Принцип револьвера. Часть 1 (СИ)

Горячая вода и нежная душистая пена. Запах сирени и ландыша - мои любимые. Почти забытое настоящее блаженство! Я лежала в ванне, прикрыв глаза, пока вода не начала остывать. Кожа стала гладкой розовой и такой шелковистой... Даже шрамы почти незаметны. Правда синяки на запястьях цветут, а ссадина на коленке... Пустяки! Ведь это такие пустяки...

Фру Свеннсон оставила у меня на стуле одежду для Мики. Я выбралась из воды, вытерлась мягким полотенцем - еще одно забытое ощущение и, накинув, махровый банный халат и толкнула дверь в "зеленую ванную".

Мика заснул прямо в воде. Он наконец-то сбрил усы и эту несчастную бороденку, и теперь выглядел как-то по-мальчишески беззащитно. Тонкие руки, даже татуировка на предплечье группа крови и кусающая себя за хвост змея кажется ненастоящей. Когда я была маленькая такие дурашливые татушки продавались вместе с приторными леденцами на палочке...

Скрипнула закрывающаяся дверь, Мика вздрогнул, просыпаясь, рука привычно метнулась к прикрытому полотенцем револьверу, но остановилась. Мика по детски моргнул и улыбнулся:

--Извини, я, кажется, заснул.

--Ничего - я отчего-то смутилась, щекам стало жарко, - я принесла тебе чистые вещи. Давай заберу твое?

Только выскочив из ванны с ворохом грязного белья, я обругала себя - можно подумать нам с Микой есть чего стесняться. Тогда чего? Неужто вместе с миром вернулись все мои предрассудки?

"Каролина, скажи "Член"!" - пропел в памяти насмешливый голосок Элинки.

--Х...! - вслух выпалила я и только тут заметила становящиеся квадратными глаза Минни, которая тянула руку к свертку грязной одежды...

В голубой рубашке и пуловере с ромбиками, причесанный и отмытый Мика уже почти совсем не походил на парня, которого я привыкла видеть, только улыбка осталась та же и голос. И еще я никогда раньше не замечала, насколько ярко-голубые у него глаза. Раньше они мне казались серыми, почти стальными... А оказалось, что они как осеннее небо. Настоящее - довоенное.

"Так нет никакой войны!" - вновь счастливо напомнила я себе.

Мы обедали на кухне с Фру Свеннсон. Кажется, только сейчас я окончательно убедилась, что на этот раз это не сон. Во сне я никогда не чувствовала вкуса еды. А тут... Нежное куриное филе в соусе с ананасами, клюквенный сок, сладкие ванильные булочки. Я готова съесть целую гору! Какой же дурой я была со всеми этими диетами - дура, зажравшаяся дура. Третья булочка давалась уже с трудом...

--Я пойду, Каролинка, - Мика стоял засунув руки в карманы бушлата и подняв воротник. Бушлат Минни почистила, но все равно блеклый подранный и свежештопанный бушлат сделал Мику прежним, Мне показалось, что даже глаза вновь блестят не легкой синью, а хмурым серебром...

--Я с тобой...

--Не надо, я лучше один, - отказался Мика, - поспи, у тебя глазки слипаются. Он был прав. Не знаю, что на меня так подействовало, ванна или обильная еда, но собственные веки казались мне все тяжелее и тяжелее. И я сдалась:

--Мика, как я тебя найду?

--Я вернусь. Сам. Но если что, то мой адрес на Соергартене был четвертая линия, одиннадцать-а, комната семнадцать, третья по коридору направо. На всякий случай...

--Мика, здесь же телефоны работают!

--Точно! А я и забыл! Надо же... совсем отвыкли...

Странно, но свой номер я вспомнила мгновенно... несмотря на то, что уже спала... Вроде только что Мика повторяет мой номер вслух и вот уже исчезает... Как я засыпаю, уже не помню...

Проснулась я от того, что кто-то погладил мои волосы.

--Мика, - сонно мурлыкнула я, стараясь рукой нащупать его руку - пальцы ожгло холодом от металлического браслета.

Страх мгновенно прогнал сон.

"Неужели снова!" - истошно забилось сердце. Откуда-то из памяти выплыли очередные звери с похотливыми мордами!

"Не хочу больше!" - орала, накатываясь, очередная истерика.

--Добрый вечер, принцесса!

Страх исчез.

--Папка! - счастливо выдохнула я и, как в потерянном детстве, прижалась к человеку сидящему на моей кровати.

Его свитер кололся и полузабыто пах трубочным табаком. А я снова плакала, как обиженный ребенок... А папа что-то говорил и говорил, успокаивающе гладя меня по голове... И в этот момент я поняла, что все будет хорошо, теперь будет...

--...девочка, все будет хорошо! А того подонка уже задержали на Соергартене...

Название улицы на которой жил Мика, заставило меня прийти в себя.

--Какого подонка? - удивленно спросила я.

Папа щелкнул кнопкой ночника. Нежный зеленый свет залил спальню...

--Папа, что случилось? - такие глаза у отца я уже видела, в тот день когда ушла мама - тоскливые глаза.

--Что случилось? - тверже повторила я.

--Все будет хорошо, не волнуйся, - снова повторил отец, - не надо ничего говорить, малышка. Забудь все, как страшный сон - отдыхай... - он порывисто встал.

--Какой сон? - я совсем ничего не понимала, видела только глаза...

Отец смотрел на меня с такой тоской и болью, будто это не он погиб во время мятежа, а... Я проследила за его взглядом. Воротник пижамной курточки распахнулся - бурое пятно старого ожога. чернело как метка беды...

--Он за все ответит, не бойся! - прошептал папа.

Мне снова стало страшно - Соергартен, глаза отца, Мика... Все сложилось в одну мрачную картину.

--Папа, Мика тут не при чем! - вскрикнула я, запахивая курточку.

--Не бойся их, девочка! - как заведенный повторил отец, этот Мика уже в полиции, а тех троих мерзавцев, что были с ним найдут скоро - он назвал их имена. Не бойся, им это так не сойдет. Слава Богу, что с тобой все в порядке, но я позвонил Бентону - не стесняйся...

--Папа!!! - от собственного визга заложило уши, - Мика ни при чем!!!

--Не плачь, - строго приказал папа, - не знаю зачем ты выгораживаешь это животное, но под медикаментозным допросом не лгут. Он, конечно, псих, но то что их было четверо... - голос сорвался...

--Папа, ты ничего не понимаешь!

--Алекс! - крикнул отец.

Кажется, я кусалась и пыталась разбить очки доктора Бентона... Когда предплечье кольнула острая игла шприца, я все еще пыталась выкрикивать:

--Мика со мной, я его люблю! Он не при чем...

А потом тьма сгустилась. Посмотрела на меня добрыми глазами нашего семейного доктора и я исчезла.

***

Я очнулся все в том же кресле, к которому меня пристегнули полицейские. Голова была пустой и гулкой, сердце колотилось, но временами страшно замирало, самое стыдное, что в брюках тоже было тесно, будто я не в участке нахожусь, а рядом с Каролинкой... Память вернулась следом. Лавиной - образы накладывались один на другой, скакали, смешивались: черная машина, которая едва не смела меня с тротуара возле трамвайной остановки, удары тяжелым ботинком, ругань, пластик браслетов на больших пальцах рук выкрученных за спину... Бронестекло "обезьянника", фру Свеннсон брезгливо кривящая ярко-накрашенный рот... И высокий парень в синем мундире военного флота - так похожий на Каролинку, только в глазах у него ненависть и смерть... Свет лампы в глаза, это кресло... Укол и собственный голос. Сейчас он хрипел из маленькой коробочки диктофона:

"Я подбил вездеход из подствольника.

Мы шли вдоль замусоренной набережной. От баррикад, сметенных королевскими танками в первые дни революции, почти ничего не осталось. Я хорошо помнил те дни - тогда всем казалось, что восставшие проиграли, а теперь... Теперь была война, - шестой месяц люди охотились друг за другом, копошась на растерзанном трупе погибшей Столицы.

Вот и сейчас мы - квартет вконец озверевших бывших людей, а ныне разведка четвертой отдельной мотострелковой роты дивизии имени Революции - устало топали вдоль разрушенных бомбежками домов. Брели, выискивая местечко для наших парней, которые сейчас выгружались с баржи в бывшем речном порту.

Джип выскочил неожиданно, откуда бы ему взяться здесь, в нашем глубоком тылу? Этот район зачищали штрафники, бывшие уголовники, - за три дня в округе не должно было остаться ничего живого. Аристократики отброшены далеко, сейчас они отчаянно сражались где-то в пригородах. И уж, конечно, здесь, на разбитой еще в начале революции набережной, их быть не могло, но... Вот он: угловатый, несущийся по обломкам навстречу нашей группке, раскрашенный бело-синими разводами камуфляжа вездеход Королевских ВС. Как во сне: катит по центру проспекта, будто призрак из прошлого. Преодолевая легкое обалдение, вскидываю автомат, благодаря неведомого мне изобретателя подствольных гранатометов. Сколько жизней спасли или отняли эти небольшие трубочки со спусковым крючком и предохранительной скобой... Щелчок. Вездеход несется юзом и втыкается в огромную бетонную плиту, отломанную взрывом авиабомбы от модерновой в недалеком прошлом высотки. Смотрю на эту картинку, ощущая себя деревенским дурачком на ярмарке - откуда здесь взяться аристократам, да еще на этом глупом вездеходике, он похоже даже не бронирован...