Лебединая песня (СИ)

— Да! Да! Слыхали! Не, мы не бродяги и не попрошайки! У нас дом есть! — мы затараторили на один лад с Васькой.

— Это хорошо, что не бродяги. А родители, ну или опекуны, у вас есть? Кто за вами присматривает? — «синий хмырь» уставился сначала на меня, затем перевел взгляд на Ваську.

Блядь, что же делать? Что ему спиздеть, чтоб отьебался, урод! Затянувшуюся паузу прервал второй «синий», что стоял с ружьем сбоку от этого — Слышь, Иван, да похуй беспризорные они, или есть у них мамки! Давай, забираем их! Нам премию за них выдадут! А если не сироты, то за ними кто-то придет. А не придет, значит они никому и на хуй не надо! — подкинул идею, и растянулся в кривой ухмылке, гнида!

Старший кивнул, и нас подхватив за шкирки, отволокли к фургону с железной будкой. Будка запиралась на засов с наружи, и не имела никаких окон. Нас закинули внутрь будки и закрыли засов. Тощая кобыла, получив вожжами, потянула фургон вдоль улицы в северном направлении.

— Слыш, Сыч? А куда это нас? — подал робкий голосок Жмых из темноты.

Я задумался. Куда? Хуй его знает, куда… Не убили сразу, значит… Да нихуя это еще ничего не значит!

— Сиди! Поживем, увидим! Может и страшного, то ничего. Так, поебут мозги и отпустят. Что с нас взять то? — это все что я смог ответить моему другану. Только чай жалко, сто пудов себе заберут, пидоры.

Я уже было задремал, когда распахнулись двери фургона.

— Выгружайтесь! — поступила команда «синего», того, что нас арестовал. Было уже темно и я так и не смог сообразить куда нас привезли. Мы спрыгнули с подножки фургона, оказавшись на пороге одноэтажного здания с решетками на окнах. Здание было старым, о чем свидетельствовали облезлые стены с местами, обвалившейся штукатуркой. Справа был длинный, построенный из бревен барак, с такими-же решетками как и на здании. Только окна были гораздо уже и располагались почти под крышей. Вся немаленькая территория двора, была обнесена высоким забором из бетонных плит. Поверх забора была натянута колючая проволока в несколько рядов.

— Нихуя себе, это че тюрьма? — осмотревшись, спросил «синего» Васька.

— Давай, проходи, не задерживайся! — страж дал пинка Жмыху и подтолкнул меня вперед.

Я сидел в кабинете начальника «Детприемника» нашего города и «давал показания», по сути отвечая на вопросы мордатого старикана в очках. У стены на столе лежала моя верхняя одежда, а содержимое моих карманов лежало на столе начальника. Почетное место сверху моего «добра», занимал мой кинжал. Лысеющий жирдяй, в черном костюме, то и дело протирая свои круглые очки, ебал мне мозги своими вопросами. При этом старательно записывая все в журнал.

— Имя?

— Сыч!

Жирдяй прыснул и снова протер свои очки белым платком.

— Имя скажи!

— Говорю, Сыч!

— Свое настоящее имя скажи сопля! — жирдяй начал краснеть от раздражения.

— Другого имени у меня нет.

Начальник поднял на меня свои свиные глазенки. Пристально посмотрев на меня, записал что-то в свой журнал.

— Где твои родители?

— Нет у меня никого! Уже никого. Был опекун, но как-то раз ушел и не вернулся.

— Имя опекуна? — начальник продолжил свои записи.

— Вам не похуй?

— Чтоо? Что ты там пищишь, сопля ебаная? — глаза начальника полезли из орбит.

— Самойленко! Увести! — заорало это уебище и хлопнуло кулаком по столу.

Вошедший, худой как цапля тип, все в той-же синей форме, за шкирку выволок меня из кабинета и протащив по двору, затолкнул в барак. Я споткнувшись о порог, на пузе влетел внутрь длинной прямоугольной комнаты. Перед глазами возникли ряды двухъярусных деревянных нар. В нос ударил запах свежеструганного дерева. Я поднялся на ноги и осмотрелся. На нарах сидело еще с пяток мальцов вроде меня. Один из них помахал мне рукой. Жмых, лыбился во всю свою пасть. Выше улыбки расплылся обширный фингал под левым глазом. Я подошел к нему и присел рядом.

— Даа! Дела! — многозначительно протянул я, не обращаясь ни к кому.

— Тебя тоже бил этот пидорский начальничек? — Васька придвинулся ближе и стал изучающе рассматривать мою рожу.

— Нет, не бил, но был злой как пес, бля!

— Это я его! — Жмых потер рука об руку.

— Чего, ты его? — я без особого интереса спросил.

— Разозлил! Он мне мозги ебал всякими вопросиками типа: Как твое имя? А я ему — нахуй иди! Он, где живешь? Я ему — хуй нюхай! Так он как вскочит, и в ебло мне как даст! Ух бля как я его разозлил! — Жмых деловито скрестил руки на груди и гордо задрал свою побитую рожу.

— Ну и дебил блядь! — послышалось с дальних нар, — Теперь эта сука нам всем паек урежет! Опять из-за какого-то долбаебнутого героя, голодать! — Ворчун встал с нар и подошел к нам. — Ну че, новички, будем знакомиться?

Я вяло пожал протянутую ко мне трехпалую лапу с длинными когтями.

— Я Мыра! Я тут самый «старенький». А там, Федяй, ниже вон там, Витюня и Коряга!

Пацаны, каждый со своих нар, по очереди махнули нам руками.

— А я, Сыч. А это вот мой кореш — Васька Жмых!

Я поднялся с нар, и пройдясь вдоль комнаты, подошел к окну. Чтобы в него выглянуть, пришлось пододвинуть ближе деревянную тумбу. Забравшись на импровизированную подставку, я высунул нос в зарешеченное окно без стекла. Не впечатленный отрывшимся видом на забор с «колючкой», я подергав прутья решетки, проверяя их на прочность, спрыгнул на пол.

— Че за хуйня? Где мы? И нахуя мы тут? — спросил я Мыру, который все это время молча наблюдал за моими манипуляциями.

— Хуйня эта называется Детприемник. По сути, тюрьма для беспризорников. Жрать, спать — нихуя, работать-дохуя! — компетентно ответил Мыра, и со всех нар дружно заржали во все глотки.

— И че за работа? — я снова присел на нары.

— О! Вам охуенно понравится! На рассвете, после типа завтрака, нас ведут к руинам многоэтажек, и мы там целый день, обтесываем старый кирпич. После, ближе к вечеру, этот кирпич грузим на подводы. Норма в день с рыла, полная подвода. А это ох как дохуя! Потом типа «домой», то есть сюда ведут, ужином подчюют и баиньки. И такая поебень, каждый день! — закончил рифмой свой рассказ Мыра.

— Чего не сбежите? В развалинах же не трудно!

— Ну конечно! Чтожь мы то серые головы не догадались сьебаться в руинах! — съязвил «трехпалый», — Только дураков немаем! Там автоматчики на страже нашего брата, стоят, бдят! А если кто и затерялся, и по команде строиться не вышел, так нас всех потом ночами пиздят эти «синенькие»! А они дообрые мастера до такого дела! А беглеца потом один хуй ловят. Как? Сам не знаю! Но все, кто пытался сьебаться, вон там, левее параши висят родимые! — Мыра указал пальцем на противоположную стену, вероятно в направлении виселицы.

— Как висят? — Жмых аж подскочил с нар.

— Ясно как, за шею бля висят! И брат мой там весит… — Мыра сел на тумбу и сокрушенно покачал головой.

— Это че же они суки, прям за побег вешают? Ебать, ну и власть пидорская! — Жмых сел рядом со мной и подпер руками голову. Я только сплюнул на пол с досады. А утром к нам в барак затолкали сильно избитого Слона.

Работая от зари до зари, и терпя регулярные побои от стражи, я провел в детприемнике больше полу года. Затем в начале мая, меня забрал Семен.

17

Вот и утро. Я снова на своем чердаке. Эх, а всё-таки заебись, что мы с Семеном и Дашкой сюда переехали! Воздух то какой! Рядом речка, не широкая, но глубина есть. И рыбы много! А как я славно поохотился, ух! Удалось изловить двух больших зайцев. Одного я съел сам, а второго отдал Семену, который вернулся домой под утро, немного раньше меня. Он был рад и поблагодарил меня, как он умеет. Сказал что я молодец, и как настоящий добытчик, забочусь о своей семье! Мне было очень приятно слышать такие слова в свой адрес. Я даже загордился собой! Жаль мамы с нами тут нет. Она бы тоже оценила! А Дашка, при виде окровавленной заячьей тушки, скривилась и фыркнув упездовала в свою комнату.

Я вам не рассказывал про маму и про Дашку? Вот блядь! Ну тогда, слушайте!