Потомок Хранителя (СИ)

К одному голосу присоединялись другие, подхватывая эхом тягучую песню, вводившую в транс, который позволял почувствовать разом всю природную мощь этого священного места. Голоса звучали столь слажено, что казалось, будто эта песня — заклинание некоего могущественного существа, единого духом с древним лесом.

— О чем они поют? — заворожено спросил Хару у Игларии.

— Они приветствуют своих гостей и просят деревья не трогать и охранять вас.

Чарующее пение и низкий протяжный гул, исходивший от деревьев, провожали путников до развилки лесной дороги. Здесь голоса медленно затихли и оборвались, а легкие тени бесшумно отступили под ветви своих древних защитников и собратьев.

Иглария плавным движением запястья остановила свои войска, встав точно на перекрестке.

— Здесь начинаются наши земли, и здесь мы и расстанемся. Ваш же путь лежит правее, там, выйдя за пределы леса, вы вступите в свои новые владения.

— Благодарю тебя, королева Иглария, что приютила нас на своих землях, — ответил за всех Хару. — Да будут ваши лесные боги и Хранители оберегать всех нас.

Войско детей леса быстро растворилось в наступающих сумерках, не оставив о себе не единого напоминания.

Хару, не дожидаясь ни Зехира, ни даже Горана, пришпорил коня, разрезая лес, подобно ветру. Рядом с ним летела Ирен, горя, как и Хару, нетерпением. Сколько уже лун сменилось с тех пор, когда они в последний раз видели своих собратьев — ведьмаков? Как примут их теперь?

Лес кончился внезапно. Живые деревья, словно потакая желанию ведьмаков, расступились, и из полумрака выступили факелы лагерной стены, созданной из тяжелых бревен, заостренных с вершин.

Хару резко осадил коня, почувствовав слабость во всем теле. Сколько раз он сражался с врагами и с самим собой, но самым трудным оказалось возвращение домой, словно он пришел к чему — то новому и необычному, однако, столь родному. Это чувство накрыло его с головой.

Ведьмак неуклюже слез с фыркающей лошади и, поддерживая Ирен за плечи, шаг за шагом двинулся к воротам, за которыми вовсю кипела жизнь.

— Прибыли, — выдохнул подоспевший Горан, и в эту минуту на смотровых башнях раздалось пение рожка.

Распахнулись ворота, и Хару, чуть ли не теряя сознание, не различая ничего перед глазами из — за пелены слез, кинулся вперед, простерев руки на встречу тем, кого уже не надеялся увидеть.

Кто — то заботливо подхватил его, и ведьмак дал волю слезам, не разобрав толком, кто же первым принял его объятия.

Он слышал кругом смех и множество веселых голосов, заряженных стойкой решимостью и возрастающей надеждой. Почти все, кто проходил мимо, ободряюще хлопали ведьмака по спине, поздравляя его и радуясь его прибытию. Здесь все видели в нем человека, спасшего Токанию от лап тьмы, и никто не презирал его за совершенные ошибки. Здесь никто не ставил под сомнение его родство с самим Вульфгаром. В него верили. На него надеялись. Здесь он был дома. Наконец, дома!

С трудом заставив себя собраться, Хару оглядел присутствующих. И первое, на что упал его взгляд, было сияющее радостное лицо Таби, врачевательницы ведьмаков, нисколько не постаревшей с их последней встречи. Он бросился к ней, с радостью и гармонией в душе вдыхая сладковатый запах сушеных трав, исходивший от ее длинных седых волос.

Рядом стояла Ирен. Она безудержно трясла за плечи Кахоро, сумев выдохнуть лишь одно слово:

— Живой!

До самого утра пировали ведьмаки, радуясь прибытию своих героев.

Теперь все население королевства Пролигур, что смогло выжить после нападения Аскарона, селилось на землях уже давно забытых и покинутых из-за короля Тарадана Безрассудного.

В эту ночь во всех лагерях ведьмаков горели цветные огни, которые зажигал каждый желающий, показывая тем самым свое приподнятое настроение и вновь возродившуюся надежду на светлое будущее.

Вскоре Хару, устав от празднества, тихонько ушел в отведенную ему комнату в полу — разрушенной Цитадели ведьмаков бывших земель Пролигура.

Глава 30 Перерождение душ

С тех пор минуло уже много дней, и Хару чувствовал себя здесь как дома, но его душу томило мучительное ожидание предстоящей битвы. Очень скоро его временно тихой жизни наступит конец.

Ведьмак лежал в своей кровати, но сон не приходил, и юноша скользящим взглядом следил за шелестевшей на потолке тенью дрожавшего светильника. В углу, покрытым плащом лохматого мха, монотонно капала вода.

Из глубокой трещины в стене вылез мохнатый паук и, не удержавшись на скользкой поверхности, шлепнулся Хару на грудь. Ведьмак с отвращением смахнул его на пол и, быстро одевшись, подошел к небольшому почерневшему от времени зеркалу, которое кто — то повесил в его более чем скромном жилище.

Как же много времени прошло с тех пор, когда он так тщательно разглядывал свое лицо! Еще тогда, много месяцев назад в Цитадели из зеркала на него смотрел совсем молодой парень с задорными серыми глазами и ямочками на щеках. Теперь же, жестокое время преждевременно придало чертам его лица необычайную резкость, а некогда жизнерадостные глаза стали больше походить на взор Вульфгара. Казалось, что далекий предок ведьмака и сейчас смотрит на него из мутной зеркальной поверхности.

— Где же ты? — тихо прошептал Хару невидимому Хранителю, глядя в свое собственное отражение. — Ты мне так нужен! Скоро битва со Сферой, а я еще не готов к ней! Совсем не готов! Моя чакра равновесия все еще не восстановлена, а пророчество Вирджила не дает мне сна! На меня возложена тобой такая ответственность, но разве я могу изменить ход этой битвы, даже обладая двумя энергиями и твоим дальним родством? Неужели ты не видишь, как сильна эта темная колдунья?

Но зеркало хранило молчание: в нем отражалось лишь искаженное тревогой лицо юноши.

Вздохнув, Хару ощупал проступившую щетину на подбородке, и только сейчас вдруг заметил, насколько сильно отросли его каштановые волосы на голове. Густая грива, даже длиннее чем у Морана, спускалась ниже плеч ведьмака, еще больше оттеняя его острые скулы и орлиный нос.

Хару аккуратно скрепил волосы кожаным ремешком, который он отрезал от своего старого протертого вещего мешка и, оставшись более или менее удовлетворенным своей внешностью, вышел в промозглые коридоры полу — разрушенной Цитадели.

Тут же на него налетел порывистый визжащий ветер, и ведьмак закутался в плащ и плотнее застегнул свою новую меховую безрукавку, подаренную Таби.

Медленно шагая к выходу, он размышлял, сколько же столетий эта Цитадель не видела здесь ни одного мага. Некогда величественная Цитадель колдунов была теперь вся в щелях и трещинах, ветер завывал в пустых заброшенных залах, врываясь через разбитые окна. И даже Круг Мудрейших, наставники и ученики, поселившиеся в этом жалком подобии былой твердыни, не могли рассеять поселившееся здесь уныние.

Жители Цитадели наспех заделывали дыры, зияющие в стенах, латали обвалившуюся крышу и сторожевые башни, но старая крепость, словно не желая вновь обретать жилой облик, продолжала глухо выть холодным северным ветром, обрастать мхом и диким виноградом.

Глядя на эти древние стены и башни, помнящие еще короля Тарадана, последнего короля ведьмаков, Хару невольно содрогался при мысли о том, что стало с его родной Цитаделью после нападения Аскарона в ту далекую страшную ночь.

Сходя вниз по стертым и разбитым ступеням и, перескакивая порой через целые проломы, Хару добрался до выхода из Цитадели и шагнул в холодную ночь.

Отойдя от промерзлых стен крепости, Хару спустился в лагерь, заменявший ведьмакам теперь город Неприступной Цитадели. Юноша присел на пустой бочонок рядом с тлеющими углями кем — то оставленного потухать костра. Где — то сзади на осевших башнях твердыни перекликались вороны. Колдун не обращал на них внимания, с удовольствием грея руки над мерцающими в темноте огоньками углей.

Вдруг за его спиной приглушенно звякнула кольчуга, и Хару резко обернулся. В рассеянном мерцании потухающего костра показался Горан.