Судьба Убийцы (ЛП)

— Он снился мне в кошмарах. Однажды я намочил постель.

Мальчик издал смешок:

— Он? Почему?

— Из-за того, как я встретил его в первый раз. Я был просто ребенком, правда. Ребенком, которому дали задание, казавшееся безобидным. Оставить подарок малышу, — он откашлялся. – Он поймал меня в комнате Пчелки. Загнал в угол, как крысу. Должно быть, он знал, что я приду, хотя не могу понять – откуда. Внезапно он оказался там, с ножом у моего горла.

Мертвая тишина.

— А потом?

— Он заставил меня раздеться догола. Теперь я понимаю, что он собирался обезоружить меня полностью. Он забрал все, что я принес. Маленькие ножи, яды, воск для копирования ключей. Все вещи, владением которыми я так гордился, все маленькие инструменты для того, кем хотел видеть меня отец. Он забрал их, и я стоял голый и дрожащий, пока он смотрел на меня. Решая, что со мной делать.

— Ты думал, что он тебя убьет? Том Баджерлок?

— Я знаю, кем он был. Розмари рассказала мне. И рассказала, что он куда опаснее, чем я мог вообразить – во многих отношениях. Что он наделен Уитом. И что всегда ходили слухи, что у него есть… аппетиты.

— Не понимаю.

Пауза.

— Что он мог желать молодых людей настолько же, насколько ему нравились женщины.

Мертвая тишина. Затем мальчик рассмеялся:

— Он? Только не он. Для него существовал только один человек. Леди Молли. Слуги в Ивовом Лесу всегда шутили об этом, — снова расхохотавшись, он стал задыхаться. – «Стучите дважды», - посмеивались кухарки. - «Затем подождите и опять постучите. Никогда не заходите, пока один из них не позовет вас. Вы никогда не знаете, где они доберутся друг до друга». Мужчины поместья гордились им. «Старый жеребец не потерял своего пыла», - говорили они. В его кабинете. В огороде. В садах.

Сад. Летний день, ее сыновья разъехались искать собственные судьбы. Мы гуляли среди деревьев, смотрели на наливающиеся яблоки, обсуждали будущий урожай. Молли, ее милые руки с дикими цветами, которые она собрала. Я остановился, чтобы прикрепить веточку гипсофилы к ее волосам. Она, улыбаясь, повернулась ко мне. Долгий поцелуй превратился в нечто большее.

— Когда в Ивовый Лес впервые приехала леди Шун, одна горничная сказала, что он уезжал, чтобы найти женщину. Кухарка Натмег рассказала мне. Она сказала горничной: «Не он. Для него существовала только леди Молли, и никто другой. Он не может даже смотреть на других женщин». Затем она передала Ревелу слова этой горничной. Ревел позвал ее в свой кабинет: «Он не из тех лордов, что распускают руки, он – помещик Баджерлок. У нас здесь не будет сплетен». А потом он велел ей собирать вещи. Нам так сказала кухарка Натмег.

Молли пахла, словно лето. Цветы рассыпались по земле, когда я притянул ее к себе. Густая трава сада хрупкой стеной окружила нас. Одежда, отбрасываемая в сторону, упрямая пряжка на моем поясе, и затем она — верхом на мне, сжимает мои плечи, сильно давит на руки, когда укладывает меня на землю. Наклоняется, ее грудь высвобождается из блузки, ее рот накрывает мой. Солнце согрело ее обнаженную кожу для моего прикосновения. Молли. Молли.

— А теперь? Ты все еще боишься его? – спросил мальчик.

Мужчина помедлил с ответом:

— Его следует бояться. Не заблуждайся насчет этого, Пер. Фитц – опасный человек. Но я здесь не потому, что он по праву предостерег меня. Я здесь, чтобы выполнить приказ моего отца. Он поручил мне следить за ним. Чтобы уберечь от него самого. Чтобы, когда все будет сделано, привести его домой. Если смогу.

— Это будет непросто, — неохотно сказал мальчик. – Я слышал, как Фоксглов говорила с Риддлом после битвы в лесу. Она сказала, что он хочет навредить себе. Покончить с собой, потому что его жена умерла, а ребенок пропал.

— Будет непросто, — со вздохом согласился мужчина. – Будет непросто.

Я спал. Это не было приятным сном. Я не был мухой, но попался в сеть. Сеть особую, не из липких нитей, а из подобия каналов, по которым мне пришлось следовать, словно они были глубокими тропами, прорезавшими непроходимый лес туманных деревьев. И я следовал, не по собственному желанию, но не в состоянии поступить иначе. Я не мог видеть, куда ведет мой путь, но другого не было. Однажды я оглянулся, но колея, по которой я следовал, исчезла. Я мог только продолжать путь.

Она заговорила со мной.

Ты вторгся в то, что принадлежит мне. Я удивлена, человек. Ты настолько глуп, что не боишься провоцировать драконов?

Драконы не утруждают себя предисловиями.

Туман медленно развеялся, и я оказался в месте, где круглые серые камни с лишайником горбами торчали из травянистой лужайки. Ветер дул так, словно он никогда не начинался и никогда не закончится. Я был один. Я попробовал стать маленьким и тихим. Но ее мысли все равно находили меня.

Право формировать ребенка принадлежит мне. Ты не имел такого права.

Спрятаться не вышло. Я пытался сохранять сознание неподвижным, но горячо желал, чтобы Неттл оказалась здесь, со мной во сне. Она выстояла при настоящей атаке дракона Тинтальи, когда еще была новичком в Скилле. Я потянулся к дочери, но дракон накрыл меня, словно лягушку, пойманную мозолистыми мальчишескими руками. Я был под ее контролем, один. Глубоко в груди я спрятал от нее свой страх.

Я не знал, что за дракон это был, но знал, что лучше не спрашивать. Дракон оберегает свое имя, чтобы не отдать власть над собой в чужие руки. Это только сон, едва ли он имеет отношение к тому, что дракон может сотворить с чьим-то спящим разумом. Мне нужно было проснуться, но она держала меня, словно когти ястреба трепыхающегося зайца.

Я почувствовал холодную каменистую землю под ногами, ощутил, как ледяной ветер вырывает тепло из моего тела. И все еще ничего не знал о ней. Возможно, до нее можно дотянуться логикой.

У меня не было цели вмешаться, только внести небольшие изменения, которые позволили бы детям жить.

Ребенок принадлежит мне.

Ты предпочитаешь мертвого ребенка живому?

Мой – это мой. Не твой.

Логика трехлетнего ребенка. Давление на мою грудь усилилось, и прозрачная фигура слилась со мной. Она мерцала синим и серебристым. Я узнал, на какого ребенка она притязала, по расцветке, которую она разделила с его матерью. Матерью была женщина, утверждавшая, что работает с Серебром. Тимара, крылатый когтистый Элдерлинг. Этот дракон предъявил права на девочку, которая была так бесстрашна, выбирая для себя изменения. На ребенка, который лишь незначительно был человеком. Она, не колеблясь, предпочла драконьи ноги человеческим, чтобы прыгать выше и держаться крепче, карабкаясь куда-либо. Храбрый умный ребенок.

Это она.

Я ощутил сдерживаемую гордость. Я не хотел делиться этой мыслью, но, возможно, если польстил ребенку, дракон предоставит мне отсрочку. Давление драконьей ноги на мою грудь сменилось болью в проминаемых ребрах. Если она раздробит мне ребра в колючие кусочки, которые проткнут легкие, я умру или проснусь? Осознание, что я вижу сон, не уменьшало боли или чувства неотвратимой катастрофы.

Умереть во мне – проснуться безумным. Кажется такова старая поговорка Элдерлингов. Твоя связь с этим миром сильна, маленький человек. В тебе что-то есть… но ты не помечен ни одним драконом из тех, кого я знаю. Как такое возможно?

Я не знаю.

Что за нить я ощущаю в тебе, дракона и не-дракона? Зачем ты пришел в Кельсингру? Что привело тебя в город драконов?

Месть.

Я с трудом дышал. Я почувствовал, что мои ребра начинают поддаваться. Боль была ошеломляющей. Конечно, если бы я спал, эта боль разбудила бы меня. Так что это было настоящим. Каким-то образом это было настоящим. А если бы это было настоящим, у меня был бы нож на поясе, и, будь это настоящим, я бы не умер, как приколотый заяц. Мою правую руку удерживал коготь дракона, но левая была свободна. Я потянулся, поискал и нашел его. Я вытащил нож и вонзил в нее изо всех оставшихся сил, лишь для того, чтобы он столкнулся с плотной чешуей драконьей ноги. Мой клинок соскользнул, словно я попытался проткнуть камень. Она даже не вздрогнула.