Империя страха

Кармилла пристально смотрела на него, теперь он заметил ненависть и страх в ее глазах.

— Вчера ты пришел, чтобы принести мне яд в крови, — проговорила она, — надеясь, что новая болезнь убьет меня, ты обрек себя на смерть. Что ты наделал?

Эдмунд хотел прикоснуться к ее руке и с удовольствием увидел, как она вздрогнула и отшатнулась.

— Только вампиры живут вечно, — сказал он хрипло. — Но пить кровь может всякий, кому это нравится. Я вдоволь напился крови двух больных крыс и теперь молю Бога, чтобы эта лихорадка бушевала в моей крови и семени. Вы получили полной мерой, моя госпожа, и сейчас вы в руках Божьих, как простая смертная. Не знаю, заразитесь ли вы, умрете ли, но не стыжусь молиться за это. Возможно, вам тоже следует помолиться, моя госпожа, и мы увидим, чью молитву предпочтет Господь.

Ее застывшее лицо напоминало лик статуи недоброй богини.

— Я доверяла тебе, — прошептала она, — могла бы сделать так, что и Ричард поверил бы. Ты мог бы стать вампиром. Мы бы жили столетия: любовники навечно. Но ты погубил себя.

Они оба знали, что это неправда. Вампиры не любят вампиров — просто не могут. Время убило бы такую любовь. Только кровь смертных может их питать, и эта пища им нужна. Эдмунд не знал, почему это было истиной, но не сомневался в ней. Он был любовником Кармиллы Бурдийон, потом расстался с ней, стал старше настолько, что теперь она видела в сыне его самого. Ее обещания были пустыми, и она должна была понять по тому, как он смотрел на нее, что слова ему безразличны. Ни малейшего сожаления не шевельнулось в нем.

Кармилла подобрала рядом с постелью маленький серебряный нож, которым расчертила ему грудь до крови, и держала его сейчас, как будто это был кинжал, а не тонкий инструмент, достойный любви и заботы.

— Я считала, что ты все еще любишь меня.

“И это могло быть правдой”, — подумал он, закинув голову назад и подставляя горло лезвию. Ему хотелось, чтобы она ударила — зло, жестоко, грубо. Он сказал все.

Эдмунд не знал, почему подверг себя такому испытанию — то ли из-за обычной верности своему делу, то ли из-за ненависти к этой совершенной женщине, которая больше не любила его.

Сейчас это не имело значения.

Она полоснула его по горлу, и он несколько долгих секунд наблюдал, как вампирша смотрела на кровь, хлынувшую из раны.

“Я был прав, — подумал он. — Никакой жалости”.

Но потом, увидев, как она поднесла окровавленные пальцы к губам, зная о страшной болезни, понял, что Кармилла по-своему все еще любила его.