Ловец (СИ)

Родовое гнездо Дарков, некогда величественное, ныне переживало не лучшие времена. Потрескавшаяся штукатурка, запустение… Дом был бы, наверняка, весьма привлекателен для привидений, но только не сегодня. Дежурившие под окнами и у дверей газетчики стрекотали вспышками магокамер, выкрикивали вопросы и норовили урвать если не ответ, то клочок одежды. Прорвались мы с боем.

Зато внутри… Мать бросилась сыну на грудь, отец ободряюще похлопал по плечу, а Клим лишь подмигнул брату и закружил меня с криком:

– Я знал, что ты не подведешь! Еще тогда, на гонках это поня..

Он осекся, сообразив, что сболтнул лишнее и тут же исправился:

– Та поня была жуткой, но ты в нее поверила и поставила на нее целый шиллинг! И выиграла.

Матушка с отцом по наивности покрутили головами. Да, они были инфантильны, эгоистичны, как бывают так и не повзрослевшие к старости дети, но они любили и Зака и Клима. По своему, своей странной любовью, но все же по-семейственному, что ли.

Тут окно в гостиной распахнулось, и на подоконнике повис репортер:

– «Имперская жизнь». Скажите, а ваш роман с Хлоей Элгрис начался еще до того, как на нее было совершено покушение? А каковы его причины? Может, это ревность Элгриса к неверной супруге? И что…

Створки захлопнулись так же резко, как и распахнулись, прищемив упавшему репортеру пальцы. Крик летящего тела сменился воплем тела приземлившегося.

– Дует, – невинного пояснил Клим и, когда тональность «летуна» повысилась сразу на несколько октав, младшенький добавил: – О, а это уже сработала сигнализация «Еж Плюс».

– Еж? – зная братца, уточнил Зак.

– Ну хорошо, зомби ежа, – уточнил юный некромант.

–Всего лишь зомби? – не поверил старший.

– Зомби стального дикобраза из семейного музея нежитеведения. Кстати, его иглы почти затупленные и не рассекают плоть до кости.

– А сколько таких милых зомби еще бродит под окнами? – мне стало любопытно.

Клим просиял и перечислил весь арсенал. Я впечатлилась числу чучел в семейном музее, Дарк– старший заметно опечалился. Зато стало понятно, почему журналисты еще не влезли во все окна и двери.

– Что мы будем делать дальше? –спросила я у Зака.

– Жить. Просто жить дальше.

Словно вторя его словам, в стекло настойчиво постучал вестник. Грач сжимал в клюве послание. Клим, открыв створку, впустил механического вестника.

 «Ваша рецензия готова. Можете заглянуть ко мне сегодня и забрать свою диссертацию.

С уважением, Карлос Ренье»

– Вот видишь, в мире не всем есть дело до сенсаций и репутаций, – прочитав записку, Зак ободряюще обнял меня за плечи. Магистр Ренье один из тех, кому абсолютно безразличны все светские пересуды.

Я не буду прятаться от газетчиков за стенами дома. Не дождутся. Загляну к профессору обязательно, только переоденусь.

– А можно с тобой? – все же оставаться наедине с Дарками было неловко, а имя рецензента мне было до боли знакомо.

– Конечно.

«Переоденусь» затянулось. Сначала я не нарадовалась ванне, потом из окна второго этажа по очереди сиганули три журналиста и одна ожившая норковая шапка (Клим развернулся вовсю, видимо, его дар некроманта обещал минимум уровень штормовика). А потом мисс Дарк предложила выбрать мне один из ее нарядов для визита к господину Ренье.

В итоге к магистру мы оправились далеко за полдень.

 ОН

Наконец–то очередной его эксперимент увенчался успехом! Дух, вселенный в юное тело, не просто в нем укоренился, но и сохранил при этом память. Правда, его «эталонный образец» грозил вот–вот умереть… Последнего нельзя было допускать ни в коем разе. Особенно теперь, когда осталось сделать всего лишь шаг.

Очередной приступ скрутил его. Резко, стремительно, грозя забрать с собой по путям лабиринта. Он упал на ковер, смахнув со стола папку с отчетами и разлив чернила на пестрый ковер с плотным ворсом. Его ноги и руки дергались в конвульсиях, тело выгибалось от боли. И все же, спустя несколько минут, показавшихся ему вечностью, приступ закончился, оставив в память о себя тремор в руках и липкий вкус во рту. А еще – несколько синяков на бедре и правом боку: так его тело отметило встречу с полом.

– Медлить нельзя. Совсем нельзя, – он старался говорить твердо. Не важно, что пустому кабинету, где кроме него не было никого. – Завтра я могу не пережить еще один такой приступ.