Проклятые башни

Лиланте недоуменно уставилась на маленькую ниссу. Но когда до нее дошло, о чем та говорит, у нее перехватило дыхание. Понимаю , – сказала она, подошла к лежащему Томасу, встала рядом с ним на колени и вытащила из мешочка большой цветок.

Хотя лепестки стали коричневыми и сморщенными, они все еще источали слабый аромат. Лиланте поднесла их к носу Томаса, и пряный запах привел его в себя. Его щеки слегка порозовели, он открыл глаза и безучастно посмотрел на Лиланте.

– Ты должен съесть это, – сказала древяница.

Томас озадаченно взглянул на цветок, потом послушно взял его и начал жевать увядшие лепестки. Он не задал ни единого вопроса и не выказал никакого отвращения. С минуту он лежал неподвижно, потом его щеки вспыхнули лихорадочным румянцем, и все тело начало содрогаться. Мальчик закричал, точно от боли, его тонкие руки скрючились, а зрачки начали расширяться до тех пор, пока глаза не стали совсем черными, а не голубыми, как обычно. Он бросил безумный взгляд на Лиланте, потом перевернулся, колотя руками и ногами и неудержимо тряся головой.

– Что случилось? Что ты сделала? – закричала Джоанна и подскочила к нему, хлестнув Лиланте обвиняющим взглядом.

Та ничего не ответила, полными ужаса глазами глядя на бьющегося в конвульсиях Томаса. Она услышала торопливые шаги Мегэн, раздающей приказания и задающей вопросы, потом смотрела, как они уложили мальчика и всунули ему между зубами палку, чтобы он не прикусил язык.

Мегэн обернулась к Лиланте и отрывисто спросила:

– Что ты ему дала? Я видела, как ты его чем-то кормила.

– Это был цветок Летнего Дерева. Мне его дала Облачная Тень.

– Она велела дать его Томасу? – сердито спросила Мегэн.

– Нет, это были ниссы, – перепуганно ответила Лиланте.

Они повернулись и посмотрели на маленьких крылатых существ, порхающих неподалеку. В мерцающем свете только что зажженных факелов их треугольные лица казались странно недобрыми. Джоанна, всхлипнув, сделала охраняющий знак Эйя.

– В его жилах течет кровь Звездочетов! – закричала Лиланте. – Неужели вы не видите?

Мегэн резко обернулась и взглянула на Томаса. Он лежал неподвижно, хрипло дыша. Старая ведьма кивнула.

– Может быть, ты и права, – ответила она.

Томас долго лежал неподвижно и безмолвно, потом сел. Его щеки все еще горели, глаза неестественно сверкали.

– Принесите мне раненых, – прохрипел он.

Первым, к кому он прикоснулся, был Лахлан, но хотя все его раны затянулись и на гладкой оливковой коже не осталось ни следа, он так и не пришел в себя.

– Здесь что-то большее, чем просто физическое ранение, – нахмурился Томас, пробежав пальцами по всему телу и лицу Лахлана. – Он связан черными нитями ненависти, перерезать которые мне не по силам. Он пытается освободиться, но не может бежать. Думаю, его прокляли.

– Прокляли? – воскликнул Дайд.

– Прокляли и предали, – прошептала Мегэн. – Если я выясню, кто это сделал, я наложу на него такое проклятие, подобного которому еще не видела эта земля!

– Как нам снять проклятие? – воскликнула Лиланте, но Мегэн лишь покачала растрепанной седой головой.

– Никак, – отозвалась она. – Какой бы силы ни было проклятие, снять его может лишь тот, кто его наложил.

– Значит, мы должны выяснить, кто это сделал, – закричал Дайд, схватив руку Лахлана и поцеловав ее. – Ох, хозяин, ну кто мог сделать такое?

– Бьюсь об заклад, что если мы отправимся в Эрран, то найдем ответ, – ответила Мегэн, с каменным лицом глядя в темноту.

Всю ночь они пытались спасти тех, кто все еще был жив, и стаскивали мертвых в зловещие кучи между деревьями. Древяники и прочие обитатели леса помогали им, конь-угорь возил носилки через подлесок, корриганы носили раненых на своих широких спинах. Томас ходил среди раненых, возвращая силы и здоровье в их истерзанные тела. Те, кого он касался, вставали и были в состоянии носить других, и к рассвету все, кто выжил, как будто никогда и не были ранены.

В утреннем свете они смогли подвести удручающие итоги. Из двух тысяч человек, вместе с Лахланом шедших через лес, осталось в живых жалких несколько сотен. Барнард Орел, Мердок Секира и Храбрый Диглен лежали среди мертвых, а Финли Бесстрашный пропал без вести, и в штабе Лахлана осталось всего четыре офицера. Они все боялись, что Финли оказался в плену, опрометчиво ввязавшись в какое-нибудь безрассудство.

Мэтью Тощий тоже куда-то пропал. Один из раненых сообщил, что видел, как на него напали сзади и утащили прочь.

– Пожалуйста, Эйя, только бы их не сожгли, – молилась Мегэн, в отчаянии раскачиваясь взад-вперед. За эту ночь ее волосы побелели, как снег, и висели вдоль тела свалявшимися колтунами, в которых запутались листья. – Пожалуйста, дай нам вовремя прийти им на помощь!

Им оставалось надеяться лишь на то, что остальные дивизии армии Ри пробились к Арденкаплю и не дали Ярким Солдатам отвезти пленников обратно в городские стены. Дункан Железный Кулак выстроил уцелевших солдат в колонны и убедился, что все вооружены и обеспечены продовольствием. После этого они, не теряя времени, продолжили поход. Лахлана и Изолт уложили на носилки, в которое впрягли коня-угря, раздувшегося до своего самого большого размера. Рядом с головой Ри сидел большой белый кречет, время от времени легонько тыкавшийся в него своим загнутым клювом.

День выдался прекрасный, свежая зеленая листва сияла в золотом свете солнечных лучей, а птицы весело щебетали. Но красота леса так угнетала Лиланте, что она почти ничего не видела сквозь слезы. Почему солнце светит, а птицы заливаются как ни в чем не бывало, когда в мире столько зла?

Они дошли до опушки, когда Мегэн внезапно вскрикнула. Всплеснув руками, она упала на колени, и эхо отразило ее рвущий душу крик.

– Йорг! – кричала она. – Ох, нет, Йорг! Мэтью!

Томас тоже пронзительно кричал и корчился, колотя руками, точно в попытке сбить невидимое пламя. Всех охватило смятение. Джоанна бросилась к Томасу и попыталась удержать его руки, а Лиланте изо всех сил старалась успокоить старую колдунью, сама еле устояв под шквалом нахлынувших на нее эмоций. Мегэн была безутешна. Она кричала и кричала, и слезы лились по ее морщинистому лицу. Лиланте утерла щеки и подошла к носилкам, на которых лежала Изолт, прижимаясь к мужу. Ее глаза были широко раскрыты, но не было никаких признаков, что она что-то слышит или видит.

– Ваше Высочество, – позвала Лиланте, слегка подергав ее за руку. – Пожалуйста, вы нужны Хранительнице Ключа. Пожалуйста. – Она потрясла ее чуть сильнее, и Изолт повернулась и уставилась на нее тяжелым безжизненным и сердитым взглядом. – Вы нужны Мегэн, – повторила древяница.

Лишь тогда Изолт, похоже, услышала крики Мегэн.

– Что? – прошептала она, и на ее лице промелькнуло странное выражение. – Понятно. Слепой старик умирает.

Она поднялась, немного нерешительно, как будто удивляясь, что ее тело передвигается без боли, и пересекла поляну, подойдя к Мегэн, которая все еще раскачивалась и причитала. Изолт встала на колени рядом с ней и впервые за все три года с тех пор, как она встретила старую ведьму, по собственной воле ласково прикоснулась к ней. Она обвила руками сотрясаемую рыданиями фигурку Мегэн и притянула ее всклокоченную седую голову к себе на плечо, утешая ее, как ребенка.

– Ну, ну, Мегэн, милая, не убивайся так, не надо.

Мегэн раскачивалась взад и вперед, рыдая.

– За что, Эйя, за что? – повторяла она. – Разве он заслужил такую смерть? Он был хорошим человеком, милым, добрым, любящим. Почему он погиб такой ужасной смертью? И Мэтью, который и блохи в жизни не обидел?

Она встала, тяжело опираясь на посох, и подняла искаженное горем лицо к летнему небу.

– О ты, кто так предал нас, я накладываю на тебя это проклятие! Да лишит тебя добрая земля своих плодов, а река холодной воды, да откажут тебе ветры в своем дыхании, а пламя в тепле и утешении, луны да обернутся к тебе своей темной стороной. Чтоб бродил ты, всеми отвергнутый и нищий, от двери к двери и просил еды, и чтобы люди гнали тебя прочь пинками и бранью. Пусть и тело твое, и душу терзает неутолимая боль, пусть ночи твои будут тяжелее дней, а дни невыносимо мучительны. Пусть будешь ты вечно жалок, но никто не пожалеет тебя; пусть ты будешь жаждать смерти, но смерть будет обходить тебя стороной! Силой темных лун, я проклинаю тебя, я проклинаю тебя, я проклинаю тебя!