Барраяр

повернулась – и отпрянула при виде лица лорда.

– Как он проник?.. – начал Форкосиган и умолк. На пленнике была черная форма службы безопасности. – Не может быть, что это один из твоих людей, Иллиан. – Голос его заскрежетал, как металл о камень.

– Милорд, он нам нужен живым для допроса, – встревоженно проговорил Иллиан за его плечом, почти загипнотизированный тем же взглядом, который заставил охранников отшатнуться. – За этим заговором может стоять больше, чем вы думаете. Нельзя…

И тут пленный обернулся. Охранник шагнул вперед, чтобы вновь повернуть его лицом к стене, но Форкосиган жестом приказал ему отойти. Стоя за спиной мужа, Корделия почувствовала, как разом обмякло его тело. Плечи адмирала ссутулились, заряд ярости исчез – осталась одна только боль. Над черным воротником без знаков различия все увидели искаженное ненавистью лицо Ивона Форхаласа.

– Ох, нет! Только не он! – выдохнула Корделия.

Ивон даже не взглянул на нее – его горящий взор был прикован к Форкосигану.

– Подонок. Проклятая хладнокровная рептилия. Сидел с каменной мордой, пока моему брату рубили голову. Ты хоть что-то почувствовал? А может, получил удовольствие, милорд регент? В ту минуту я поклялся, что рано или поздно прикончу тебя!

Наступило долгое молчание, а затем Форкосиган подался к Форхаласу и, вытянув руку рядом с его головой, тяжело оперся о стену. Он хрипло прошептал:

– Ты промахнулся, Ивон. – При звуке его голоса разбитые губы Форхаласа скривились, и он плюнул кровавой слюной в ненавистное лицо. Форкосиган как будто и не заметил этого – он продолжал говорить, спокойно и размеренно. – Ты не попал ни в меня, ни в мою жену. – Но ты попал в моего сына. Ты мечтал о мести? Ты ее получил. Посмотри ей в глаза, Ивон. Можно утонуть в этих серо-зеленых глазах. Я буду смотреть в них каждый день, до самой моей смерти. Ты хорошо отомстил мне, Ивон – знай это, знай и помни, что твоя месть навсегда со мной, она, как кость, застряла у меня в горле.

И тогда Форхалас впервые перевел взгляд с него на Корделию. А она в этот миг представила ребенка в своем чреве, увидела, как нежные, еще хрящеватые косточки начинают гнить, скручиваться и растекаться – но не смогла возненавидеть Форхаласа, сколько ни пыталась. Он даже не казался ей каким-то мерзким законченным злодеем. Сейчас она как будто насквозь видела его израненную душу – так, как врачи видят раненое тело с помощью своих диагностических сканеров. Все искривления, и разрывы, и ушибы чувств, каждую раковую опухоль возмущения, а поверх всего этого – огромную зияющую рану от смерти брата.

– Эйрелу это не доставило удовольствия, Ивон, – сказала она. – Да и чего ты от него ждал? Ты хоть сам-то знаешь?

– Каплю человеческой жалости. Он мог бы спасти Карла. Даже в последний миг. Я тогда подумал – может, он для того и пришел.

– О Господи! – сказал Форкосиган. Было видно, как его ударила искра этой безумной надежды. – Я не устраиваю спектаклей вокруг человеческой жизни и смерти, Ивон. Форхалас прикрылся ненавистью,