть грех, за то кару и несет…

Теперь вырастет из него разбойник, каких не видывал свет, свергнет и убьет родного отца много лет спустя. Только не было в том ее видении Соуле — с ним-то как обойдется Природа? Как распорядится им Превеликий, в которого он сам не верит?

— Вылезай, тварь! — гаркнули над ухом.

И увидала она высоко над площадью церемониальный желтый плащ тайного определителя, а улыбку его клеймом на себе ощутила и лишь бы вопреки ему силами собралась и встала.

Уж близок был Тимаратау, и засевшие за стенами крепости воины приготовились к осаде. А на лобном месте стояли, покачиваясь от бессилия и плечом поддерживая друг друга, три искалеченные женщины. И вместе с разъяренной толпой слушали они приговор тайного определителя. Глашатай каждое слово выкрикивал, точно вбивая клинки в тела нечестивых прислужниц мрака, а горожане швыряли в мракоделок камни и проклятия.

И вот вдруг у одних городских ворот приключилась сумятица. Не успели еще воины хога-полководца пустить в ход сокол, как кто-то изнутри вероломно отпер засовы, тихомолком перерезав горло по очереди всему караулу у того места. Предатель то был, из своих. Шпион.

От других ворот кинулись было отбивать поток, но можно ли сдержать бурный океан, если лодка опрокинута?

Осененная предсмертным воспоминанием, Афелеана поняла, что спасения не будет. Торопливо отлепив сухой кусок из смеси пагубных трав, прикрепленный на обратную сторону нашейного амулета в незапамятные времена на какой-нибудь такой вот случай, она сжала его в трясущейся руке.

— Старшая из ведьм, Афелеана, приговаривается к казни через отрубание головы…

Палач молодецки крякнул, подбоченился и подкинул в руке тяжелую секиру.

— Сестер ее — Танрэй и Эфимелору — решено предать заживо очищающему пламени костра!

В толпе радостно завыли. Уже схваченная за плечи, безносая Афелеана вдруг дернулась, разломила кусок снадобья и втолкнула в руки девочек по половинке:

— Глотайте — и выходите! Глотайте и выходите отсюда к проклятым силам! — страшным гнусавым голосом заверещала она и глухо застонала, когда палач со всей дури швырнул ее лицом на плаху.

Эфимелора мигом проглотила зелье, ахнула, ухватилась за разодранное горло. А Танрэй не смогла поднять ко рту связанные, да еще и вывороченные и перебитые руки.

— Держите! — вскочив с кресла и ткнув пальцем в ее сторону, крикнул Соуле. — Отберите яд!

Схваченная, Танрэй смотрела в стекленеющие глаза Эфимелоры, которой уже не было с ними, а потом услыхала глухой удар. Из-под громадной секиры на мостовую выкатилась обезображенная голова Афелеаны.

И ровно в тот же миг один из защитников города ловким ударом обезглавил молодого кочевника из войска хога. Мальчишка тот десять лет назад спасен был беглыми каторжниками во главе с самим Тимаратау, да вот нашел свою кончину в чужой стране…

Задыхаясь и страшно кашляя, Афелеана вскочила с земли, и на заплетающихся нечувствительных ногах, будто и впрямь тело отделили от головы, ее швырнуло в прибой. Попутчик-Учитель подхватил ее, поднял, мокрую и едва живую, привел в чувство.

— Что там случилось? Это у Паскома? — спрашивал он.

— Следи… за… нашими!

Хрипло вымолвив это, она вдребезги расшибла пространство и ринулась на радугу Паскома и его тринадцати.

Паском проснулся и, ухватившись за горло, сипло втянул в себя воздух. Не сразу он сообразил, что голова его на месте, что кругом — озадаченные лица его учеников, а сам он Учитель, кулаптр, принявший участие в гипнотической выдумке собственного тринадцатого ученика. Но странной, очень странной и противоестественной была та выдумка. Разве может такое быть на самом деле? Разве способен человек на такие зверства? Возможно ли, чтобы людей калечили и жгли ни за что, а все смотрели и не только не пытались остановить преступление, но и ликовали, точно сами вечные и их собственные шкуры не горят? Что-то не то с фантазией Ала, коли порождает она подобных чудовищ. Или…

— Как… он силен!..

— Кто?

— Их общий страж, — Учитель указал на неподвижных Ала и Танрэй. — Он там един в нескольких лицах, а должен быть только стражем мира За Вратами у Ала, и более ни у кого…

Из расползшихся дыр в пространстве к ним вломились другие Учителя — среди них и Афелеана, и Солондан — и с ними ученица Солондана, певчая пташка Эфимелора. Девушка казалась смертельно больной, словно яд она выпила не там, а здесь и теперь умирала.

Внезапно послышался ужасный стон. Танрэй не пошевелилась, однако это стенание шло из ее груди. Никто еще не ведал подобной боли.

— Ее жгут, жгут заживо! — сипя и хрипя, закричала Афелеана. — Она почему-то не смогла выпить яд, Паском! Вытаскивать их надо, и сейчас же!

— У нее были перебиты руки, — Эфимелора кинулась к подруге, зарыдала в голос и обняла ту за голову.

Ученики ахнули в немом ужасе. Перебиты руки? Выпить яд? Да видано ли такое изуверство?!

— Он не пускает, — ответил Паском. — Он изгнал оттуда всех, кроме них двоих, и захлопнул ловушку. Он невероятно силен!

И, словно в подтверждение его слов, на берег прорвались Паорэс, попутчик Эфимелоры, пропущенный на чужую радугу матерью Танрэй, которая осталась с учениками, отправив Солондана на помощь Паскому. Закашлялись и подскочили Рарто со своей попутчицей.

— Мне отрубили голову! — крикнул Рарто.

— И мне! Вероломно! — подтвердила его подруга.

— И меня убили, — Паорэс провел ребром ладони по шее. — Я даже в битве не поучаствовал, в другом городе сидел…

— Всем нам отрубили голову, кто был там лишним… кроме Эфимелоры, — заметила Афелеана, и все, пытаясь понять, к чему она клонит, посмотрели на девушек, одна из которых пыталась привести в сознание вторую.

— Ты что-то поняла? — спросил Паском.

— Может быть. Надо проверить. Эфимелора, сосредоточься, девочка! Попробуй еще раз войти туда, к ней… Если зацепишься за нее, тащи ее сюда любым способом.

Паорэс присел рядом с попутчицей и ради поддержки взял ее за руку:

— Давай! Я рядом!

Та застонала от ужаса, но подчинилась.

Танрэй кричала, ужасно кричала, не разжимая губ, сердцем и душой своей.

— Я созову всех! — решила Афелеана, покуда подруга Танрэй пыталась пробиться в жуткий мир. — Иначе они все там погибнут, Паском!