Бледное солнце Сиверии

Я тоже не был исключением. Честно признаюсь, что порой мой мозг сам собой отключался, перенося сознание в иную реальность. Я, то вдруг обнаруживал себя в подклети с Заей. И мы беседовали о том, о сём; то память неожиданно делал какой-то фортель, и я погружался в сверровские воспоминания. Да много ещё чего подобного. Потом просто понимаешь, что твоё тело по-прежнему бредёт по белой скатерти тундры, в лицо задувает морозный ветер, люди вокруг также бредут, защищая глаза рукой…

О, Сарн, что-то я устал. Мне нужен отдых… Надоела эта треклятая Сиверия. Уехать бы в припортовую слободку, там бы в трактир к Зае…

Как же я за ней соскучился! За её улыбкой, голосом… Помнишь, Бор, как она красиво поёт. Вроде и песня простая, но душу прямо-таки выворачивает… Порой заглянешь в подклет, а там, подле раскрасневшегося зева печи, тихо-тихо подпевая, трудится Зая. Я прислонюсь к косяку, стою не дышу. Слушаю.

Она не видит. Потому пока не стесняется, душевно затягивает: «Я-я-а-а-се-э-э-н-н-н то-о ли-и со-о-о-а-ка-а-а-л…»

Я закрываю глаза… им больно… слезы сдерживать тяжело… Внутри, в душе что-то обрывается. Слова залетают внутрь, в самое нутро… в душу.

Глаза запекли. Сдерживать слезу трудно… Я прижал руку, будто бы вытирая мнимую пыль.

Дойду до порта (а я обязательно дойду) и плевать мне на приказы да указы. В джунский портал и прямиком в Новоград.

Надоело вусмерть! И пусть только сунется кто!..

Хочется жить… Да, в такие моменты вдруг это понимаешь, и всё естество захватывает страстное желание просто жить.

Проснуться утром, до первых петухов. Рядом услышать тихое дыхание любимой женщины, ощутить её запах…

— Верно то хоть идём? — спросил кто-то из острожников.

Дороги к порту я не знал, но был уверен в одном: нам следует достигнуть побережья астрального моря. А уж там найти поселение не составит труда.

Мне уже давно было понятно, что я принадлежу к той редкой группе людей, которые с легкостью находят дорогу в любом месте. Есть такие, которые и в собственном доме заблудятся, а я чувствовал себя на местности, как рыба в воде.

Снег здесь был не особо глубок. Правда в некоторых местах — в забоях, он образовывал труднопроходимые сугробы, но благо, что таких мест было не так уж и много.

Солнце редко-редко выглядывало из-за тяжёлых мрачных туч. Часто мир вокруг тонул в лёгкой дымке тумана.

Я не боялся заблудиться. Не знаю даже отчего… Мне казалось, что у меня в голове своеобразная «карта», которая и помогает ориентироваться на местности.

— Мы сюда никогда не захаживаем, — говорили мне гибберлинги. — Это не наша и не ваша земля…

— Орочья? — поинтересовался я.

— Ну да…

— Да тут одна тундра, — непонятно чему возмутился Мирон Снегов. — Что тут делать?

— Ну, летом кое-что из живности можно найти, — отвечали охотницы Стрелки.

— Зато зимой — шаром покати…

— Не скажи, — воспротивился младший брат гибберлингской семейки. — Мне бывалые охотники говаривали, что и в зиму тут можно поживиться.

— Чем? — недоверчиво бросил десятник. — Пеструшками? Этих мышей тут, безусловно, видимо-невидимо. Под снегом так и шастают, так и шастают… Но я человек, а не какая-то лисица или росомаха. Мне мыши по ненадобности.

— Поживиться можно и зайцами, и белыми куропатками, — невозмутимо сообщил гибберлинг. — Здесь в верховьях Вертыша, среди болот… Ты же, Мирон, в курсе, что здесь, под снегом, сотни мелких озёрец, протоков, ручейков… В общем, летом одно сплошное болото.

— И где межи орочьих земель? — спросил я.

— Они начинаются вдоль южных горных склонов от урочища Бычья шея, тянутся до восточного побережья… А на севере до Гнилки, не дальше… Где-то так.

— А вы? — с усмешкой спросил я.

— Нам незачем. Тайги хватает с головой. Там и мехов добыть можно, да и вообще… А тут уныло. Скверно…

Я остановился, чтобы оглядеться вокруг. Действительно уныло… Хотя, если вспоминать пейзажи Ингоса, которые периодически всплывали в памяти…

Через четыре дня руке заметно полегчало. Она уже более или менее нормально двигалась.

Ночевали мы на снегу. Раскладывали походные шатры, жались друг к другу и тем грелись.

Огонь развести не удавалось, потому как вокруг ни одного дерева. Я как-то на привале раскопал снег под ногами: под ним были какие-то чахлые кустарники да лишайник.

— Ягоды ищешь? — поинтересовались гибберлинги.

Они, наверное, единственные, кто был бодрым и полным сил. Остальные с мрачными масками на лицах, что-то жевали, даже не переговариваясь друг с другом.

Кажется мне, что эта тундра тут их с ума сводит. Лишь бы к концу нашего похода не стали ратники кидаться на своих же товарищей.

— Вам не кажется, — сказал я Стрелкам, — что здесь как-то теплее, чем у гор было, и у Вертышского Острога?

— Да тут всегда так. Но как углубимся дальше, начнутся бураны.

— Потому это и Тихий дол, — пояснил младший брат. — Как начнётся подъём на Багульниковую Пустошь…

— Вы же тут не были. Откуда знаете? — поинтересовался я.

— Я же говорил, что бывалые охотники рассказывали, — улыбнулся гибберлинг.

Время привала закончилось, и мы снова пошли на север. Уже ближе к вечеру, ведущий подал сигнал к остановке, а потом мне по цепочке (я был замыкающим) передали, что впереди два орка. Ратники быстро поприжимались к земле.

Впереди действительно сидели две фигуры. Если судить по одежде, то это белые орки. Скорее всего, охотники.

— Спят, что ли? — тихо пробормотал Мирон.

Мне и самому не нравилась такая неподвижность.

Мы разбились надвое и стали заходить к оркам с флангов. Едва приблизились к врагу шагов до двадцати, как вдруг один из воинов смело поднялся, и спокойно направился к дремлющим фигурам.

— Он там с ума сошёл, что ли? — послышалось чьё-то шипение.

Но я уже понял, в чём дело, и тоже встал в полный рост и пошёл вперёд.

Лица орков уже даже успели покрыться инеем.

— Замёрзли? — удивились буквально все. — Как так?

Действительно, странно. Привыкшие жить в этой неприветливой местности, орки, следуя здравому смыслу, никак не могли околеть в тундре.

Я присел напротив одного из тел и внимательно оглядел выражение его лица… то бишь, морды.

— Ничего странного не находите? — спрашивал я у стоящих рядом гибберлингов.

Но ответил Боян, зуренец:

— Такое ощущение, что они чего-то испугались. И так застыли, сидя на снегу.

Мы все переглянулись.

— Нет ни у кого никаких мыслей? — сухо спросил я.

Все отрицательно замотали головами. А вот у меня были предположения, но озвучивать их не хотелось. Пусть лучше это будет лишь моё предположение, чем реальность.

Гибберлинги, словно прочитали мои мысли. Они уставились своими блестящими глазками мне в лицо, словно вопрошая о возможной опасности.

— Пустое, — бросил я в ответ. — Идём дальше.

— Надо быть осторожнее, — проговорила старшая сестра. — Неспроста тут орки сидят… Ох, неспроста.

— Да, — соглашалась вторая. — Не похоже, что просто замёрзли…

Через час погода начала портиться. Мы поднялись по крутому склону и остановились на ночлег у небольшой группы округлых валунов.

Люди действовали на автомате: разбили походные шатры, поели, легли спать. Я снова распределил ратников по часам их дежурств, и прилёг отдохнуть.

Но сон не шёл, хотя за эти дни организм выложился полностью. И на чём только держусь? Неужто только на упрямстве?

Снаружи поднялся ветер. Я несколько минут ещё ворочался, а потом решительно вылез наружу.

— Что-то случилось? — спросил меня один из дежуривших острожников.