Ключи стихий (СИ)

А остановила-то Прирожденного тогда… банальная брезгливость. Даже вспоминать о том ему сделалось теперь смешно и стыдно. Не захотел путешествовать в компании гниющих трупов — и теперь оказался заперт на Из-Монта-Фог. Именно так: заперт. Не больше и не меньше.

Понял Руэри, что это так, когда попробовал испытать кое-какие из своих магических навыков. Убедиться, что не утратил их за время сна. Попробовал он прибегнуть тогда и к заклинанию Портала, старательно воскрешая в памяти приметы знакомых городов и улиц. Воспоминания у беглеца-Прирожденного вышли яркие, в целые картины складывались… однако заклинание не срабатывало. Портал просто не открывался — раз за разом. А это означало, что тех мест, о которых помнил Руэри, более не существовало. Вернее, они выглядели теперь иначе, эти места. Ибо проспал беглый маг, самозваный хранитель Ключа Огня, и впрямь слишком долго.

А поскольку беда обычно редко приходит одна, то за первой плохой новостью вскоре последовала другая. В один из дней, слоняясь от нечего делать вдоль берега, Руэри внезапно почувствовал нестерпимую боль. Голова точно взорвалась изнутри, как одна из недавних придумок алхимиков из Союза Вольных Городов — так называемый порох. Следом боль добралась до шеи, чуть ли не лишая мага способности дышать. А затем растеклась по всему телу, парализуя руки и ноги. И повергая Руэри на старательно вылизанный прибоем песок.

Очнулся отступник-Прирожденный только к вечеру. И почти сразу понял причину произошедшего. Другой вопрос, что понимание это его не обрадовало — как и сама причина.

А заключалась оная в том, что, подняв мертвых пиратов собственной магической силой, волшебник не только получил над ними власть, но и установил некую связь. Не такую сильную, как между частями одного тела, но все равно заметную. То есть, не только мертвяки ощущали волю Руэри и выполняли ее. Сам маг тоже чувствовал своих посланцев. Подобно тому, как рыбак поддерживает через удочку связь с червяком-приманкой. И узнает, когда оного червяка, наконец, заглатывает рыба.

Но то, о чем узнал Руэри благодаря накатившей на него волне боли, нельзя было сравнить ни с поклевкой, ни с иными проявлениями успеха. Отнюдь: столь болезненно мог произойти только разрыв магической связи. А это значило, что поднятый им отряд мертвяков либо попал в шторм, либо угодил в водоворот, либо просто ушел слишком далеко даже для магического могущества Прирожденного. Еще корабль с мертвяками могли уничтожить — хоть преследуемый ими «Перст Сабрины», а хоть и кто-нибудь другой. Те же пираты, к примеру. Торговая шхуна для них кусок весьма лакомый, что греха таить.

Но каковы бы ни были причины разрыва связи, означало это, в конечном счете, одно: дохлые гниющие посланцы Руэри потерпели неудачу. И теперь мало того, что Ключ Огня оставался в руках ворюг с «Перста». Вдобавок, даже призрачная возможность покинуть остров на угнанном мертвяками корабле, в случае их возвращения, теперь отпадала.

Сокрушался, впрочем, Руэри недолго — примерно до ночи. Когда же стемнело, он решил воспользоваться запасным планом. Для чего вернулся на то же место, где в свое время поднял мертвяков.

Там, в темноте, маг принялся совершать многочисленные и на первый взгляд бесполезные движения руками в воздухе. Каждое движение оставляло в воздухе тонкий светящийся след — этакую нить, только невесомую. А все вместе эти нити образовывали объемную фигуру, известную среди приверженцев запретной магии как Сетка.

Подобно рыболовным сетям, предназначалась Сетка для ловли, но только не рыбы. Не принадлежащая к вещественному миру, в котором все имеет вес, вкус и запах, поймать она могла тоже лишь что-то невещественное. Бестелесное. Что нельзя продать на рынке… но в умелых руках оно может оказаться полезным.

Когда сетка достигла высоты человеческого роста, Руэри отступил от нее на пару шагов. И принялся ждать — терпеливо, на протяжении примерно получаса. Пока, окруженная светящимися нитями, перед ним не возникла человеческая фигура. Полупрозрачная. И озаренная изнутри тусклым белым светом.

Человек, которым когда-то была полупрозрачная фигура, успел прожить долго, а при жизни был могуч и нравом добрым не отличался. Черты лица призрака были нечеткими, но даже теперь Руэри смог различить и глубокие морщины на лбу, и суровое небритое лицо. Не иначе, какой-нибудь разбойник, матерый головорез. Или столь же матерый вояка.

— Кто ты? — голос призрака звучал гулко и монотонно, как ветер за стеной.

— Во-первых, тот, кто может вернуть тебя к жизни, — молвил Руэри, — а во-вторых, вопросы здесь буду задавать я. Как тебя зовут… ну, то есть, звали при жизни.

— Крогер, — протянул призрак, на миг, словно бы призадумавшись, — капитан… Крогер.

— Капитан? — переспросил отступник-Прирожденный, — капитан корабля, то есть? А впрочем, чего это я?.. Не в том ведь дело. Просто расскажи о себе, Крогер.

И он присел на траву, готовясь терпеливо слушать.

Кааты были существами, похожими на кошек — только прямоходящими, как и подобает разумному существу, и высотою примерно в четыре фута.

В отличие от дшерров и лил’лаклов, кааты давно поддерживали отношения с человечеством. Союзниками, правда, не были. Но, в силу миролюбивого нрава, предпочитали торговать, а не вести бесконечные войны или существовать обособленно от остального мира. С королевством, родиной сэра Ролана, кааты даже посольствами обменивались.

Земли, населенные каатами, были обширными, хотя и мало приспособленными для жизни, поскольку располагались в пустынях на юго-востоке материка. Оазисы принадлежали кланам знати — их у этого низкорослого усатого-хвостатого народа насчитывалось не меньше сотни. Семейства простых каатов вынуждены были ютиться среди песков, пытаясь что-то вырастить или прокормить скот на этой сухой земле. Ну, или напроситься к знати в качестве прислуги и батраков. Отдельные попытки силой оттяпать для себя землицы получше случались… но раз за разом оканчивались неудачей. Ведь чтобы завладеть землей, следовало для начала изгнать с нее прежних владельцев. А сделать это было почти невозможно, ибо усадьба даже небогатого каатского клана обычно была укреплена почти как замки и форты людей. Тогда как в изготовлении оружия прямоходящие кошки не преуспели. Пороха, например, они и по сей день не использовали. Ибо, как уже говорилось, тяги к войне не испытывали.

Такое положение дел могло продолжаться сколь угодно долго. И столь же долго каждое из семейств могло существовать более-менее самостоятельно. Обходясь без контактов с остальным миром, без муравейников-городов и, конечно же, без единой власти. Годы и века могли тянуться, почти неотличимые один от другого.

Толчком же к развитию народа каатов и к объединению их земель под властью султана стали соседи — далеко не добрые и точно не приятные. И то, что принадлежали они к роду человеческому, нисколько их не оправдывало. По большому счету соседи каатов были обычными дикарями, но в них уже успела пробудиться алчность. Они уже знали, что еда может не только насыщать, но и приносить удовольствие вкусом; что одеждой можно не только прикрывать срам, но и хвалиться перед соседом, и что блеск серебра и золота — он такой приятный, манящий.

Горные Княжества и Бароны Пустыни — так соседствующие с каатами людские племена именовали друг дружку. Первые обитали в горах, предгорьях и долинах к северу от пустынных земель. Вторые мотались по самим пустыням, задерживаясь на одном месте от силы на несколько лет.

Каждое поселение этих людей было отдельным независимым государством. А, вернее, уродливым образованием, в котором все мужчины достигшие совершеннолетия, были объединены в банду разбойников, возглавляемую так называемым бароном или князем. На хозяйстве же в поселениях оставались женщины и дети, пока мужчины выходили на добычу.

Дикари ничего не выращивали, не разводили скот и даже охоте на зверей предпочитали разбойные набеги. Они не нуждались в землях — включая земли каатов. Но лишь хватали все, что могли унести да сжигали и разрушали остальное, до чего успевали дотянуться.