За краем поля

   - Что это за условия? - причитала госпожа Важич, размахивая отобранным у другой дамы розовым зонтиком. - А вдруг здесь чахоточные? Видите, как министр финансов странно кашляет, спрятавшись за гобелен? Я требую немедленно связаться с Замком! Пусть сын заберёт хотя бы Дильку, бедная девочка и так натерпелась в ваших ужасных ступах. Попомните моё слово, он так просто такое не оставит! У нас же единственное продолжение рода... Ах, видел бы это мой Арти!

   Женщина вытянула из сумочки кружевной платок, театрально высморкалась, запихнула в карман стоящего в дверях инквизитора и прежде, чем тот успел отреагировать, метнулась к беременной родственнице:

   - Дилька! Ну сколько раз я говорила тебе не сидеть на сквозняках, ещё застудишь что-нибудь!

   В приступе острой заботы невестку одарили сдёрнутым с кого-то пледом и тут же подбежали к прикрытому оконному проёму, ещё раз проверить ставни. После этого ожидалось небольшое представление по поводу ужасной планировки зала и нерадивых строителей-бракоделов, но почтенная вдова вместо склочного брюзжания вдруг горделиво заметила:

   - А что я говорила? Арни нас так просто не оставит в этом жутком здании без каких-либо удобств для будущих родителей! Видите, уже прислал за нами транспорт!

   От её слов ратишанское сословье встрепенулось и устремилось к окнам с такой несоответствующей высокому статусу поспешностью, что самых расторопных в общем наплыве едва не вынесло наружу вместе с рамами и заговорёнными решётками. Изнывающие в неведенье, они вместо благодарности к своим заступникам-инквизиторам прониклись искренним желанием разнести до основания треклятую башню и с затаённым восторгом ожидали того, кто сможет воплотить их фантазии в реальность.

   - Это же гробник! - восторженно заорал кто-то из приближенных к выпадению.

   Гробником и сильные мира сего, и простые жители Словонищ издревле, точнее со времён царских репрессий, именовали чёрные крытые ступы. Тяжёлые, большегрузные и основательно укреплённые, вплоть до прошивки чистой паламой, они неизменно ассоциировались с появлением карательных отрядов и исчезновением некоторых особо смелых элементов, иногда семей, а в особо запущенных случаях целых домов и улиц. Так что появление его произвело на присутствующих в зале оглушающее впечатление.

   Чёрная тень легла на площадку знамением дурных вестей и куда более дурных событий. Огромная, старомодная ступа, почти монолитная в своей простоте и суровости, прорвав завесу пепла и остаточных шумов, медленно опускалась перед некогда белоснежной башней Совета инквизиции. Агрегат был стар и с трудом справлялся с выставленными на подступах многослойными барьерами, издавая душераздирающие скрипы и треск. Могло показаться, что жуткая конструкция вот-вот рассыплется кучей деталей прямо к подножью высокой парадной лестницы. Могло, но отчего-то не казалось. Зрителям напротив, вспоминались всё больше мрачные картины тотальных зачисток, нагоняя трепет и отчего-то уважение. Особенно ими проникались сами инквизиторы, доподлинно знавшие сложность защитного поля и количество энергии, влитой в него. Любой чародейский артефакт должен был немедленно лишиться всего заряда, а относительно живое существо - сознания. Ступа же летела, несмотря на преграды, а никак не падала, чего в тайне ожидали владельцы барьера.

   Днище ужасной конструкции тяжело, почти измученно коснулось парадной площадки, чуть проскребло, выбивая крошки из дорогой плитки, и, не дотянув до бортика фонтана каких-то жалких пару локтей, благополучно отвалилось. Сама ступа по инерции пролетела ещё немного и грузно осела, отчаянно скрипя уцелевшими бортами. Эдакий конфуз нисколько не уменьшил её грозности и величия в глазах зрителей, напротив, добавил появлению пикантного драматизма. Края зачарованного чёрного брезента, стоически держащего форму гроба, приподнялись, являя прильнувшим к окнам соглядатаям фигуру сильно потрёпанного жизнью мужчины. Он не был облачён в шелка и золото, и сияющий боевой костюм не облегал гордо расправленную спину. По правде, со стороны появившийся больше походил на рядового ополченца после массированного штурма, а не благородного мстителя. Следом из гробника вывалилось с дюжину таких же непрезентабельных молодчиков и окружило транспорт.

   Араон Артэмьевич Важич даже в самые загульные времена не выглядел столь паршиво и одновременно величественно. Грязный, растрёпанный с наспех замазанными ранами и свежим соцветием синяков. Некогда первоклассная защитная куртка болталась невнятными лохмотьями на понурых плечах, топорщась выдранными пряжками. Один рукав её обгорел и оплавился каким-то безобразием, второй и вовсе был оторван по шву, оголяя повреждённую руку с замысловатым рисунком воспалённого шрама. Издали он походил на клеймо уродливое своей изящностью, но молодой чародей совершенно его не стыдился, горделиво демонстрируя миру свою "принадлежность", хотя, скорее всего, у него просто не было другого выбора.

   Главе Замка Мастеров сейчас безумно хотелось рухнуть где-нибудь под ближайшей скамейкой и отключится от царящего безумия на недельку-другую (о чём явственно свидетельствовало выражение лица) или хотя бы напиться. Вот только статус хлебать прямо из фонтана не позволял, а захватить с собою фляжки никто, разумеется, не додумался. Арн вынужден был признать, что и раньше-то не особенно утруждал себя работой мысли, за что и расплачивался сейчас ноющей болью во всём теле и чуть помутившимся сознанием. Первый шаг дался ему с большим трудом. Настолько большим, что молодой человек в тот же миг пожалел, что вообще додумался до такой гениальной идеи. При подлёте к родному городу она действительно казалась сродни просветлению; глядя же на здание своих извечных врагов, чародей серьёзно задумался над тем, что было источником эдакого света.

   Главные двери башни Совета инквизиции в виде громадных устричных створок были закрыты, но в щели между ними отчётливо просматривались чьи-то силуэты. Никто не решался покинуть подпорченную взрывом твердыню, так что молодой человек при желании мог не только напиться из фонтана, но даже помыться и простирать грязные штаны. Вряд ли кто-либо попытался бы его остановить. Господа инквизиторы не привыкли страшиться презренных чародеев, вот только в сложившейся ситуации по-другому не получалось, и руководство активно спорило: как именно следует намекнуть Главе Замка, что его родня находится в их распоряжении, чтобы при этом остаться в живых. Терпеливым и рассудительным младший Важич не выглядел и доверия не внушал. Если бы кто-либо из белых плащей догадывался насколько разнится количество энергии, оставшейся у них в запасе после этой ночи, то, не сомневаясь ни минуты, попросту стёрл бы с лица земли малолетнего выскочку. Однако предположить такое не позволяла решительность, с которой молодой чародей пересёк двор и стал подниматься по главной лестнице. Все понимали, сейчас что-то случится, только в отличие от закрывшихся в башне инквизиторов, Глава ещё и осознавал, что его в любой момент могут просто пришибить любым случайным заклятьем. Наверное, именно поэтому выражение его лица было бесстрастным и подчёркнуто торжественным, чтобы никто до применения чар даже не додумался.

   Дойдя до верхней площадки, Араон Артэмьевич обернулся и эффектно щёлкнул пальцами здоровой руки. Голос, многократно усиленный заклятьем, потянувшим едва ли не последние крохи оставшейся энергии, раскатами грома разнёсся под сводами защитной сферы:

   - Именем Могуча Межмирного, покровителя и защитника всех чародеев, я, Глава Замка Мастеров, беру под своё начало Совет инквизиторов!

   Звук эхом пронёсся по площади, сотряс белоснежные стены башни и, проскользнув вдоль коридоров, растаял где-то в глубинах обширного подземелья. По здравому рассуждению, в этот момент должна была состояться бесславная кончина самого перспективного чародея своего поколения. Однако здравости сейчас серьёзно не хватало не только Важичу, но и шокированным смелостью подобного заявления инквизиторам: створки дверей медленно раскрывались. Выходящие из башни люди хранили молчание, угрюмое, настороженное, будто от любого резкого движения готовы были броситься наутёк.