Приют охотника

– Я Ханнаил! – объявил он.

– Чей Ханнаил?

– Ханнаил ничей, – отвечал юноша. – У меня нет бога. Я убил отца и дядек, и их бог выгнал меня. А теперь мои родные и двоюродные братья преследуют меня, чтобы убить.

– Я – Хол! – произнес голос. – Поклонись и почитай меня, возьми меня своим богом, и я сделаю тебя правителем всего вашего народа.

Радостно рассмеялся Ханнаил и пал ниц, славя Хола и пообещав ему сделать его навсегда своим единственным богом.

– Вот и хорошо! – ответил бог. – А теперь принеси мне в жертву твоего коня.

Ханнаилу грозила ночь в пустынной земле, без еды и питья, и не было у него другого средства передвижения, кроме верного коня, но он выхватил меч и перерезал горло верному коню, и вымазал себе по дикому обычаю своего народа лоб свежей кровью.

Немного погодя его родные и двоюродные братья подъехали и окружили его. Он так и стоял перед входом в пещеру, не делая даже попыток взяться за меч или лук.

– Готовься к смерти, – сказали они, а кто-то еще и добавил: – Мучительной!

– Прежде выслушайте меня! – отвечал Ханнаил, и поведал им о своем новом боге и как Хол обещал сделать его правителем всего их кочевого народа, и восславил он силу и жестокость Хола.

Его родные и двоюродные братья подняли его на смех и потребовали, чтобы бог сам подтвердил это, а иначе они убьют преступника, как требуют того законы их предков.

И воззвал Ханнаил к богу, чтобы тот подтвердил его слова. Сначала тот не отвечал, но Ханнаил не дрогнул в своей вере, продолжая взывать к нему, даже когда мстители швырнули его на землю и начали сдирать с него кожу. Только тогда ветер, снова завернул к северу, и бог заговорил из пещеры.

– Повинуйтесь Ханнаилу, избраннику моему, – произнес бог. – Он доказал мне свою стойкость. Идите туда, куда он вас поведет. Убейте того, на кого он укажет. Свергните всех других богов и поклоняйтесь только Холу!

И тогда все родные и двоюродные братья пали ниц и поклялись поклоняться Холу и повиноваться Ханнаилу, его избраннику. Они достали маленькие статуэтки, какие носят повсюду с собой все мужчины их народа, и разбили их. Они преклонили колена перед Ханнаилом и поклялись идти туда, куда он поведет их.

И все вышло так, как обещал Хол. Никто не смог устоять перед Ханнаилом. Прежде чем первые его сыновья взяли себе жен, он правил всеми племенами варваров, и не осталось у них других богов, кроме Хола. Ханнаил был тогда мужчиной в расцвете сил, пожирателем крови, и не было у него больше противников в степях.

И тут послы Утома, что Посередине, одолев горные перевалы, явились в страну варваров и испросили аудиенции у их вождя.

– Выслушай слова святого Карцвана, – сказали они ему. – «Мой город самой судьбой предназначен править всеми семью, и все же остальные шесть не приняли меня. Пошли своих свирепых юных воинов покарать ослушников от моего имени. Мои посланцы принесли с собой золота, и ты можешь забрать себе все, что сможешь увезти из этих шести городов. Их юноши будут твоими рабами, их девы – твоей усладой. Не тронь только Утома, что Посередине».

Когда послы договорили и Ханнаил предал их смерти – ибо таков был его обычай, – он сел на коня и поехал один в горы, к священной пещере. Не было там ни храма, ни жрецов, ни изваяния, ибо Хол был суровым богом и требовал от своего народа поклонения без всей этой мишуры. Только груда белых костей на склоне указывала на то, что здесь обитает бог.

Ханнаил прождал на голом склоне несколько дней, пока не подул северный ветер, ибо теперь он знал, что так угодно его богу. Тогда он преклонил колена и передал Холу слова посланников Утома.

– Это хорошо! – отвечал Хол громче, чем Ханнаил когда-либо слышал от него. – Бери своих свирепых юных воинов, и ступай в Междуморье, и разори его. Сбрось семь богов семи городов и не давай людям ставить никого на их место. И начни с того, что Посередине, как бы он там ни назывался. И будь ужасным!

Исполнившись радости от такого приказа, Ханнаил простерся ниц на холодных камнях.

– Клянусь, я заставлю этих поганых собак день и ночь вечно поклоняться тебе!

– Нет! – возразил Хол. – Если ты заставишь их поклоняться мне, они тоже станут моим народом. Терзай их от моего имени как тебе нравится, любым способом заставь их страшиться меня, но не делай меня их богом. Ты – мой избранник. Я обещаю тебе – твой род будет править Междуморьем доколе солнце движется по небу.

И так оно и вышло.

Ханнаил Холов сделался Ханнаилом Ужасным. Он повел своих варваров через перевалы. Первым делом он нагрянул в Утом, что Посередине, и превратил его в руины. Он лично разбил Карцвана на мелкие зеленые обломки, которые утопил в отхожих местах. Потом он прошелся по обоим побережьям, разрушив Кайлам, Иомбину, Ламбор, Дамвин, Илмерг, а также Майто, хотя и не обязательно в таком порядке. Страна Семи Городов стала страной без городов. Междуморье от берега до берега переполнилось плачем и стенаниями, и Страна Улыбок забыла, что такое улыбки. Страна Множества Богов превратилась наконец в страну без богов.

Такую историю поведал старый Омар, Омар Гильгаматарский, о котором я вам рассказывал.

Когда Омар замолчал, царевна вскочила в сильном гневе и крикнула, что истории хуже и порочнее она еще не слышала.

– Вот почему я никогда не рассказывал ее, – спокойно отвечал Омар.

Но царевна не утешилась. Плача, бросилась она к своему деду-царю, а ее плачущая свита – за ней. Перебивая друг друга, пожаловались они царю на гадкую историю, которую поведал им Омар. Царь согласился, что рассказ вышел неблагочестивый, дающий искаженное представление о деяниях богов. Он изгнал Омара из дворца, и с тех пор его никогда больше не видели в Гильгаматаре.

Майне либе дамен унд геррен, надеюсь, моя история пришлась вам по вкусу!

4. Интерлюдия

Рассказ менестреля был встречен удивленной и несколько напряженной тишиной. Ветер издевательски завывал в дымоходе и в лесу за стенами постоялого двора. Камин снова напустил дыма в комнату.

Старая дама покачивалась в кресле. С другой стороны от камина актриса склонила голову на плечо купцу. Возможно, ей было изрядно неудобно, но в конце концов это ее дело. Еще как ее.

Что печальнее, голова Фриды тоже покоилась на плече Фрица. Это плечо было побольше, хотя, несомненно, значительно жестче. Увы, похоже, она чувствовала себя вполне уютно и даже закрыла глаза. Фриц перехватил мой взгляд, обращенный на нее, и свирепо нахмурился.

Записка, которую я нашел в краюхе ржаного хлеба, лежала теперь у меня в кармане. У меня до сих пор не было возможности прочитать ее.

Красноглазый и не менее красноносый менестрель потряс свою кружку в надежде обнаружить там хоть каплю, а может, в надежде, что кто-нибудь обратит внимание на то, что она пуста. К концу рассказа голос его сел почти окончательно. Его можно было хоть сейчас брать и хоронить. Случись на дороге похоронные дроги, его бы приняли без расспросов.

Я одарил его благодарной улыбкой, хотя это потребовало от меня некоторого усилия. Неужели он правда считал, что мне требуется такая фора? Я заметил в глазах солдата циничную усмешку и понял, что тот думает точно так же.

– Если ты считаешь, что сможешь рассказать историю получше, майстер Омар, – безмятежно заметил он, – мне кажется, ты можешь начинать.

Компания ожила и зашевелилась.

– Странный выбор, признаться, – пробормотал нотариус рядом со мной. – Неописуемое изложение при достойном сожаления отсутствии поучительной морали.

Старая дама приоткрыла морщинистые веки.

– Не будем судить преждевременно! – сказала она. – Воздержимся от комментариев, пока не выслушаем другую историю. Можешь начинать, майстер Омар.

– Огонь требует дров, сударыня. Эй, трактирщик, налей-ка менестрелю кружку пива с пряностями и запиши на мой счет.

Фриц злобно покосился на меня и сжал кулаки. Потом встал и сделал шаг к огню.