Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм

Так что я запихнула свои мозги в блендер Тревоги, добавляя к ним пузырьки с дешевой «кислотой» и гашишем, табак, «колеса» и весь алкоголь, который оказывался под рукой. Теперь меня интересовал лишь один вопрос: обладала ли я желудком, дабы быть в состоянии получить конечный результат?

Когда бы ни появлялся Дэвид, его приход был для меня большим облегчением.

— Слушай, — сказал он как-то раз, — давай сходим в кино.

Мы пошли на двойной показ в «Биографе» — на «Историю Адели Г.» и «Jules et Jim». [61] Там были чертовски неудобные кресла, но зато просмотр давал четыре часа блаженства в помещении с отличным кондиционером. Дэвид смотрел «Адель Г.» уже шесть раз. Он уселся рядом со мной, восхищаясь и что-то бормоча себе под нос. Я с трудом пробивалась сквозь пелену разговорного французского и потому, по большей части, читала субтитры. После фильма мы, щурясь, окунулись в долгие ультрафиолетовые сумерки округа Колумбия, оглушенные целым букетом запахов — жимолости, дизельного топлива, колы и молочной кислоты. От сильной жары одежда била током, во все поры наэлектризованной кожи, словно яд, проникал густой, как патока, воздух. Держась за руки, мы добежали до «Cafe de Paris», раскурив «Житан» Дэвида. У нас с собой было достаточно денег, чтобы купить бутылку красного вина и багет. Через несколько часов официант выгнал нас на улицу, но мы все равно дали ему доллар. После этого наличности осталось как раз на то, чтобы сесть в метро, а потом на автобусе добраться до дому.

Возвращение заняло у нас целые часы. К тому времени как мы оказались наконец у лестницы, ведущей в нашу квартиру, опьянение уже прошло. Было где-то девять часов вечера пятницы.

— Черт! — произнес Дэвид. — И что мы теперь будем делать?

Вокруг не было ни души. Мы повисли на телефоне, но нигде не намечалось никаких вечеринок, и никто из тех, у кого была машина, не мог приехать и забрать нас куда-нибудь. Мы облазили всю квартиру в поисках забытых запасов пива или завалившихся денег, вывернули все карманы, надеясь найти старые заначки травы, «Черных красоток», гашиша.

Полный ноль.

В комнате Марси — в ее джинсах — удалось наскрести мелочи доллара на три. Этого не хватало ни на выпивку, ни на то, чтобы опять попасть в город.

— Вот черт, — сказала я, — этого вообще ни на что не хватит.

Со стороны парковки донеслись глухой рокот мотоциклов, детский плач, чьи-то вопли.

— Ты гнусный, обдолбанный ублюдок!

— Ублюдков тут более чем достаточно, — отметил Дэвид.

А затем мы услышали выстрел.

— Боже мой! — крикнул Дэвид и рванулся вместе со мной к двери. Из соседней квартиры донесся звон разбитого стекла. — Они стреляют из окон!

— Сказала же — не хватит ни на что. — Я толкнула его на прежнее место и снова уселась. — Я не собираюсь сидеть здесь всю ночь.

— Ладно, ладно, давай подождем…

Он осторожно подобрался к окну в кухне и подтянулся к подоконнику, чтобы выглянуть наружу и осмотреться.

— Слушай, они и в самом деле стреляли из окна, — раздался его восхищенный голос. — Круто!

— Они нам случайно пива не оставили?

Дэвид покосился на меня через плечо.

— Нет. Но у меня возникла одна идея.

Он вполз обратно в гостиную и, подойдя ко мне, начал опять выгребать мелочь из карманов.

— Мне кажется, что теперь у нас достаточно денег, — сказал он после того, как в третий раз пересчитал всю наличность. — Да, вполне хватит. Но нам нужно туда добраться — они закрываются в девять.

— Кто закрывается?

Я пошла за Дэвидом на лестницу и на улицу.

— Аптека, — ответил Дэвид. — Давай, пошли.

Мы пересекли Квинс-Чепл-роуд, увертываясь от «мустангов» и отвратительных проституток. Тоскливым взглядом я проводила проезжающий мимо «восьмидесятый» автобус, возвращавшийся в город. Было уже почти девять. Небо над головой окрасилось в характерный для поздней осени пыльный золотисто-фиолетовый цвет. Мимо проносились машины, оглушительно гремела музыка. До меня доносился запах костра, гамбургеров на гриле и сладкий, еле уловимый аромат цветущих яблонь.

— Подожди минуту.

Я остановилась в центре улицы, раскинула руки и запрокинула голову к небу. Меня пронизывало то же чувство, которое, должно быть, охватывало Дэвида, когда он стоял, прислонившись к стене клуба: я застыла в ожидании, ждала, просто ждала того момента, когда мир камнем упадет на меня, словно ястреб на охоте.

— Какого черта ты делаешь?! — заорал Дэвид, когда мимо пронеслась машина, и вытолкнул меня на тротуар. — Пошли!

— Что вообще нам нужно? — воскликнула я, когда он затащил нас в аптеку.

— Триаминик.

Вообще-то мне казалось, что должен быть какой-нибудь закон, запрещающий продавать целых четыре бутылки сиропа от кашля двум потасканного вида подросткам. Однако, похоже, такого не существовало, хотя я испытывала немалое смущение, стоя рядом с Дэвидом, когда он без малейшего стыда ссыпал на кассу пенни, пятицентовики и четвертаки.

Мы пошли обратно в Квинстаун. Я еще никогда не принимала сироп от кашля, ну кроме, конечно, тех случаев, когда меня действительно мучила простуда. Мне казалось, что мы будем пить его небольшими порциями, по чайной ложке, в определенное время, в течение вечера. Вместо этого Дэвид открутил крышку, швырнул ее на землю и одним глотком осушил целую бутылку. Я уставилась на него со смесью восхищения и отвращения, но затем пожала плечами и сделала то же самое.

— Вот дерьмо!

Я поперхнулась, выпитый сироп застрял комом в горле, и мне с трудом удалось-таки пропихнуть его вовнутрь. Когда способность видеть возвратилась ко мне, Дэвид уже приканчивал вторую бутылку и заглядывался на ту полную, что осталась у меня. Но я его опередила — стиснула ее в руках, выпила и затем привалилась к коробке. Кто-то зажег свечу. Кто это был — Дэвид или я? Где-то включили запись, один из альбомов Брайана Ино — кажется, «Другой зеленый мир». Какой-то человек таращился на меня — парень с распущенными длиннющими волосами цвета воронова крыла и мерцающими глазами, которые казались то лазоревыми, то черными.

— Подожди. — Все слова испарились из моей памяти, и теперь я судорожно пыталась собрать непослушные бусины. — Я. Хочу. Чтобы. Ты…

Слишком поздно, Дэвид уже ушел. Моя рука пошарила по полу в поисках книги, которую я там оставила, — потрепанное издание Рембо в бумажном переплете от «Новых течений». Даже от страниц веяло французским. Нечетные страницы содержали английский перевод.

Я хотела, чтобы Дэвид прочел мне «Le lettre du voyant», письмо Рембо своему другу Полю Демени, письмо провидца. На английском я помнила его наизусть и свободно читала, но разговорный французский всегда ускользал от меня, подобно верткой рыбе в воде, и, похоже, так будет всегда. Я открыла книгу и напряженно вглядывалась в пелену от дешевых наркотиков и тошноты, пока наконец сквозь нее не проступил текст.

По мере прочтения мне стало смешно, а затем я просто сложилась пополам от хохота. Во рту остался противный привкус, язык покрылся отвратительным сладким налетом. Меня вырвало на пол ярко-красным сгустком. Окунув в него палец, я написала на неровном паркете:

Потом подняла голову. Дрожащее пламя огарка в кувшине совсем не давало света. Теперь же в комнате было много свечей, языков пламени. Я на секунду закрыла глаза и схватилась рукой за лоб — он был мокрым. Поднесла палец к губам — на нем были сахар и кровь. На полу растянулся тихо похрапывающий Дэвид, с платком, зажатым в руке. Стены за ним отражали пламя свечей, бесконечного моря свечей. Постепенно я осознала, что отражались не все, а только ряд огоньков, стройных, покачивающихся, словно исполняющих фигуры загадочного танца. Я протерла глаза, и в голове словно поднялась волна, ударилась о лоб, и внутри как будто что-то взорвалось. Душившие меня слезы не проливались. Тело начинало коченеть — кто-то оставил входную дверь открытой.