Когда боги спали

Бадави взмахнул шалью перед демоном.

— В том же месте делают и эти шали.

Сарн кончиком когтя извлек кусочек пищи, застрявшей в клыках.

— И где же это место, человек? — спросил он. — Как оно называется?

— Прости меня, господин, — сказал Бадави, съеживаясь и кланяясь, — но тот недостойный червь, которого ты зовешь своим рабом, не знает точно, где расположено это место. Однако я знаю, что мы еще не прошли его, иначе заметили бы знаки. Такую большую штуку, как караванный путь, не спрячешь. И поэтому нам просто надо дальше продвигаться на запад. Насколько далеко, точно не скажу. Путь должен проходить от Каспана, самого большого города с этой стороны гор, до Валарии, которая, как тебе известно, является самым значительным королевством на южной стороне.

Бадави присел и на песке нацарапал карту.

— Хозяева караванов хранят свои тайны, но они не тратят времени на то, чтобы замести следы. Время — деньги, а деньги — время, и чем больше расстояние между ними, тем страшнее деловому человеку. Так что я полагаю, мы просто наткнемся на этот путь.

Бадави продолжал рисовать, пока не набросал горы и два города. Затем обвел рисунок кругом.

— Это единственное разумное решение, господин, — сказал он. — Путь, который ты ищешь, находится в этом круге. И до него не более трех или четырех сотен миль.

Сарн обратился к своему лейтенанту, изобразив некую гримасу, которую Бадави счел за усмешку.

— Вот видишь, Гифф, — сказал вожак бандитов, — этот человек в конце концов оказался нам полезен.

Гифф не ответил, но наградил Бадави еще одним взглядом, исполненным лютой ненависти.

Сарн вновь обратился к торговцу лошадьми.

— Как называется долина, человек? — спросил он. — Это ты знаешь?

Бадави закивал головой, пытаясь подавить нервный смешок.

— Конечно, господин, — сказал он. — Место называется Кирания. Что на языке местных жителей означает…

— …Долина Туч.

4. Видение конца света

Несмотря на предсказание Ираджа, Сафар вовсе не бросился сразу же к нему в объятия и не назвал молочным братом.

У них было мало общего. Один был сыном гончара, другой — военного вождя. Народ Сафара был мирным и радушным к чужестранцам. Равнинные жители, к которым принадлежал Ирадж, никому не доверяли. Сафар по натуре был созерцателем. Ирадж же руководствовался импульсивными решениями. Он был столь же умен, как и Сафар, но нетерпеливость не позволяла ему полностью отдаваться учебе. Если он не мог овладеть предметом сразу, ему становилось скучно. Сафар же с удовольствием проводил долгие часы за познанием, чтобы управлять им с той же легкостью, с каким Ирадж позднее командовал людьми.

И все же была одна схожесть, которая постепенно сближала их. Оба юноши глубоко в душе хранили свои секреты.

Сафар стремился к магии.

Ирадж лелеял кровную месть.

Однако прошло немало времени прежде, чем каждый из них узнал тайну другого.

Стояла идиллическая весна. Светило теплое солнце, дружно занимались всходы, а стада с благословенья Божьего приносили многочисленное потомство. В эти безмятежные дни Губадану приходилось несладко — знания с трудом пробивались в ничего не воспринимающие головы его учеников. Молодежь Кирании доводила учителя и родителей до отчаяния нежеланием исполнять свои обязанности.

Сафар вскоре забыл о тревожном видении, да и Ирадж, должно быть, забыл о своих мечтах, поскольку прошло немало времени, прежде чем они вернулись к обсуждению волнующей темы. Хотя Сафар еще не считал его «лучшим из друзей», Ирадж теперь был его постоянным спутником. Он сопровождал Сафара, когда тот отправлялся к глиняным месторождениям за новыми запасами для отца. И юный кираниец показал ему потаенное местечко возле озера, откуда было удобно подсматривать за купающимися девушками. В школе ребята объединяли свои умственные усилия, дабы выводить Губадана из себя.

Однажды их забавы привели к тому, что естество Ираджа проявилось во всей полноте.

В этот день предметом урока у Губадана вновь были звезды. Дело было после обеда, и ученикам стоило немалого труда не задремать в тепле класса.

— Весной отчетливо можно различить, как Львенок сосет свою мать, — говорил Губадан. — Зимой же Львенок должен спрятаться, поскольку на охоту за Львицей выходит Охотник. Вот и получается, что если вы рождены под знаком Львенка, то страстны по натуре, но в зимние месяцы робки и нерешительны в принятии решений… Те же, кто рожден под знаком Охотника, агрессивны, бесстрашны, но легко поддаются на уловки Львицы.

Изнывающий от скуки Сафар поднял вверх перо, привлекая внимание учителя.

— Простите, наставник, — сказал он, получив разрешение говорить. — Мне что-то трудно это понять.

Густые брови Губадана сошлись над причудливым носом. Ему не нравилось, когда Сафар тяжело овладевал каким-либо предметом.

— Что именно, Сафар? — с подозрением спросил он.

— Почему мы должны считать Львенка робким, когда он прячется? — спросил Сафар. — А может быть, это признак мудрости? Ведь он же не может защитить себя при встрече с Охотником.

Вмешался Ирадж.

— Сафар задал хороший вопрос, наставник, — сказал он. — А меня интересует Охотник. Почему бы ему, дураку, не начать охоту за Львицей? Я бы выбрал именно ее, а не Львенка. Во-первых, она не прячется, а во-вторых, ее шкура гораздо лучше смотрелась бы на моих плечах, спасая меня от холода.

Губадан хлопнул по аналою толстым учебником. На кожаном переплете выделялись тисненые звезды и планеты.

— Ответы для вас обоих, — сказал он, — содержатся в этой книге. Она написана мудрыми людьми много веков назад. И много лет звездочеты, следуя изложенным здесь правилам, предсказывали великие события и судьбу великих людей.

— Ох уж эти звездочеты, — сказал Сафар. — Они что же, так никогда и не ошибались?

Губадан заколебался. По этому признаку Сафар понял, что попал в слабое место.

— Ну, — сказал наставник, — откровенно говоря, я не могу утверждать, что ошибки не случались. Но лишь вследствие неправильного истолкования. А не в силу самих законов. Звездочеты неодинаково наделены божественными способностями.

— А мне кажется, наставник, — сказал Ирадж, — что некоторые ошибки совершались намеренно.

Губадан, вцепившись в бороду, покраснел от гнева.

— Это грех, — проворчал он. — И с чего бы это звездочетам заниматься такими безбожными делами?

Сафар быстро понял намерения Ираджа.

— Из-за золота, — сказал он. — Известно, что люди идут ради него на прегрешения.

— Но не звездочеты, — сказал потрясенный Губадан. — Это святые люди. Это все равно что сомневаться в честности снотолкователей.

— А почему бы и нет, наставник, — сказал Ирадж. — Если предложить достаточно золота или угрожать кровавой расправой…

— Наставник, — сказал Сафар. — А разве внук Алиссарьяна, король Огден, не был предан снотолкователем?

Губадан просветлел лицом. Тема Алиссарьяна Завоевателя принадлежала к числу его любимых.

— Вот ты и подтверждаешь мою мысль, Сафар, — сказал он. — Король Огден был рожден под знаком Охотника. Вторым его знаком был Шут, вот почему он легко поддался бездельникам и шарлатанам Занзера. Но, разумеется, за всем заговором стояли демоны. Алиссарьян же, избрав своим знаком Демонскую луну с взлетающей кометой, был одновременно и свиреп и мудр.

Он принялся расхаживать, взволнованный темой, поднятой ребятами. Сафар не был дураком, и Губадан не мог не разделить его точку зрения. Бесспорно, снотолкователь одурачил Огдена. Так утверждала история. На чем и настаивал Сафар.

— Что же за человек был Алиссарьян? — сказал Губадан. — Был ли он монстром, как утверждают его враги? Монстром, покорившим нас своей воле с помощью стального кулака? Или был Алиссарьян благословлен богами разрезать саблей завесу невежества? Мы были тупыми дикарями, когда он ворвался в наши горы подобно зимнему бурану. Но когда настала весна его просвещения, что за дивные поля знаний расцвели! Какое могущество!..