Коромысло Дьявола (СИ)

«Эх, мне бы силу да точность литовского адепта, я б тебе, лахудра, отделил козлов от баранов, из рака ноги!»

Филипп отступил на пару шагов, прикрылся ментальным щитом инквизитора, собираясь с духом и силами. Черная вдова внаглую воодушевилась, напряглась, стала пробовать прочность удерживающих ее уз, физических и теургических. И тут сызнова вступила в дело кавалерственная дама-зелот Вероника, многозначительно поигрывая никелированным револьвером-инъектором.

— Давай-давай, моя миленькая. Только и ждем, все глазыньки проглядели, когда же ты нам во всей красе суккуба покажешься. Слаба ведь плоть человеческая, ох слаба…

Свастику посолонь хочешь, ненаглядная? Слева-справа по яичникам, в сись-пись, по всей ростовой фигуре? Так мы завсегда пожалуйста по твоему демону «катящееся солнышко» пустим в два ствола.

Единым духом, ей-ей!

Ведьма мигом окаменела, замерла и подчеркнуто бессильно расслабилась в тетрагональных путах. Как видно, подыхать в демонском обличье ей не очень-то хотелось. Меж тем, в человеческом виде, — она знала и надеялась, — можно рассчитывать на определенное снисхождение, религиозное всепрощение и кое-какое человеколюбие, что проповедуют ныне рыцари и дамы ордена Благодати Господней.

Для этого у нее имелись оправданные основания. Тем более преисполненный коварства инквизитор оставил ей маленькую тень надежды в бестеневом свете ярких ртутных ламп:

— Ни я, ни Господь наш Триединый вряд ли нуждаемся в твоем покаянии, нечестивое творение. Все же прощение возможно в неизреченном благорасположении Господнем. Посему мы предоставим тебе время и возможность осознать твои смертные грехи и в некоей мере раскаяться в содеянном.

Соблаговолите учинить намеченную процедуру, Вероника Афанасьевна. Прошу вас, кавалерственная дама-зелот…

Вероника изумленно («ей-ей!») воззрилась на Филиппа, негаданно начавшего главенствовать в акции. Тем не менее повиновалась и приступила к непосредственным манипуляциям по обезвреживанию черной вдовы.

«Богородица, царица-матушка, он же произвольно от литвинского прикрытия силу перекачивает! Никого не спросясь. Ну дает копоти, неофит!»

Могучая теургическая поддержка инквизитора Филиппа, фундаментально усиленная близким присутствием рыцаря-адепта, ей гарантирована. Вероника отточенными движениями заменила несколько фармацевтических унитарных зарядов в револьвере и со зловещим щелканьем крутанула барабан. «Ща-а-с, сучка, мы тебе устроим прошмандец! Вкрутую…»

Инквизитор Филипп немного отошел поодаль. В обманчиво беспечной вольной позе безучастно прислонился к двери ванной комнаты. Ситуацию он не выпускал из-под контроля и держал удобный сектор обстрела. «В случае оперативной необходимости. По обстановке».

Несгибаемый рыцарь-инквизитор бестрепетно выслушивал должные хирургические и операционные разъяснения дамы-зелота. Быть может, доктор Ника психологически готовит как бы то ни было ей подопечного неофита. То ли словесно настраивает себя саму, то ли бесовскую пациентку на предстоящие муки и вивисекции жестокого экзорцизма?

— Слово «пациент», моя миленькая, означает «терпеливый». Ох больно и мучительно изгонять бесов, чтоб ты знала. Без неуместной для тебя анестезии.

Ожидает тебе, милашка, полное хирургическое удаление малых половых губ и купирование, подрезка больших с последующим иссечением стенок влагалища. Резаные края мы аккуратно соединим и зашьем. Я тебе только дренаж для мочеиспускания оставлю, потому что с женскими менструациями ты знакома лишь теоретически.

Сама знаешь: у тебя все-все быстренько зарастет, чистенько заживет, регенерирует, надежно закупориться… Станешь ты у нас опять, так сказать, чиста и девственна…

А чтоб у тебя, нечестивого творения, не возникло пошлое желание заново как-нибудь раскупорить сосуд зла, чтоб ты и думать о сексе-коитусе страшилась, предписано тебе испытать ранее тобой непознанные женские родовые муки.

Страшно, чать? О вижу, ты совсем готова, моя миленькая! У тебя кровь быстрее сворачивается, скелетные мышцы красивенько релаксируют… Приятненько иметь дело с такой послушной пациенточкой. Но рожать ежиков колючих ты, ведьмочка, у нас равно станешь в адских муках. Как положено нечестивому творению. Не раз и не два… Чтоб и думать, вспоминать боялась о пагубном сосуде зла промеж ног!

Кстати, одна колдунья-задрыга у меня как-то раз загнулась уж на третьих родах. Ты же у нас и пятого, и шестого ежика выдержишь. Молодецки шестериком опростаешься…

Филипп нейтрально отметил, как Вероника метко выстрелила шестью фармацевтическими зарядами в нижнюю часть живота ведьмы в четкой конфигурации гексаграммы.

Но до окончательного проявления на теле черной вдовы «Звезды царя Давида», призванной вовек ее запечатать было еще не скоро. И уж подавно для объекта экзорцизма, получившего от инквизитора страшное заклятие вогнутого времени. Краткие минуты конъюративного ритуала восстанут для нее долгими часами, днями, ночами ужасных родовых мук и схваток…

Позднее Филипп не очень-то любил вспоминать об увиденном в ту ночь. В отличие от доктора Вероники, он не обладает профессиональным акушерским опытом, заставляющим притерпеться к родовспомогательной неприглядности. А тогда и вовсе не желал таковой наглядно приобретать. Пусть его соратница не преминула в деталях комментировать жуткий процесс, разрывающей тело и душу роженицы. В назидание всем и каждому, как неизменное жестокое напоминание о первородном грехе праматери Евы.

— …Опаньки! Из тебя уж третий ежик пошел, моя миленькая. Ну тужься, тужься…

Пущай! Вот и наша долгожданная печатка-звездочка проявляется…

Осталось нам только тебя, милашка, закупорить чисто-начисто хирургически… Эт-то мы лихо спроворим…

Эк тебя гнет, колбасит, вдовушка ты наша разлюбезная…

Непоколебимый инквизитор Филипп видел, как в нижней части живота и на лобке черной вдовы, твердой рукой размеченных шестью выстрелами дамы-зелота, понемногу проявляются очертания «могендавида». «Почти запечатано нечестивое творение».

Вскоре теургическая «Звезда Давида» станет похожа на обыкновенное клеймо-татуировку в интимном дамском месте, обычно скрываемым от посторонних взглядов… «Наконец-то, Господи Иисусе милосердный! Хоть передохну. Устал безбожно. Нике тоже можно посочувствовать…»

Немного погодя Филипп опять себя ощутил неофитом, ассистирующим опытной даме-зелоту. В тот момент измученная и постаревшая Вероника неприятно ему напомнила тетку заведующую поликлиникой, некогда увиденную им в детстве. У его напарницы был такой же самовластный вид человека, привыкшего деловито, хладнокровно, безлично и апатично распоряжаться жизнью и смертью всякого, попадающего к ней в руки, на хирургический стол, под скальпель в операционном поле…

«Ничего личного. Дело есть дело. Процессуально, дамы и господа…»

В самом разгаре процесса гинекологической хирургии Филипп подошел к Веронике и абсорбирующей салфеткой мягко промокнул у нее пот на лбу. Он было подумал прикурить для госпожи главного хирурга сигарету, дать ей пару раз затянуться. Но счел такой жест излишним. «Пускай заканчивает ее кромсать и штопать по быструхе».

Тело черной вдовы также значительно постарело. Если ранее оно представлялось от силы двадцатилетним, то сейчас спокойно тянет не меньше, чем на сорок лет ее беспутной бесовской жизни.

Когда дама-зелот Вероника вернула умиротворенный и запечатанный объект под общий наркоз, Филипп глуповато, снова как неофит, спросил:

— Что теперь с нею будет, Ника?

— Точно не скажу. Сие решать клеротам Сибирской конгрегации. Возможно, поместят в кунсткамеру в качестве наглядного пособия для начинающих неофитов и ноогностиков…

Может, в живом весе к другим уродам… Либо в мертвом, закатанную под оргстекло… Или куклой-манекеном в затвердевающем пластике, введенном в тело как бальзамирующая жидкость…

Давай-ка, братец Фил, передохнем и перекурим это дело. Нам еще кое-что остается сделать. Сверх плана… Я тут надумала… Чтоб добру не пропадать, коли его зло нам предоставляет.