Год багульника. Весенняя луна

— Уходи, я попробую их задержать! — крикнул он перепуганной эльфе, хотя это звучало крайне самонадеянно — расправив крылья, птицы, как оголтелые, неслись на них живой стеной, и не похоже, что собирались останавливаться.

То, что произошло потом, было скорее похоже на помешательство, чем на драку. Сверкая круглыми глазами и вытягивая длинные шеи, гуры бросались на Сигарта, острые зубы цеплялись в его одежду, вырывая целые клочья. Крылья с шумом хлопали, меч то и дело соскальзывал с гладкой чешуи. Жирные туши быстро облепили хэура со всех сторон, так что в считанные мгновения он оказался буквально погребен под их серой массой. Эльфа бросилась ему на помощь, но несколько гуров мгновенно повалили и обездвижили ее — хватка клювов была мертвой! Сталь сверкнула из-под груды чешуйчатых тел — это Сигарту удалось оторвать от себя нескольких нападавших. Он отчаянно наносил удары почти что наугад — не попасть в гура было трудно, настолько велико было их количество.

Прошло немало времени, прежде чем хэура стало возможно рассмотреть за этой живой броней. Увидев, что с наскока противника не возьмешь, птицы отпустили его одежду и теперь прыгали вокруг него, шипя и выжидая момент для нападения. Сигарт с хрипом перевел дыхание. Он был весь в царапинах, штаны и рубаха в нескольких местах порваны, серые волосы разметались, по лицу струился пот. Немного отдышавшись, он снова бросился на гуров, пытаясь прорвать окружение. Он размашисто орудовал мечом, точно дровосек, подрубающий деревья, гуры один за другим падали к его ногам. Наконец, ему удалось вырваться из птичьего круга. Он быстро подбежал к Моав. Несколько взмахов и она была свободна. Поняв, что добыча ускользает, гуры с клекотом кинулись вслед за Сигартом.

Серая стая постепенно таяла, птиц становилось все меньше и меньше. Вскоре из нее остался всего один гур — он был поменьше и, судя по всему, потрусливее сородичей. В разорванной одежде и с диким взглядом Сигарт кинулся к нему, за ним побежала эльфа. Завидев двойную угрозу, гур истошно заклекотал и стал улепетывать, смешно растопырив крылья. Сигарт догнал его в несколько шагов, вцепился в длинную шею и занес меч. Неожиданно Моав схватила его за руку.

— Не убивай его, пожалуйста! Это же всего лишь птенец!

Сигарт медленно перевел взгляд с жертвы на эльфу — серые глаза хищно блеснули, в глазах — угроза. Такого взгляда не бывает ни у эльфа, ни у человека…

— Не тебе указывать рыси, кого убивать, а кого нет, — в низком голосе послышались страшные нотки. — Ты вмешиваешься в то, во что не вмешиваться не стоит. Будь осторожна…

Резким ударом он добил испуганно пищащего гура и, даже не глянув на него, пошел прочь от места драки.

До обеда эльфа и хэур не сказали друг другу не слова. Моав молча развела костер и испекла мясо гура — она все еще злилась на Сигарта из-за убитого детеныша. Поев, оба сели у огня и стали наблюдать, как пляшут язычки пламени. Сигарт мельком бросил взгляд на Моав, и его охватило внезапное раздражение. Этот настырный укоризненный взгляд, этот тонкий, точно вырезанный изо льда профиль уже сидели у него в печенках! Ему нестерпимо захотелось укусить ее, придушить, овладеть ее телом, грубо и бесцеремонно, как зазевавшейся девкой в темных сенях дешевого трактира. У него и раньше случались приступы злости по отношению к эльфе, но сейчас это было чересчур. Сигарт даже удивился: ни с кем из женщин он не был до сих пор так груб, как с ней, ни на ком так часто не срывался. Все это было несвойственно ему, но с тех пор, как появилась Моав, в нем словно раскололось что-то, как будто два разных существа рвали его на части: одно желало нежности и заботы, другое вскипало звериной яростью при виде эльфы. И сейчас он не мог побороть эту нахлынувшую ярость…

Он резко подвинулся к Моав и, подняв руку, тяжело положил ей на затылок. Она даже не взглянула в его сторону, лишь сбросила его руку, двинув плечиком. Кровь бросилась в лицо хэуру, на скулах заходили желваки, глаза вспыхнули, словно раздутые угли. Быстрым движением он снова захватил эльфу за шею и, коротко толкнув в грудь, опрокинул на землю. Привалив ее всем телом, он торопливо зашарил руками по ее одежде, когда точно огромная плеть ударила его по лицу — в следующее же мгновение он отлетел на десять шагов, покатившись по земле. Он быстро вскочил на ноги. Первое, что он увидел, было перекошенное гневом лицо Моав: она уже тоже успела подняться — тонкие пальцы эльфы замерли на взведенной тетиве. Постояв недолго, Сигарт развернулся, подобрал свои вещи и быстрым шагом двинулся прочь.

Глава 5. Свободен!

Ссора с Моав принесла Сигарту облегчение — наконец-то все было кончено. Он будто проснулся от долгого сна. Мысли, еще недавно казавшиеся безнадежно мутными, стали легкими и почти радостными, кровь в венах постепенно успокаивалась. Остроухая сама виновата — знала ведь, с кем связывается!.. Не замедляя шаг, он вышел на дорогу. Дойдя до села, он остановился на первом же постоялом дворе, который ему попался, зашел в комнату, указанную хозяйкой-старушкой, и заснул мертвым сном.

Проснулся Сигарт только к вечеру; вдоволь выспавшись на мягкой постели, он пребывал в самом благостном расположении духа. Он вышел из комнаты, свесился через перила на втором этаже и зычным голосом потребовал себе ужин. Через некоторое время в комнату осторожно постучали, и в приоткрытой двери показалась очаровательная кудрявая головка в белоснежном чепчике. Служанка с трудом занесла огромный поднос с тарелками и бутылками. От кушаний шел такой аппетитный запах, что хэур совсем развеселился; он быстро подсел к столу и подтянул к себе ближайшее блюдо, как вдруг заметил, что девушка продолжает нерешительно стоять посреди комнаты с пустым подносом в руках. Сигарт окинул ее внимательным взглядом — она была такая же аппетитная, как и принесенные ею яства. Пухлые, как у ребенка, щеки напоминали мякоть спелого розового яблока, такого же божественного цвета была высокая грудь в вырезе сарафана. Густые белокурые волосы кокетливыми локонами спадали из-под чепчика. Сигарт кивнул, благодаря за принесенный ужин, но красавица, похоже, вовсе не собиралась уходить. Поняв это, он подвинулся на край лавки и дружелюбным жестом пригласил ее сесть рядом. Лицо девушки вспыхнуло румянцем, на полных губах заиграла смущенная улыбка. Она осторожно подошла и села на краешек скамьи. Сигарту показалось, что от нее пахнет фруктами…

Когда через полчаса он спустился в полутемный зал, где обычно подавали еду, более мирного хэура нельзя было найти во всем Риане. Ему казалось, ворвись в трактир стая взбесившихся сулунгов, он бы и ухом не повел! Хозяйка, похожая на встревоженную наседку, заботливо хлопотала вокруг него.

— Выпейте винца. Доброе вино, из собственных запасов, — приговаривала она, наливая Сигарту щедрую порцию.

Лениво потягивая вино, он вполуха слушал ее болтовню.

— Уж какая славная девушка наша Мариса! По осени замуж ее выдали, а муж только и знает, что пьет да дрыхнет, и это при такой-то жене! И скромная, и аккуратная, как кошечка, а уж красавица какая — не то, что та чахоточная, что приходила к господину хэуру…

Сигарт замер, не донеся стакан до рта. Сердце у него екнуло.

— Какая еще чахоточная?.. — осторожно спросил он.

— А я знаю какая? Приходила тут одна остроухая, пока вы наверху были, — сказала она и хитро улыбнулась. — Только Мариса кушанья вам понесла, так она и явилась: спросила господина хэура — ну я и сказала, что вы у себя… А сама страшная такая, бледная как смерть, плащ заляпанный, под глазами синяки, волосы нечесаны — то ли дело у нашей красавицы…

Хэур с размаху опустил стакан на стол, так что вино расплескалось во все стороны, и резким движением схватил хозяйку за руку.

— Дальше! — прорычал он.

Чуть не плача, старушка попыталась освободиться из стальной хватки.

— Да больно же, отпустите! А еще говорят, руки у вас ласковые. Я ж рассказываю: наверху, мол, говорю ей… Ну, она тут же к лестнице — даже спасибо не сказала. А там, видать, поняла, что вы заняты, да и мешать не стала… Я и кружку пива не успела налить, как она скатилась с лестницы: идет — шатается, хрипит, за грудь хватается — я все боялась, кабы прямо тут не померла. Страх один!