Чернушка и Солнечный зайчик (СИ)

– Тёма, это мама… да, была позавчера… да, нормально… нет, папа как всегда… Тёма, я быстро, ты не опоздаешь. Сынок, скажи, ты там с кем-нибудь встречаешься?.. Что значит, что за вопрос, я мать и переживаю за своего сына… ну, просто сон видела… странный. Чем?.. ну, странный. Так ты встречаешься?.. Да? И как ее зовут? Саша? Александра, значит. Красивое имя. Ох, Тёмка, я так рада за тебя! А она где учится?.. С тобой, на курс младше? Ой, как хорошо! Ну, ты, сынок, как сдашь сессию, привези ее к нам познакомиться… Что значит “не поедет”? Вези, вези! Иначе мы с папой сами приедем… вот, другой разговор. Жду. Как будете ехать, позвони. Все. Целую… и я тебя.

Фима, положив трубку, облегченно обмахнулась рукой.

– Все хорошо?

Творение стоял рядом, с тревогой посматривая на Мастера. Фима утвердительно кивнула.

– Да. Нужно было позвонить, а то бы я целый день места себе не находила.

– А из-за чего вы встревожились, Фаина Аркадьевна?

Фима уже входила в кухню.

– Сон видела ночью. Странный такой, даже не знаю, что и думать.

– Что за сон, если не секрет?

– Сон? – руки уже проворно убирали со стола посуду. – Там много чего было, в том числе и то, как мой Тёмка целуется с каким-то мальчиком.

– А что вас встревожило?

Женщина замерла на полпути к мойке.

– Как что? Именно это и встревожило. Сын встречается с парнем.

– А разве это плохо?

Фима сложила тарелки в мойку, оперлась ладонями о край раковины и задумалась. Потом тихо проговорила:

– Дело в том, Лавард, что в нашем обществе такие отношения считаются неправильными и резко осуждаются. А уж в нашей глухомани пару таких ребят ждут очень крупные неприятности.

– Почему?

– Потому что здесь живет много людей, отбывших сроки в тюрьме. Вот оттуда они и привнесли в наш поселок отрицательное отношение к таким мужчинам. По их понятиям это люди, предназначенные для унижения и удовлетворения чужой похоти. С ними нельзя за одним столом сидеть, нельзя одной посудой пользоваться, а если такой мужчина скроет свое опущенное положение, то его могут убить за это.

– Ничего себе!

– Да. Это очень печально. Ведь те, кто презирает таких мужчин, сами в сто раз хуже. Если уж они такие идейные, то нечего и пользоваться бедой несчастных.

– Несчастных? Они что, все несчастные?

– Нет, конечно. Я имела в виду тех, кого такими сделали насильно. Эти да, несчастные. А вот те, кто такими родились, кого не сломали, те могут испытывать весь спектр эмоций счастливых людей.

– То есть, они могут любить?

– Да.

– А кого буду любить я?

Тарелка выскользнула из рук и грохнулась в мойку. Фима медленно обернулась к сидящему за столом Лаварду.

– То есть как – кого?

– Кого я буду любить? Мужчину или женщину?

Мыльная пена стекала с ладоней и плюхалась на пол, но Фима ничего не замечала. Вопрос, заданный Творением, всколыхнул ночные размышления. А действительно, кого же полюбит этот красавец? А ведь полюбит, это точно. Во сне так и было.

========== Глава 7. ==========

Шумела вода, брякала ложка, попавшая под струю, из спальни доносился храп спящего Лёлика. Фима ничего этого не слышала. Она смотрела на сидящего мужчину и не видела его. Мысли летели в голове, обгоняя друг друга, кадрами фильма мелькали картинки. Какие-то люди, лошади, звери, деревья, здания неизвестной архитектуры. Все это проносилось в мозгу и исчезало. Женщина почувствовала, как ее что-то переполняет.

Бег картинок замедлился. Уже можно было различить отдельные лица. Они показались необычными. Фима задержалась вниманием на одном таком, стала искать в нем эту необычность. Так и есть – уши! Остроконечные. Это эльфы? Все без исключения представители этого сказочного народа были белокуры и голубоглазы. Отличались только длиной и густотой волос да замысловатостью причесок у женщин. Цвет глаз также колебался от светло-голубого до темно-синего и фиолетового. Лица узкие и изящные. Рост выше среднего и высокий. Фима вдруг подумала, что попади она в этот мир, то будет казаться среди этих высокорослых красавцев маленькой толстой карлицей. От этой мысли сделалось смешно.

На секунду вдруг почудился аромат духов вспорхнувшей мимо красавицы, и Фима почувствовала, как ее щеки коснулся краешек газового шарфа. Внезапная мысль как током ударила: “Я… там?!” В следующую секунду теплые ладони сжали ее руки, а до слуха донесся тревожный голос:

– Фаина Аркадьевна! Что с вами?

Пытаясь сообразить, где находится, Фима растерянно смотрела в лицо Творения. Судорожно вздохнув, пролепетала:

– Я… только что видела… не знаю, как сказать. Видела какое-то место, зал, что ли, не разглядела, полный необычных существ.

Лавард заботливо подвел Фиму к стулу и усадил, подав ей полотенце.

– Фаина Аркадьевна, успокойтесь и расскажите подробнее.

Фима машинально вытирала руки и смотрела куда-то прямо перед собой.

– Я даже не знаю, что это было. Какой-то мир, полный необыкновенных созданий. По-моему, это были эльфы.

– Эльфы? Выдуманный мир?

Сидя на корточках перед Фимой, Лавард положил свои ладони ей на руки.

– Угу, – кивнула женщина. – Уши остроконечные. Эльфов на свете не бывает, значит, это выдуманный мир.

– Кем?

– Не знаю. А какая разница?

– Думаю, разница большая. Если это чужой Мир, то мы в нем гости. Если же это ваше Творение, то вы можете изменять его, как вам заблагорассудится. И я надеюсь, – мужчина вдруг встал, выпрямился во весь рост и шагнул в сторону, – надеюсь, что он станет и моим тоже.

Фима тихо вздохнула.

– А как это можно проверить?

Лавард тихо ответил:

– Думаю, так же, как вы научили меня справляться с одеждой.

Глаза женщины расширились.

– Написать?

– Не знаю. Вам виднее.

Фима закусила уголок полотенца и надолго задумалась.

“Записать – это значит зафиксировать все происходящее, не дать видению исчезнуть в бесконечности времени. Но если Мир закрепить, то он превратится в одну из тех плоских картин, что являются составляющими нитей, опутывающих Землю. Ко всему прочему, я как создатель этого мира буду ответственна за него и за все, в нем происходящее. Хм, это уже минус. А плюсы есть? Плюсы… плюсы… Да, есть, у Лаварда будут свой дом, семья, любимая. Он, наконец, найдет свое пристанище”.

Снова перед глазами замелькали картинки. Теперь они стали более яркими и объемными, с четко прорисованными деталями. Мужчина тихо стоял рядом и наблюдал за выражением лица своего Мастера. Минуло пятнадцать минут, когда Фима заговорила:

– Хорошо, Лавард, я создам для вас Мир, у вас будет все, чего вы были лишены столько времени.

– Благодарю вас, Фаина Аркадьевна, – облегченно вздохнул Лавард.

– Не спешите благодарить, я ведь никогда такого не делала, могу и напортачить.

Мужчина усмехнулся.

– Даже если и напортачите, не страшно, главное, у меня будет дом.

Фима долго смотрела на повеселевшего гостя, и ей почему-то подумалось, что все будет не так просто, как кажется. Что-то там должно произойти. Но, несмотря на опасения, желание пристроить этого одинокого и, по сути, несчастного человека крепло с каждой минутой.

– Тогда не жалуйтесь, если что-то пойдет не так.

– Не беспокойтесь, не буду.

– Тогда решено. Я буду потихоньку обдумывать все детали и записывать. Когда все будет готово, то вы просто перейдете в тот Мир. Кстати, а вы будете помнить о нынешних событиях?

– Помнить? – мужчина удивленно моргнул.

– Да. Помнить обо всем произошедшем с вами до момента переселения в ваш Мир.

– Я не знаю. Наверное, это будет зависеть от вас, Фаина Аркадьевна. Как вы пожелаете, так и будет.

Немного помолчав, Фима решительно встала.

– Ладно, там видно будет. А сейчас давайте закончим здесь и сходим прогуляться.

– Согласен. Что я должен делать?

– Сейчас я вам все покажу.

Мастер и Творение занялись обычными домашними делами. Они домыли посуду, убрались на кухне, загрузили стиральную машину, проверили храпящего Лёлика. По ходу дела Фима иногда на минуту-две замирала, грызя ноготь, потом продолжала прерванную работу. Вскоре все было закончено. Женщина выпила очередную порцию таблеток и прилегла на диван. В руке у нее появился сотовый. Нужно было позвонить Мине. Пока шел разговор, Лавард ходил по комнате и рассматривал корешки книг в шкафу. Выбрав одну, вопросительно оглянулся на Мастера. Фима, не прекращая разговаривать, просто кивнула. Мужчина вынул книгу и направился к креслу.