Король-Провидец

Я подошел к Лукану и вскочил в седло.

Маран наблюдала за мной, сцепив руки перед собой. По ее улыбающемуся лицу текли слезы.

Я дал шпоры Лукану и поехал по улице вместе с Карьяном. Когда мы сворачивали за угол, я обернулся и увидел ее неподвижную фигурку, едва различимую за туманом, наползавшим с реки.

Война распахнула свою жадную пасть и поглотила нас.

Глава 23

Катастрофа на реке Имру

Генерал Турбери реквизировал все мало-мальски пригодные для плавания суда, чтобы перевезти нас вверх по течению к Чигонару, в верхнюю часть дельты Латаны. Там армия соберется вместе и отправится маршем на восток к границе Каллио.

Я не виделся с Тенедосом. Он находился на флагманском корабле вместе с генералом, но позднее он признался мне, как сильно его раздражала черепашья скорость нашего продвижения.

У меня было мало времени на подобные переживания. Для перевозки уланов понадобилось восемь огромных грузовых барж, предназначавшихся для транспортировки скота. Я постоянно сновал между кораблями на маленькой парусной лодке в сопровождении своего нового адъютанта, эскадронного проводника Биканера, и шкипера-пропойцы, чьи словечки могли вогнать в краску даже закаленных сержантов.

Но как только мы сошли на берег в Чигонаре, я тоже увидел, насколько медленным было наше продвижение. В течение трех недель не было практически ничего, кроме бесконечных совещаний офицерского состава, где рассматривался порядок движения полков, их принадлежность к различным дивизионам, и так далее. По мере того, как в город входили все новые воинские подразделения, неразбериха только возрастала.

Отчасти это можно было понять, поскольку нумантийская армия уже несколько поколений не собиралась в такой мощный бронированный кулак. В конечном итоге в самом городе и вокруг него было расквартировано более ста тысяч солдат, и многих охватывал благоговейный трепет при одной лишь мысли о таком огромном воинстве. Сейчас это звучит смешно, поскольку уже через несколько лет я командовал значительно более многочисленной армией, которая, в свою очередь, являлась лишь частью вооруженных сил императора Тенедоса, но необходимо помнить, что нумантийская армия до сих пор не вела крупных войн и занималась лишь охраной границ и разрешением внутренних споров.

Окончательный порядок движения был следующим. Каждый полк, усиленный до тысячи человек, соединялся с четырьмя другими, образуя дивизию. Пять дивизий образовывали корпус, или фланг армии, которых было всего три – Левый, Центральный и Правый.

Тринадцать элитных полков, вызванных в Никею для подавления мятежа, также были усилены подкреплениями и дополнительными группами поддержки и использовались либо для обходных маневров, либо для прикрытия флангов.

Знойным днем, в самом начале Периода Жары, мы отправились в поход на Каллио: длинная разноцветная змея извивалась по дороге, ведущей к границе. Помню, как меня сердило медленное продвижение Куррамской Легкой Пехоты, но тот шаг был стремительным марш-броском по сравнению со скоростью этого неповоротливого монстра. Меня учили, что хороший солдат должен нести все свои пожитки на спине или во вьючных сумах своей лошади. Если это так, то я маршировал на восток вместе с сотней тысяч идиотов. Я включаю в их число и себя, потому что Маран придумала и сшила для меня новый мундир, а у меня не нашлось мужества отказать ей или оставить свою обновку в Никее. Честно говоря, я даже восхищался отличной подгонкой, шелковыми лампасами, золотым и серебряным шитьем.

Я пытался подвести под свое тщеславие логическое обоснование, рассуждая, что смогу лучше командовать полком, если меня будет легко заметить. Впрочем, я не стыдился – существует ли на свете хоть один кавалерист, ни в малейшей мере не подверженный греху гордыни и суетности?

Мои логические рассуждения рассыпались как карточный домик после того, как Карьян осмотрел мой гардероб и бесстрастным тоном осведомился, где мы будем держать клетки с павлинами, которые понадобятся нам для запасных перьев.

Но все равно мое личное имущество умещалось в двух объемистых кожаных саквояжах, и я пока что оставался наиболее консервативным из старших офицеров.

У солдат были заплечные мешки, у сержантов – сундуки, у легатов – шкафы. Домициусы имели собственные повозки, а за каждым генералом тащился целый караван с добром.

На марше у меня было занятие, отвлекавшее меня от повседневной рутины, так как уланы двигались сами, словно безупречно отлаженный часовой механизм, и не нуждались в присмотре. Маран писала минимум один раз, а иногда дважды в день, и я наслаждался ее письмами по мере их прибывания, читая и перечитывая надушенные послания любви. Меня ожидали приятные сюрпризы: ее муж не стал оспаривать расторжение брака, реакция на ее решение в аристократических кругах оказалась на удивление безразличной, и, наконец, у нее прекратились месячные.

Она также была необычайно откровенной в описании того, что ей хотелось бы сделать со мной, когда и в какой обстановке – в постели, стоя, или в ванной, – когда я вернусь домой. Я ехал с почти постоянной выпуклостью под бриджами и всерьез задумывался о том, не найти ли подходящие кустики, чтобы там постараться избавиться от стыда.

Через два дня похода, когда мы еще могли различить на горизонте невысокие здания Чигонара, я обратил внимание на молодого и очевидно богатого легата, занимавшегося утренним бритьем. У него была собственная палатка, хитроумный складной столик, рабочий стол, стулья и личный повар, готовивший завтрак на плите. Двое сержантов были готовы выполнить любое его желание, а рядом стояла брезентовая ванна. Когда он закончил бритье, из палатки вышла привлекательная молодая женщина в шелковом халате.

Этот легат был не единственным, кто вез с собой любовницу или жену – у одного генерала их было трое . Поскольку он находился в преклонных летах, никто не знал, как он справлялся хотя бы с одной из них, не говоря об остальных.

Прихлебатели, фургоны с провиантом, повозки квартирьеров, быки на убой... все скорее напоминало переселение народов, а не продвижение регулярной армии.

Пока наши лошади месили копытами грязь проселочных дорог, мы с капитаном Петре, чтобы не терять времени даром, вернулись к одному из наших старых занятий, придумывая ту армию, которой нам хотелось бы командовать. Я даже завел записную книжку со схемами и замечаниями, которые нам казались особенно ценными. Это было довольно странным занятием для домициуса и капитана и скорее подобало новоиспеченному легату, но необходимо помнить, что мне было лишь двадцать три года, а Петре – на год больше. С учетом того, что произошло несколько недель спустя, наши размышления вовсе не были пустой тратой времени.

Я встретился с Тенедосом, когда мы встали лагерем через неделю после выхода из Чигонара, и поинтересовался, как идут дела. Он огляделся по сторонам, убедившись, что рядом никого нет.

– Наверное, ты уже догадываешься, что никак, – ответил он. – Никто, даже генерал Турбери, похоже, не понимает, что Период Жары не будет длиться вечно. Нам нужно перейти границу Каллио и разобраться с Чардин Шером до того, как задуют муссоны. Но вместо этого мы лениво ползем вперед, останавливаясь понюхать цветочки в одном месте или послушать птичек в другом... – он помолчал. – Дамастес, в твоей армии есть солдаты, которые знают, как нужно сражаться?

– В моей армии, сэр?

– Прошу прощения. Я только что вернулся с совещания с генералом Турбери, и у меня складывается впечатление, будто мы с ним говорим на разных языках, – он тяжело вздохнул. – Остается лишь надеяться, что в нужный момент все сложится как надо. Да, кстати, можешь поздравить меня. Турбери присвоил мне чин генерала.

Я удивленно заморгал.

– От всей души поздравляю вас, сэр, но... Однажды вы отказались от такого предложения.

– Это было раньше, – ответил Тенедос. – В то время мне хотелось сохранить некоторую дистанцию между собою и армией. Теперь положение изменилось. Есть время наблюдать, и есть время плыть по течению.