Обманный Дом

Воздух на равнине был прохладный, хотя ветер здесь не дул. Земля была усеяна осколками чёрного янтаря. Они тускло поблёскивали, словно упавшие звезды, хранившие жалкие остатки былого великолепия. Анархисты шли по пустоши несколько часов, и к тому времени, когда они приблизились к одинокому дому, у Лизбет от холода онемели пальцы и уши.

Они прошли по усыпанной щебнем дорожке, озарённой зеленоватым светом единственного фонаря. Дом был поменьше Малого Дворца, он был высокий и узкий. Из единственного прямоугольного окошка лился зловещий красный свет. Анархист, пожалевший Лизбет, тяжело дыша от усталости, опустил девочку на дорожку и крепко, до боли, сжал её руку. Они подошли к. высокой двери с вставленными в створки витражами из квадратиков красного и синего стекла. Сквозь стекла пробивался свет.

Один из анархистов постучал. Появился мужчина с фонарём и револьвером.

— Мы привели девчонку, — сообщил один из анархистов.

— Входите. Он ждёт.

Лизбет провели в тесную, полутёмную прихожую, затем — по лестнице вверх, а потом бросили одну-одинешеньку в маленькой комнатке и заперли на ключ.

Комнатка была, в общем, обыкновенная. Дощатый пол, на одной из стен — невесёлая картина с тусклыми серыми цветами. Посередине стоял стол, возле него — стул. На столе неприятным зеленоватым светом горела трубка овальной формы. Её свет мерцал и выхватывал из полумрака странные машины, состоявшие из свитых спиралями трубочек, цилиндрических резервуаров, линз, шаров и механических рук. Изнутри машин к потолку с тихим шипением вырывались клубы пара. Ещё на столе лежала тяжёлая каменная плита с изображением херувима и множеством значков.

— Добро пожаловать, — прозвучал голос из темноты, и Лизбет в страхе вздрогнула. — Добро пожаловать, Лизбет Пауэлл. Я — хозяин этого дома, Человек в Чёрном.

Девочка всеми силами всматривалась во мрак, но никого не видела.

— Прошу вас, сэр, отпустите меня домой. Я ничего плохого не сделала.

— Ты никогда не вернёшься домой. До конца дней своих ты будешь жить в этой стране, в этом краю Кромешного Мрака, потому что отец твой продал тебя за бесценок.

Лизбет горько расплакалась. И словно в ответ на её слезы из-за странных машин вышла тень, и к ней подошёл Человек в Чёрном. Он и вправду был весь чёрный, в широком плаще, и казался не настоящим человеком, а силуэтом.

— Прекрати плакать, — приказал он и протянул к Лизбет желтоватую руку.

Девочка в страхе вскрикнула — рука прошла сквозь её грудь. Она не почувствовала боли — только леденящий холод. А когда Человек в Чёрном отнял руку, в ней что-то пульсировало. Как ни велик был страх девочки, её слезы мигом высохли. Человек в Чёрном отступил в темноту и проговорил почти шёпотом:

— Я забрал твоё сердце, а с ним — и твою душу, и ты никогда, никогда не познаешь любви. Все это отнято у тебя. Ты будешь жить в тоске, в скучном подобии дома, и всегда будешь одинока. Годы будут проходить, и никто не вспомнит о тебе, потому что все будут считать, что ты давным-давно умерла. Но мы сделаем тебя своей принцессой, королевой анархистов, и выстроим для тебя дом более величественный, чем Эвенмер, и более чудесный. Мы захватим и покорим Высокий Дом, мы разрушим его, и из его свай и камней построим собственный.

Он шагнул ближе к девочке. Лизбет в ужасе прижалась спиной к столу, а Человек в Чёрном надел ей на шею кулон.

— Когда ты вырастешь, — сказал он, — ты станешь самой великой женщиной в мире и все будут поклоняться тебе. Это украшение — первый холодный камень взамен отнятого у тебя сердца.

На серебряной цепочке тускло поблёскивал камень — ониксовое сердечко не больше ногтя на большом пальце Лизбет. Сердечко было заключено в стекло.

— Оно такое маленькое, — всхлипнула Лизбет. — Это сердце ребёнка.

— Другого тебе никогда не будет дано.

— Лучше бы вы вернули меня домой, — вдруг разозлилась Лизбет. — Хозяин Андерсон разыщет меня и заставит вас заплатить за все.

Но Человек в Чёрном только рассмеялся сухим безжалостным смехом.

— Да? А ведь это Картер Андерсон организовал твоё похищение.

Затем он исчез во мраке. В комнату вошли другие анархисты, увели Лизбет, накормили безвкусным ужином, а потом уложили спать в серой тусклой комнате, и она плакала, пока в тоске и изнеможении не уснула…

Вот так вышло, что Лизбет стала жить в Обманном Доме. Ей было позволено беспрепятственно ходить по дому, запрещалось только наведываться в запертую комнату на самом верху, где жил Человек в Чёрном. Заперты были все двери, что вели из дома наружу. Лизбет не нашла в доме ни одного окошка, не обнаружила даже витража в двери, который заметила, когда её привели, а холодные серые анархисты разговаривали с ней только в случае необходимости.

После того как девочка провела в доме почти неделю, её вывели в огороженный забором сад, вымощенный серым кирпичом, с некрасивым фонтаном в центре.

— Можешь посадить тут что захочешь, — сказали девочке анархисты и дали ей семена, но из семян выросли только ежевика да репейник.

Другой бы на месте Лизбет отчаялся, да и она какое-то время горевала, но шли недели, а она все не верила в ложь своих похитителей и решила притворяться паинькой, но все время думала о побеге. Лизбет стала ухаживать за ежевикой и репьями так, словно это были розы, и хотя только она находила свой сад красивым, для неё он был самым настоящим. За годы сад разросся и стал больше, хотя девочка ни разу не видела здесь никого с молотком или пилой, никогда не слышала стука топора плотника,

И вот как-то раз, подслушав разговор анархистов о том, что ручей, бегущий за садом, течёт до самого Эвенмера, Лизбет придумала план. С этого дня, как только ей удавалось украсть бутылку из-под вина или ещё от чего-нибудь — главное, с пробкой, она писала записки, вкладывала их в бутылки и опускала в ручей. Она всегда адресовывала свои записки Даскину Андерсону. Она думала о том, что раз уж теперь у неё нет сердца, которое она могла кому-то отдать, то пусть она хотя бы сосредоточит на ком-то свой разум. Может быть, Даскин когда-нибудь узнает о том, что её похитили, и спасёт её — прекрасный Даскин Андерсон со сверкающими глазами и блестящими светлыми волосами. Спасёт и вернёт её к графу и Саре в Малый Дворец, где она будет жить до конца своих дней.

ФОНАРЩИК

За стенами Высокого Дома завывали ветра. Они стонали в дымоходах, свистели под кровлями, порывами налетали на каменных горгулий, грифонов, ангелов и монахов, осыпали их снегом, отчего скульптуры становились бесформенными. Зимняя вьюга стенала непрерывно, тянулась к добыче холодными, острыми клыками. Поля были погребены под толстым снеговым покрывалом, пруды замёрзли на уснувших деревьях повисли снежные бороды.

Картер слушал ветер и тревожился из-за его злобы. Стоны вихрей были подобны воплям неупокоенных мертвецов. Однако тревожиться из-за ветра, а также из-за отсутствия Чанта не стоило. Картер сидел у камина в глубине большой беломраморной ниши. Пламя согревало узорчатые изразцы на стенах и персидские ковры королевского пурпурного цвета с рисунком в виде золотых подсолнухов, лежащие у него под ногами. На столе перед Картером лежал открытый том «Лилит» Макдональда, а он разглядывал дубовую доску, стоявшую на камине и изображавшую замок с тремя башнями. Из самой высокой башни высовывалась рука в латах, державшая меч, внизу были выбиты слова: «Горе тому, кто посягнёт». Картер сидел так, что ему была видна только часть надписи, но резной барельеф стоял на этом месте испокон веков, и Картер с детства помнил эти слова.

— А вот буря посягнула, — негромко пробормотал он, думая о бескрайних просторах Эвенмера, о его башнях и крышах, погребённых под снегом. — И кто посягнёт на неё?

— Ты сам с собой разговариваешь или призываешь духи предков? — послышался голос неподалёку.

Картер улыбнулся Саре, вошедшей в столовую и вставшей у камина. Сара грела руки у пламени. На ней были зелёная блузка и простая юбка, а также короткий жилет с богатой вышивкой, отороченный и подбитый мехом персидской овцы. Волосы цвета воронова крыла были стянуты на затылке в пучок, и из-за этого глаза Сары казались больше. Она улыбалась, но Картер заметил, что глаза у жены заплаканные.