Луна над Лионеей

Через несколько минут ее охватило отчаяние, невыносимое настолько, что Настя вернулась в начало списка и ткнула в надпись «Армандо»… Но чуда не произошло.

Точнее, оно произошло, но только не так и не с тем. Так обычно и происходят чудеса; собственно, поэтому они так и называются – чудные дела, непредсказуемые и неконтролируемые.

Когда все номера оказались недоступными, Настя увидела на дисплее незнакомый номер. Она едва не нажала его автоматически, но потом решила посмотреть дату внесения номера в записную книжку. Дата ей ничего не сказала. Конец февраля. Так много всего происходило в это время, так плотно были набиты событиями недели и дни, что Настя даже не вспомнила, где она была в это время – в Лионее, в Праге, в Берлине?

Поэтому она нажала на кнопку «вызов», не ожидая ничего, кроме серии долгих гудков или автоматического отказа в связи.

Однако ей ответили.

– Здравствуйте, принцесса, – сказал кто-то. Голос был женский. Или нет. Голос был горгоний.

Настя отключила телефон. Ей нужно было подумать, но никто не собирался предоставлять ей тайм-аут, и в то время, когда Настя спускалась по лестнице, снизу, навстречу ей, вдруг взлетели испуганной стаей крики, и не требовалось распознавать слова, чтобы понять – что-то случилось.

Что-то очень плохое случилось.

8

Она бежала по лестнице, громыхая амуницией, когда вдруг рация на бедре запищала и замигала красным огоньком.

– Принцесса?

– Я! – выкрикнула она как на перекличке.

– Где вы?

– Тут! То есть…

– Прорыв на северном направлении…

– Что? Какой прорыв?!

– …так что если вы поблизости от северного входа, уходите…

Настя была в Южном крыле, так что можно присесть и подождать, пока сердце перестанет бешено колотиться. Между тем, даже здесь, в Южном крыле, было слышно, как дворец наполняется новыми, неслыханными прежде звуками, которые грязной волной вливаются в него через северный вход и растекаются по всему первому этажу: топот сотен усталых ног, удары лопат и ломов, камней и палок. Что-то трещало и падало, скорее всего, это была мебель, выставленная как заслон на пути штурмующих, но отсюда, со стороны, эти звуки приобретали иной характер – казалось, что весь мир трещит по швам.

Настя завороженно прислушивалась к этим звукам, потом встала и пошла в Северное крыло.

Когда что-то случается с нами в последний раз, мы, как правило, не знаем этого. За очевидными исключениями, типа – если вы собрались выбросить старые туфли, то можете заранее сказать себе: «Сегодня я надела этот древний ужас в последний раз». И, скорее всего, вы не ошибетесь.

Но сейчас речь не о туфлях. Отложив в сторону рацию, вытянув ноги и прислушиваясь к замедляющемуся ритму собственного сердца, я не знала, что это происходит со мной в последний раз. То есть – это моя последняя возможность просто присесть на пыльное кресло в стиле барокко, отдышаться… Последняя возможность как будто потеряться, спрятаться от всех этих грандиозных и пугающих событий, что происходят слева и справа, сверху и снизу, в Северном крыле и в Южном, внутри дворца и снаружи. Меня никто не видел, я никого не видела. При желании я могла бы свернуться клубком и уснуть здесь же…

Бог знает, когда бы я потом проснулась, а самое главное – где бы я проснулась. И проснулась бы вообще. Хотя, раз уж мы заговорили о снах…

Нет, речь не об этом. Речь о том, что это был мой последний привал, после которого покоя мне уже не достаюсь.

Но я об этом не знала. Поэтому вместо трогательного прощания с мягким креслом и тихим коридором я просто встала и пошла.

То, что было потом, происходило настолько же стремительно и суматошно, насколько медленными и тягостными были дни ожидания катастрофы.

Голос из рации вывел Настю к группе охранников, которые только что отступили от северных дверей, точнее, только что успели убежать оттуда. Некоторые были в крови, и у всех без исключения были бледные от страха лица.

– Что случилось? – крикнула еще на бегу Настя. – Как они прорвались, ведь еще утром…

– К-как? – один из охранников повернулся к ней, и сигарета выпала из его дрожащих пальцев. – Как они прорвались? Х-хороший в-вопрос…

И я знала ответ на него. То есть должна была знать, потому что эта гримаса на лице Гарджели… Он ведь не скрывал свои намерения, он считал себя выше этого. Если бы я чуть внимательнее присмотрелась к волшебнику-недоучке, я бы могла догадаться, что за вальяжными жестами и рассудительными речами прячется все тот же худощавый юноша, которого вел по жизни старший брат, а когда брата не стало…

Когда брата не стало, то худощавый грузинский юноша стал ангелом мщения. Со временем он разжился хитростью и терпением, но все равно нынешний Давид Гарджели по сути ничем не отличался от того Давида Гарджели, который посылал за мной болотных тварей или десантировался с вертолета в Старых Пряниках, чтобы потом разнести дом вампира Макса…

После смерти Покровского и поимки Елизаветы ему было нужно лишь одно, и это одно Давид мог получить, запустив зомби во дворец, даровав Леонарду победу и пригласив на празднование этой победы. Последствия его мало волновали. Он хотел выманить Лох-Несское чудовище, а потому собирался обрушить в озеро каменную глыбу. Насколько сильными будут волны и что при этом станется с рыбацкими лодками – его мало волновало….

– Он п-пришел и сказал, чтобы м-мы открыли ворота, – проговорил охранник, с сожалением глядя на упавшую сигарету. – Я спросил: «Это чт-то, шутка?» Он сказал: «Нет, не шутка». А Казимир, мой напарник, ск-казал, что он видел лица тех т-тварей, что толкутся у дверей, поэтому…

Поэтому Давид Гарджели продемонстрировал своим охранникам маленький фокус и доказал им, что ни в коем случае не шутит. Гарджели был не слишком опытным магом, но знал приоритеты – каждый маг в первую очередь учится обеспечивать себе жизненное пространство, проще говоря – учится делать людям больно. Давид показал небольшой фокус, после которого Казимир ударился затылком об стену, упал и больше не поднялся. Для второго охранника, который потом заикался и тщетно пытался закурить, Давид исполнил облегченную версию трюка, просто сбив его с ног. Потом Гарджели пришлось попотеть, разбирая завалы у дверей и отпирая сами двери – за это время второй охранник успел подняться и вызвать подкрепление. Но когда подкрепление прибыло на место, оно увидело, как рушатся под напором толпы двери и как сотни зомби вваливаются в зал дворца, спотыкаясь, падая, наступая на себе подобных, истово колотя чем попало по стенам и полу…

Охрана пустилась бежать, немного постреляв для острастки по первым рядам штурмующих – занятие бесполезное, потому что зомби даже не заметили, что еще несколько из них упало и умерло. Они постоянно это делали, безо всяких автоматных очередей со стороны.

И, между прочим, насчет лиц. Покойному Казимиру не понравились лица «тех тварей». Я бы хотела отметить, что эти твари были такими же людьми, как сам Казимир, как я или король Утер. Просто они подвернулись Леонарду под руку. Как говорится – оказались в неудачном месте в неудачное время. И превратились в зомби, расходный материал в руках честолюбивого волшебника. Что ж, с каждым может случиться. Каждый из нас может подвернуться под руку честолюбивому деятелю с возможностями, превосходящими среднестатистические. И тогда наши лица помимо нашей воли начинают меняться. Так что будьте бдительны, следите за временем и местом.

Хотя обычно и это не помогает.

Что сталось с самим Давидом, охранники не знали, да их это теперь не слишком интересовало. Они предпочитали думать, что толпа зомби, ворвавшись во дворец, первым делом затоптала Давида Гарджели. Настя так не думала.