Виртуальный свет

нная сталь, подвижный, как ртуть. Шеветте иногда казалось, что кости у Сэмми и вправду металлические -

вроде как у этого парня из старого кино, которого перекалечили, а он сделал себе протезы и пошел в политику. Тело Сэмми вызывало у большинства девиц острое желание шлепнуться на спину и раздвинуть ноги - у большинства, но не у Шеветты, прекрасно знавшей, что Сэмми голубой. Не говоря уж о том, что последнее время она как-то утратила интерес к этому занятию.

- Правду говоря, - сказал Сэмми Сэл, стирая тыльной стороной ладони грязь со щеки, - я решил убить Рингера. А правда, как тебе известно, дает свободу [Сэмми ссылается на любимую песню борцов за гражданские и прочие права "Мы победим" (We Shall Overcome). В этой песне есть строчка. "Правда сделает тебя свободным". Фраза взята из Евангелия от Иоанна (8:32) и в русском переводе звучит: "И познаете истину, и истина сделает вас свободными".]...

- Ясненько, - кивнула Шеветта. - Тебя посылали сегодня в четыреста пятьдесят шестой.

- Да, лапа, да, именно так и было. На самую верхотуру, грязным служебным лифтом Грязным, еле ползущим служебным лифтом. А почему бы это, как ты думаешь?

- Потому что они обнаружили на своей драгоценной латуни и нежно любимом розовом дереве высокохудожественную резьбу некоего неизвестного им, но прекрасно известного нам мастера.

- Точнехонько, зайка. - Сэмми Сэл снял с шеи белую с синим бандану и вытер лицо начисто. - А потому этот придурок умрет в страшных мучениях.

- ...И обязан незамедлительно перейти к саботажу, - сказала Фиона Икс. - Каждый уклонившийся будет объявлен врагом человечества.

Дверь диспетчерской, увешенная сменными графиками, картами городских районов, мунистскими воззваниями и жалобами, полученными от клиентов по факсу, настолько плотно, что Шеветта даже не знала, какая поверхность скрывается под этой многослойной бумажной массой, распахнулась. Банни, словно встревоженная черепаха, высунул в коридор покрытую шрамами, неровно выбритую голову, прищурился от яркого света и взглянул вверх, привлеченный агрессивным голосом Фионы Икс. При виде чулочной маски лицо Банни стало абсолютно безразличным, внутренний переключатель каналов в этой битой-лупленой башке сработал чуть ли не быстрее, чем глаза сфокусировались на экране.

- Ты. - Теперь он уставился на Шеветту. - Зайди-ка сюда.

- Не уходи, Сэмми, - сказала Шеветта. - Я сейчас.

Банни Малатеста мотался по Сан-Франциско на велосипеде тридцать лет кряду, мотался бы и дальше, не забарахли у него суставы и позвоночник. Работать с ним было очень хорошо - и, одновременно, очень плохо. Хорошо потому, что велосипедная карта города, хранившаяся в его щербатой репе, далеко превосходила все, что может вывести на экран компьютер. Банни знал каждое здание, каждую дверь, повадки всех охранных служб, знал

курьерское дело насквозь. Более того, он знал весь курьерский фольклор, всю неписаную историю; слушая его рассказы, ты ощущал себя частью чего-то большого, хотя иногда и бредового, чего-то такого,