Кулаком и добрым словом (СИ)

— Чего раскисли как кисельные бабы. Вы в походе или как? Войско или где?

Усталые дружинники вяло улыбались, даже не пытаясь выглядеть живее. Проклятая жара измотала: под доспехами можно железо плавить, а под шеломом мозги только что из ушей не текут. Воевода побагровел, увидев столь явное не повиновение. Его усы встопорщились, словно у разъярённого кота. Набрав полную грудь воздуха, он рявкнул:

— Равняйсь! Всех по приходе в Киев в пастухи разжалую, будете из конюшен навоз выгребать до конца дней! Мало получали от меня на орехи — да видно не в коня корм!

Уныло огрызаясь, дружинники начали выравнивать строй. Первыми заметила выходящее из леса войско вездесущая ребятня. С криками и визгами они разбежались по домам. Взбудораженные ребятней взрослые тоже начали выходить на улицу. Даже дряхлые старики выползли из домов. Заметив в толпе молодых сочных девок, дружинники расправили плечи, гордо подняли головы, словно бы и не они только что висели в сёдлах как слизни. Такая разительная перемена не укрылась от глаз воеводы, и была им отнесена на свой счет. Он пришпорил коня, заставляя бедное животное ускорить ход. Конь вздохнул и неохотно перешел на рысь. Дородный всадник направил коня к городским вратам. Из распахнутых ворот навстречу ему вышел немощный седой старик с трясущейся головой, ведомый под руки челядью. Резко осадив коня, воевода легко спрыгнул на землю. От мощного удара земля колыхнулась: воевода был в теле, а с доспехами весил неимоверно много. Конь, освободившись от такого груза, радостно заржал и взвился на дыбы, за что тут же получил по морде.

— Стоять! — проревел воевода, дернув коня за узду.

Затем он шагнул к старику, протягивая скреплённую печатью грамоту.

— Князю Томиславу от светлейшего князя Владимира!

Седой старик взял протянутую грамоту. Покрутил её в руках, видимо не зная что с ней делать. Здоровый улыбающийся детина — сын князя, ласково забрал у старика грамоту. Обернувшись к воеводе, виновато развел руками:

— Батя совсем стар — не понимает ничего!

Передавая старика на руки слугам, он превратился в надменного властелина:

— Уведите князя! И смотрите у меня!

Затем княжич подозвал к себе челядника и приказал:

— Савка, беги за волхвом!

Воевода, проводив цепким взглядом старого Томислава, оценивающе посмотрел в глаза молодого княжича и спросил:

— Значит, теперь ты здесь голова?

— Да! — важно надувшись, ответил наследник. — Я — Болеслав, единственный сын князя Томислава! Это моя вотчина!

— Я — Претич, — представился воин, — воевода князя Владимира! Если место Томислава твоё, то все его обязательства, тоже твои!

— Какие обязательства? — притворно удивившись, спросил молодой княжич.

Воевода усмехнулся в усы:

— А не забыл ли ты, князь, что все вы данники князя Киевского? А не забыл ли ты еще и то, что должен дань Киеву за шестнадцать лет? А то окопались тут, как свиньи в лесу! Видать сытно у вас тут и спокойно. Вон, князь с Больших Горынь постоянно жалуется, что его земли ляхи щиплют, людей в полон угоняют! А вам, погляжу, хоть бы хны! Ну, ничего, мы это дело в корне изменим!

Детина опешил от столь неожиданных нападок.

— Так что считайте, что вам крупно повезло! — продолжил кричать воевода, не давая княжичу опомниться. — Великий князь добрый, наказывать вас не собирается! А сейчас давай, распорядись, — приказал Претич, запрыгивая в седло, — чтобы накормили нас! И побыстрее!

Пришпорив жеребца, воевода поскакал навстречу своей дружине.

Добежав до домика волхва, запыхавшийся Савка тихонько постучал в дверь костяшками пальцев. Не услышав ответа, он осторожно постучал еще раз: хоть и не князь это, а без стука войти боязно — рассердиться колдун, и будешь до конца дней жабой по окрестным болотам прыгать. Снова никто не ответил. Переминаясь с ноги на ногу, Савка мучительно думал, постучать еще раз или вернуться и сказать, что дома нету никого. Вдруг кто-то схватил парня за плечо. От неожиданности челядник чуть было не пустил под себя лужу. Резко развернувшись на пятках, Савка увидел перед собой молодого улыбающегося парня.

— Напугал ты меня, Морозко, — облегченно выдохнув, просипел Савка.

— Ага, а ты чуть не обделался! — весело рассмеялся Морозко. — Побледнел! И штаны-то, небось, мокрые?

Савка схватился рукой за портки, но, увидев, что его разыграли, обиженно засопел:

— Гляди, не лопни! Смеяться — все горазды, а вот помочь…

— Ладно, Савка не обижайся, я ж без злобы, — потупился Морозко. — Сам хорош — деда моего как огня боишься! Не пойму только чем он тебя так напугал?

— Все вы, волхвы да колдуны такие, — затараторил Савка, — ошибётесь, слово не так скажете, руками не так поводите, а потом мучайся!

— Чё ты мелешь…

Но Савка не слушал, он возбуждённо махал руками, указывая в сторону городища.

— Я тут с тобой время трачу, а там такое твориться… Дружина киевского князя в селе стоит! Воевода ихний Болеславу грамоту привёз, а читать у нас тока вы могёте! Князь Болеслав волхва к себе требует! Скажешь Силивёрсту, ладно? А?

Савка преданно, словно побитая собачонка, смотрел в глаза паренька.

— А то мне бежать пора, — продолжал он оправдываться, — князь сердиться будет! А то еще выпороть велит!

— Ладно, беги, — согласился Морозко, зная о том, что Савка, да и не только он мучается безотчётным страхом перед Силивёрстом, хотя дед никогда и никому не сделал ничего плохого.

— Ага, Морозко, увидимся еще, — скороговоркой выпалил Савка, и тут же исчез. Морозко постоял еще немного, затем отправился на поиски деда. Лес начинался сразу за избушкой. Войдя в его прохладную тень, Морозко почувствовал облегчение. Летняя жара всегда тяготила парня. Теперь он знал почему. После того памятного похода в лес за украденным младенцем, сила ледяных богов себя ничем не проявляла. Хотя Морозко чувствовал, что она никуда не исчезла, что она стала частью его самого. Может быть, с этим и связано то, что лето в этом году выдалось таким жарким, каким его не помнят даже седые старики. Солнечный бог, чувствуя присутствие противной ему силы, старался укрепить свои позиции к приходу Зимы. Но как бы то ни было, лучше от понимания происходящего Морозке не стало. Добравшись до родника, Морозко застал там Силивёрста, дремлющего на скамейке — родник не иссяк даже этим засушливым летом. От живительной влаги, что шла из глубин земли, несло успокоительной прохладой. Морозко зачерпнул воду ковшом, висевшим рядом на дереве, и с наслаждением приложился к нему. От холода приятно ломило зубы. Вылив остатки жидкости себе на голову, Морозко крякнул от удовольствия. Освежившись, паренек был готов на любые подвиги. Старик, проснувшись, с улыбкой наблюдал за его купанием.

— Дед, ты проснулся?

— А я и не спал, — ответил старик, — так, соснул маненько в благодатной прохладе: птички поют — лепота, да и только. Уж больно всё хорошо, — сказал он потягиваясь. — А слишком хорошо — тоже плохо! А ты чего так быстро вернулся? — нахмурив брови, спросил парня старик. — Я тебе чего делать сказал?

— Да погоди дед ругаться, — остановил волхва Морозко. — К тебе от княжича человек прибегал. Говорит — войско у городища стоит. А Болеслав грамоту получил, только прочесть её не может. Ты ж знаешь, что на селе, и в городище никто кроме нас читать не умеет. Вот за тобой и послали.

— Чье войско-то? — оживился старик, поднимаясь со скамейки.

— Князя киевского, — ответил паренек. — Ну, пойдем что ли?

Старик взял в руки резной посох, окованный железом, и зашагал следом за внуком.

Дружинники разбили лагерь возле речки. Претич сам назначил и расставил караулы, приказав смотреть во все глаза — мало ли что! Часовые завистливо наблюдали, как счастливчики, свободные от караула, сбрасывают с себя ненавистные доспехи, и с радостными криками ныряют в освежающую воду. На утоптанную до крепости камня дорогу, ведущую к городским вратам, ступили двое. Претич, скрестив на груди руки, пристально рассматривал незнакомцев.