Конан в Венариуме

— У тебя хороший слух, сынок, — как-то сказал он. — Я и не предполагал, что это пригодится, а зря.

— Почему у этих людей проблема с другими языками? — спросил Конан. Ведь можно же выучить хотя бы несколько слов.

— Значит, им не надо, — сказал Мордек. А ты разве сам видел, как гандер старается понять киммерийца?

Я видел, что один из них пытался, — ответил юноша. — Он прилагал все усилия, чтобы заговорить с Дерелей, женой мельник.

— Я даже знаю, зачем он это делал, — усмехнулся кузнец. — Дерелей — очень привлекательная женщина и прекрасно знает об этом. Но если не считать тот случай, то зачем аквилонцам вообще беспокоиться о подобных вещах? Они нас победили. И мы сами должны подстраиваться под них, а не наоборот.

«Зачем им беспокоиться?». «Они победили». Эти слова звучали в голове Конана, как звон медного колокола.

— Что нам делать, отец? — спросил он. — Мы ведь должны что-нибудь сделать. Если мы не будем что-то предпринимать, то скоро превратимся в послушных овец.

— Однажды, наступит час расплаты, — пообещал Мордек. — Но, не теперь. Имей терпение, парень. Пока у нас траур, да и раны еще не зажили. Поверь, время придет. Рано или поздно — обязательно придет. И когда это случится, мы свое возьмем.

Терпение — дело трудное для подростка. Гораздо более трудное, чем для взрослого мужчины. Прошли те дни, когда Конан не осмеливался даже смотреть в сторону аквилонцев, чтобы избежать соблазна и не броситься на врага. И тем самым, не навлечь беду на Датхил. Когда же искушение становилось слишком большим, то он убегал из деревни, чтобы в одиночку поохотиться в окрестных лесах и на склонах холмов.

Мордек никогда не расспрашивал и не возражал против подобных прогулок. Возможно, отец понимал, что его сыну необходимо отвлечься от ежедневной работы в кузнице и развеять дурные мысли, но сам помочь ему в этом не мог. Пока юноша преследовал куропаток, вальдшнепов, кроликов или белок, кузнец размышлял о том: «Не затеял ли сын свою игру против всех этих гандеров, боссонцев и внушающих страх, закованных в броню рыцарей, о которых только слышал? В любом случае, совершенствование охотничьих навыков пригодится в грядущей войне».

Меж тем, весна перетекала в лето. В северном краю, дни становились все длиннее, заметно потеплело. Солнце уже подолгу стояло в зените. В его лучах постепенно сгорал, казавшийся беспросветным, киммерийский туман. Небо, вечно серого оттенка, стало приобретать синий окрас. Даже хвойные леса не казались такими мрачными. Папоротники, растущие между стволами деревьев, добавили яркого зеленого цвета в палитру пейзажа.

Тихо ступая, как те животные, что он преследовал, Конан пробирался по лесу. Кода он подошел к краю небольшой поляны, то на миг замер. Его глаза быстро пробежали взглядом открытую местность, чтобы убедиться — не вспугнет ли он кого-нибудь, прежде чем выйдет из-за сосен. Даже дикий пикт, из страны, что простирается к западу от Киммерии, мог бы позавидовать его осторожности.

Выйдя на поляну, Конан вновь остановился и прислушался. До него донеслись странные звуки. Словно кто-то звал его, однако слов было не разобрать. Юноша немного постоял, хмурясь, потом продолжил свой путь. Что бы это там не было, он найдет его и разберется.

В конце поляны Конан еще раз насупил брови. Хотя он проходил по этому лесу много раз, но не припоминал, когда забредал в эти места. Пожав плечами, юноша зашагал дальше по тропинке, которая тянулась перед ним. Он шел по ней и не думал о том, что именно тропинка могла вести его сама.

Пройдя некоторое расстояние, Конан сбавил шаг и вовсе остановился, чтобы осмотреться. Его зрение обострилось. Стало меньше криков птиц. Меньше чем весной, когда они возвращались из теплых стран и устраивали брачные игры. Его слух все же улавливал редкие переклички голубей и зябликов и отдаленный охотничий клекот одинокого ястреба.

Потом стихли и эти звуки. Тишина обволакивала, как мягкий снег. Конан стрельнул глазами во все стороны. Лес, вроде, не изменился с тех пор, когда он вступил на странную дорожку. Однако, все равно, что-то было не так. Звенящая тишина окутала землю. Не слышалось даже писка комаров и жужжания мух.

Кром! — прошептал Конан, желая услышать хотя бы собственный голос.

Имя сурового бога, казалось, многократно отразилось от стволов деревьев и унеслось вдаль, словно в поисках того, кого призывали. Но Кром не стал бы помогать ему, даже в беде, и юноша это хорошо знал. Возможно, однажды бог и вдохнул в него жизнь, но теперь о ее сохранности следовало заботиться самому.

Конан решил пустить стрелу вниз по тропинке. Он и сам не знал, зачем поступил так. Просто неестественная тишина угнетала его. Но что могла сделать обычная стрела? Но юноша чувствовал себя увереннее, держа в руках оружие, готовое к немедленному использованию.

Конан двинулся дальше, перейдя на широкий шаг. Эти дебри, казались более древними, чем леса, знакомые по прошлым скитаниям. Как будто деревья здесь росли с начала времен. Задрав голову, молодой варвар глазел на верхушки, задаваясь вопросом, почему у него возникла такая уверенность. И эта уверенность крепла с каждым шагом.

Скоро ощущение невообразимой старины вокруг, начало давить на него больше, чем гробовая тишина, рождая в груди тревогу. Он все время боролся с желанием остановиться и повернуть назад. Когда юноша, наконец, решился возвратиться домой и развернулся, но тут, холодок пробежал вдоль позвоночника. Дорожка, которая вела его вперед, исчезла. Он обернулся и снова увидел тропу, извивающуюся перед ним.

— Придется идти дальше, — пробормотал Конан.

На сей раз, деревья полностью поглотили его слова и не откликнулись эхом. Возможно, Кром и имел еще немного власти над этой дремучей местностью, вот только Конану так не показалось.

Может быть, это и вправду соответствовало действительности, но Конан, скрипя сердце, упрямо продвигался вперед. Его путь лежал мимо огромной ели. Вряд ли кто-нибудь из жителей Датхила за свою жизнь обозревал такую громадину. Сын кузнеца обогнул исполинский ствол и тут же замер, как вкопанный, при виде того, что открылось прямо перед ним.

Серые каменные руины, вероятно, были возведены в незапамятные времена. Вне всяких сомнений, раньше здесь возвышался храм, посвященный богу. Вот только какому? Ясно, что не Крому — бог киммерийцев не имел ни святилищ, ни жрецов. Создавалось впечатление, что какая-то чудовищная судорога забросила его через столетия в эпоху, в которой жил Конан. Возможно, этот храм являлся осколком великой Атлантиды, построенный немногими выжившими с затонувшего острова, и от которых по легенде произошли киммерийцы. Однако об этом, Конан почти ничего не знал.

Юноша осторожно приблизился к храму. Огромные камни, составляющие его основу, может, и грубо обработанные но, тем не менее, были тщательно подогнаны друг к другу. Даже лезвие ножа вряд ли прошло бы между ними. Там сохранилась площадка, приглашающая вовнутрь, хотя камень с перемычки обрушился и частично преграждал вход.

Конан проворно прошмыгнул мимо упавшей глыбы. Едва он это проделал, как странная, неземная мелодия зазвучала вокруг. Он не смог понять, что стало ее источником. Некий музыкальный инструмент или горло диковинной птицы. Волосы зашевелились на его затылке от ужаса перед проявлением древнего, возможно, злого колдовства.

Прихожая за порталом, виляя то вправо, то влево, выводила на большой внутренний двор, выложенный плитами, под цвет серого камня. Их кладка была такой безупречной, что лишь некоторым кустарникам удалось пустить корни в неразличимых щелях. В центре двора находился алтарь из белого мрамора, резко выделяясь среди невзрачной серости, свойственной самому храму и окружающей его территории.

Причудливые рисунки и знаки были высечены на алтаре. Рядом, высился постамент статуи. Только ноги остались от изваяния. Но и одного быстрого взгляда на них оказалось достаточно, чтобы заставить Конана отвести глаза в приступе головокружения. Если б сохранился весь идол целиком, то не известно, что бы тогда почувствовал юноша. Он даже содрогнулся от такой мысли. Иногда бывает полезно, когда некоторые вещи теряются в пелене прошлого.