Ночь оборотней

Невыносимыми были и запахи. Потные люди, грызущиеся собаки источали облака вони, мешавшейся с душными ароматами блюд. К тому же над столом плавали клубы едкого дыма, исходящего от факелов и от большой, встроенной в алтарь Даяуса топки.

Джерин ел до тех пор, пока не почувствовал, что едва может двигаться. Тогда он откинулся на спинку стула, сытый и счастливый. Когда Элис встала из-за стола и пошла в сопровождении двух служанок к выходу, все поднялись. После ее ухода пиршество тут же превратилось в попойку, а кое-кого потянуло к игре.

Джерин знал, что кости для Вольфара — все и что он игрок, каких мало, но тот почему-то все вызовы отвергал.

— Я никогда в жизни ничего еще на кон не ставил, — заявлял он высокомерно, делая вид, что не слышит фырканья Лиса.

— Хотел бы и я говорить о себе то же самое, — мрачно заметил кто-то из проигравших, когда его ставку сгребли.

— А что тебе мешает? Ведь Вольфар же говорит, — вмешался Райвин.

Джерин улыбнулся ему. Ответом был едва приметный кивок, и в нем ворохнулось чувство искренней радости. Большое искусство — столь тонко пройтись на чей-либо счет. В южных краях очень ценятся такие вещи. А в Лисьей крепости ничего бы не поняли. Как, похоже, и тут. Никто даже не усмехнулся. Возможно, Райвин своей тонкой шуткой решил позабавить лишь Джерина. От этой мысли на душе Лиса стало совсем уж тепло. Надо же, коренной южанин считает его себе равным. Это что-то да значит. Там, по ту сторону Керс, живут настоящие снобы. А то, что насмешка относится к Вольфару, и вовсе прекрасная вещь.

Но, несмотря на всю свою утонченность, Райвин весьма основательно глушил эль. В огромных количествах. Джерин героически пытался не отставать, опустошая кружку за кружкой, пока в конце концов зала не поплыла у него перед глазами. Последнее, что он помнил, был Вэн, орущий боевую песню кочевников и отбивающий ритм ударами меча, повернутого плашмя, по столу.

К собственному удивлению, на следующее утро Джерин проснулся в постели, понятия не имея, как и когда он туда попал. Легкие вскрики и хриплые смешки Вэна в соседней комнате говорили о том, что чужак не склонен тратить драгоценное время досуга на сон.

За дверью обнаружилось ведро с холодной водой. Лис вылил половину его содержимого себе на голову, потом, отряхиваясь и отфыркиваясь, прошел по коридору и очутился во дворе. Там он обнаружил Рикольфа, вяло упражнявшегося в стрельбе из лука. Хотя старик на пиру даже и не пытался угнаться за своими гостями, выглядел он все равно изнуренным.

— Вы так веселитесь каждую ночь? — спросил Джерин.

— Боги-защитники! Разумеется, нет. Иначе я бы давно уже помер. Нет, просто вчерашнее — дань положению. Сегодня вечером я собираюсь объявить о своем решении, отсюда и напряжение, оно все растет. Я наблюдал за этими людьми около года… за всеми, кроме Сиджибира Южного. Бедняге в стычке проткнули копьем живот. Я видел их в бою, я слушал их разговоры. И, йо, наконец сделал выбор.

— И кто же это?

— А ты никому не сболтнешь? Ну да, понимаю, глупый вопрос. Ты и в юности был не болтлив, а люди в таких вещах не меняются. Короче, первый… я знаю, его иногда кличут Хлыщом, а не Лисом, но он, этот Райвин, конечно же, лучший из них. Вторым, наверное, можно назвать Вольфара, но тот значительно… да, значительно отстает.

— Вольфара? — Джерин был поражен, — Ты ведь не всерьез?

— Йо, почему же? Мне известно о вашей размолвке, но ты ведь не станешь отрицать, что он храбр. И не так глуп, как может показаться.

— Он очень злой. Когда мы сошлись, он чуть было не откусил мне ухо. — Тут в голове Лиса мелькнула еще одна мысль. — А что твоя дочь? Если бы выбор был за ней, то на кого бы он пал?

Настал черед Рикольфа удивляться.

— Какое это имеет значение? Она поступит так, как я ей велю.

И он вернулся к стрельбе.

Джерину не терпелось уехать, но взять и исчезнуть накануне помолвки дочери старого друга было бы грубо, тот бы не понял его. День он посвятил отдыху, просмотрев пару книг, которые нашлись в крепости, и немного поболтав с остальными гостями.

Вэн появился где-то после полудня с расплывающимся от довольства лицом. Потирая правый указательный палец, он подошел к Джерину, и тот вспомнил, что раньше там у него красовалось массивное серебряное кольцо.

— Должен же я был хоть что-то оставить малышке на память, — объяснил Вэн.

— Ну, тебя-то она вряд ли забудет.

— Надеюсь, что так, — радостно воскликнул великан.

Незадолго до заката у ворот Рикольфа появился бродячий менестрель и попросился на ночлег. Барон позволил ему остаться, но при условии, что после объявления имени жениха Элис он что-нибудь всем споет. Менестрель, которого звали Тассило, тут же согласился.

— А как же иначе? — сказал он. — Ведь певцы для того и существуют, чтобы петь.

Вечерняя трапеза в целом напоминала вчерашнюю. Однако сегодня Рикольф открыл кувшины отменного, привезенного с юга вина, а также ритоны из слоновой кости с головами грифонов и поставил на стол прекрасные ситонийские чаши с двумя ручками по бокам. На их глазури были изображены сцены охоты, застолий и деяний богов. Бережливая душа Джерина встрепенулась при мысли о том, во что могла встать хозяину вся эта неимоверная роскошь.

Райвин, явно осознававший, что его ждет триумф, принялся поглощать вино, без которого ему пришлось обходиться весь год, с такой прытью, что слуги не успевали наполнять его кубок. Поначалу он неплохо держался, потешая товарищей сплетнями, какими кишел императорский двор. Годичной давности, разумеется, но Джерину они были внове.

Трапеза подошла к концу, и воцарилась долгожданная тишина.

Но не успел Рикольф подняться со своего места, как Райвин неожиданно вспрыгнул на стол. Доски крякнули, заскрипели. Пьяным голосом Райвин вскричал:

— Эй, бард, сыграй-ка мне что-нибудь повеселее!

Тассило, тоже осушивший за этот вечер не один кубок, с одушевлением ударил по струнам своей мандолины, и утонченный южанин пустился в разнузданный пляс. Ошеломленный Джерин не сводил с него глаз. Он не сомневался, что Рикольфу это не понравится, однако Райвин был слишком увлечен северной джигой. Затем внезапно, на полушаге он перешел на дикий танец кочевников. Стол трясся, подошвы Райвина грохотали.

Рикольф, наблюдавший за этим порочащим настоящего мужчину спектаклем, выглядел так, будто попал в ад. Он едва не разорился, чтобы ублажить этих людей и максимально приблизить к южному, элегантному стилю здешней жизни, и вот как они теперь платят ему!

Под конец, с ревом, Райвин встал на руки и задрыгал ногами. Тога, свалившись, застряла в районе плеч и безжизненно там повисла. Под ней, разумеется, не было ничего.

Увидев это, служанки поспешно вывели Элис из залы. Джерин не успел толком понять, что промелькнуло в глубине ее глаз, но ему показалось, что зрелище ее позабавило.

В ужасе Рикольф вскричал:

— Райвин, твой танец сгубил твою помолвку!

— Подумаешь, — весело отозвался тот, — Играй, менестрель!

III

После этих слов Рикольф уже ничего не мог поделать. Он попытался выправить положение, заявив, что на самом деле его избранник — Вольфар Топор. Лучшего мужа для Элис нельзя и желать. Вольфар на это издал снисходительное мычание, отчего Рикольф расстроился еще больше. Послышались разрозненные одобрительные возгласы и сардонический хохот. Хохотал, разумеется, Райвин.

Джерин выдавил из себя поздравления, после чего покинул пиршество, сославшись на то, что ему рано вставать. Время не ждет, пора ехать дальше. Этого предлога оказалось достаточно, чтобы вежливо избежать участия в триумфальном чествовании врага. К тому времени Вэн уже куда-то девался. С очередной красоткой и кувшином вина. Не обращая внимания на рукоплескания, доносившиеся из главной залы, Джерин задул огонек, горевший на кончике среднего пальца глиняной руки-лампы, пристроенной у изголовья его кровати, и уснул.

Проснулся он от того, что кто-то скребся в запертую дверь комнатенки. Серп Эллеб, едва возвышавшейся над восточной стеной крепости Рикольфа, заглядывал в узенькое оконце. Бледно-розовая полоска света пересекала кровать и бежала по полу к двери. До восхода еще оставалось часа два-три.