Френки и Майкл

– Ей нравится большой город.

Я перегнулся через стойку и указал на краешек иллюстрированного журнала, который успел заметить. Он лежал поверх пачки вечерних газет.

– «Мир кино» – это для нее?

На этот раз Рон улыбнулся – он делает это очень редко.

– Здесь не так уж много любителей кино, Майкл.

– Она все еще хочет стать артисткой? – спросил я.

Рон посмотрел на обнесенный деревянными жердями подиум; он больше не улыбался.

– Она считает, что стала, – сказал он.

Я вынул из кармана визитную карточку и подал ему.

– Эта женщина владеет тремя телестудиями, – сказал я. – Уверен, у нее найдется что-нибудь для твоей новой танцовщицы.

Огр строго посмотрел на меня.

– Ты не можешь помочь каждому, Майкл, – сказал он.

– Но ты же пытаешься, – ответил я и спросил:

– Что слышно о том, что происходит на улицах, Рон?

Огр помрачнел.

– Есть один человек, с которым вам необходимо поговорить, Майкл. Парнишка, ему не больше четырнадцати. Он очень напуган и не хочет никуда уходить отсюда.

– Он видел их? – спросил я.

– Вместе с ними переходил границу.

– Сколько раз служба иммиграционного контроля хотела закрыть твой бар, Рон? – спросила Франсуаз.

Прежде чем уходить, огр ополоснул бокал моей партнерши и подвесил его обратно над стойкой.

– Раз пятнадцать, всадница.

Огр приподнял откидывающуюся часть стойки и вышел из-за нее.

– Аспониканская община поддерживает меня. Многие из аспониканцев, которые сегодня стали в городе влиятельными людьми, начинали с моего бара или с такого, как мой.

– Даже Веласкес, советник мэра по застройке? – усмехнулся я.

– В том числе Веласкес. Его отец когда-то держал такой же бар. Он назывался «Солнце над пустыней». Когда иммиграционная служба закрыла его, старому Веласкесу пришлось уехать на север. Но потом его семья вернулась сюда.

Рон тушил свет, переходя от одного выключателя к другому.

– Аспоника – хорошая страна, Майкл, но там трудно вырваться из бедности. Встать на ноги, обеспечить свою семью, если твои родители бедны, а у тебя одиннадцать братьев и сестер… – Он развел руками. – Бедняк в Аспонике навсегда останется бедняком.

– И они верят, что здесь их ждет земля обетованная? – спросил я.

– Людям надо во что-то верить, – ответил Рон. – Те, кто не верит, спиваются, становятся наркоманами или идут в бандиты. А те, кто верит, пересекают границу и оказываются здесь.

Последнее металлическое жалюзи щелкнуло, опускаясь, и Рон повернулся к двери, ведущей во внутренние помещения бара.

– Когда аспониканцы пересекают границу, Майкл, они останавливаются в пустыне или в маленьких поселениях или едут сюда. В деревнях их ищут, и им кажется, что здесь, в большом городе, им будет проще затеряться.

– У них нет работы, у них нет документов, и их считают преступниками только потому, что они родились в другой стране, – сказал я.

– Если у тебя нет образования, нет престижной профессии, то ты мало кому нужен по эту сторону границы, – раздумчиво произнес Рон. – Лучшее, на что могут рассчитывать такие люди, – это получить тяжелую работу где-нибудь на стройке, где им станут платить гроши.

Мы находились уже далеко внутри здания, за узкой невысокой дверцей, отделявшей зал для посетителей, где мягкий свет отражался и таял в деревянных досках, от внутренних служебных помещений. Но очарование не исчезло и здесь, в отличие от того, как это бывает в иных барах и ресторанах, где за незаметной дверью с надписью «Только для служащих», словно за кулисами кукольного театра, волшебная сказка внезапно обрывается и уступает место безликим коридорам, спешащим людям и четырехугольным, в рост человека, ящикам для пищевых отходов.

Здесь все было иначе; все то же дерево обшивало стены, хотя я и знал, что на самом деле они не деревянные, а каменные – деревянные стены не могли находиться на первом этаже десятиэтажного дома. Здесь жил сам Рон, и здесь же жили те, кого он приводил сюда набираться сил перед дальней дорогой.

– Несколько дней паренек не произносил ни слова. Болтался по улицам, шарахаясь ото всех. Ничего не ел. Одна старая женщина привела его ко мне, когда я уже собирался закрываться.

Огр спускался по деревянной лестнице в подвальный этаж.

– Он приехал в большом фургоне, прямо из-за границы.

Рон остановился, чтобы убедиться, что мы без помех спускаемся следом за ним.

– Здесь надо нагнуться, Майкл. – Он продолжал:

– В таком фургоне может уместиться человек тридцать-сорок. Те, кто перевозит нелегальных эмигрантов, не заботятся о том, чтобы им было удобно в пути.

– С этим фургоном было что-то не так? – спросила Франсуаз.

– В нем были всего четверо.

– Так.

Я остановился прежде, чем Рон успел открыть деревянную дверь, и придержал его руку.

– Что стало с водителем?

– Вчера он должен был вернуться, чтобы подготовиться к перевозке новой партии эмигрантов. Но я слышал, что его видели в Сан-Франсконе. Он ходит из бара в бар и набирается, пока его не выбрасывают вон.

– Он напуган? – спросил я.

– Очень.

– Тогда почему он не уедет из штата? – осведомилась Франсуаз. – Скажем, в Асгард?

– Он условно освобожден.

– Не повезло бедняжке, – усмехнулась девушка.

– Если бы кто-то из трех вампиров умел вести фургон, ему бы не повезло еще больше, – ответил я. – Ладно, Рон, думаю, пора поговорить с парнишкой.

Огр повернул ручку двери, но она была заперта.

– Бедняга закрылся изнутри, – сказал Рон Педро. – Он боится, что эти твари достанут его и здесь.

Он постучал в дверь – негромко, не желая еще больше напугать спрятавшегося за ней паренька.

– Луис, – позвал он. – Луис. Это я, Рон. Ты можешь открыть.

Несколько секунд царило молчание. Наступил момент, когда мне показалось, что никто не ответит нам из-за двери, ибо там уже некому отвечать. Но что-то зашевелилось в комнате, и неестественно высокий, ломающийся голос подростка ответил:

– Я слышал, с тобой есть кто-то еще.

Рон покачал головой.

– Он прислушивается к малейшему шороху. Эти твари мерещатся ему везде.

Он повысил голос:

– Это друзья, Луис. Они помогут защитить тебя.

– Никто не может защитить меня, – вскрикнул парень. – Они убьют меня. Я знаю.

Огр сделал нам знак молчать.

Он должен был убедить паренька довериться нам, а для этого лучше всего подходил сам Рон, человек, которого мальчонка уже знал и к которому сам обратился за помощью.

– Этого не случится, Луис, – твердо произнес Рон. – Никто не сможет проникнуть сюда и причинить тебе вред. Я тебе обещаю.

– Вы их не знаете, сеньор Педро. – Голос мальчика прерывался.

Он стоял далеко от двери, точно боялся, что сейчас она рухнет и костлявые лапы вампиров вопьются в его тело.

– Я знаю, как они выглядят. Я знаю их имена. Я знаю, откуда они родом. Они не оставят меня в живых. Они искали меня все это время и рано или поздно найдут.

– Пусть ищут, – отвечал Рон. – И пусть придут сюда. Тогда я убью их, и твои страхи закончатся.

Парень сорвался на крик:

– Нельзя убить вампира, сеньор Педро! Вы не знаете. Вы не видели, что это такое. Я видел, как Хуан проломил голову одному из них, а через мгновение у того снова было все в порядке, словно свинцовая трубка ему нипочем. Даже священник в нашей деревне не смог победить вампиров. Их нельзя убить.

– Можно, – ответил Рон. – Один из них уже мертв.

– Это не правда, – возразил парень.

– Нет, это правда, – ответил огр.

– Это не правда, сеньор Педро. Вы говорите так только для того, чтобы я успокоился. Но я не могу успокоиться, – ведь что вы знаете о вампирах?

– Все, – ответил Рон. – Я сам вампир.

Паренек замолчал.

Рон Педро вынул из кармана связку ключей и отомкнул замок. Он раскрывал дверь медленно, чтобы дать пареньку возможность освоиться с новым поворотом событий.

– Я вхожу, – предупредил Рон. – Знай, что я могу защитить тебя от любой опасности.