Барраяр

льные нейроны? Стерли память специальными препаратами?

– Нет… то есть они использовали лекарства, но ничего не уничтожали. Так они мне говорят. Врачи называли это блокировкой. А мы – адом. Каждый день мы попадали в ад, пока не научились избегать его. – Ботари, нахмурившись, поерзал на скамье. – Если я пытаюсь вспоминать Эскобар или хотя бы просто заговорить о нем, у меня начинает болеть голова. Глупо звучит, правда? Солдат ноет из-за мигреней, как старуха… Некоторые воспоминания вызывают такую головную боль, что красные круги идут перед глазами и меня выворачивает наизнанку. Когда я перестаю об этом думать, боль уходит. Все просто. Корделия сглотнула.

– Ясно. Мне очень жаль вас. Я знала, что вам нелегко, но не представляла себе насколько.

– Хуже всего сны. Я вижу во сне… это, и если просыпаюсь не сразу, то помню, что мне снилось. Я вдруг вспоминаю слишком много, и голова… В общем, мне остается лишь уткнуться в подушку и рыдать, пока не смогу подумать о чем-то другом. Остальные охранники графа Петера считают меня психом, придурком. Они не понимают, как это в их компанию затесался тип вроде меня. Я и сам этого не понимаю. – Ботари быстро провел обеими руками по короткому ежику волос. – Служить у графа – большая честь, ведь мест всего двадцать. Сюда выбирают лучших, всяких чертовых героев, увешанных медалями ветеранов с идеальным послужным списком. Если на Эскобаре я сделал… что-то такое нехорошее, то почему адмирал заставил графа Петера дать мне место? А если я был героем, то почему у меня отняли память об этом?

Дыхание его участилось и теперь со свистом вырывалось через длинные желтые зубы.

– А сейчас вам больно? Когда вы пытаетесь об этом говорить?

– Немного. Будет хуже. – Он пристально посмотрел на Корделию, сильно нахмурив лоб. – Но мне необходимо об этом поговорить. С вами. Это меня… Она сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться.

– Продолжайте.

– У меня в голове… четыре картинки с Эскобара. Четыре картинки. И я не могу их объяснить. Сам себе. Несколько минут из… трех месяцев? Или четырех? Они все меня тревожат, но одна – больше всех других. В ней вы, – неожиданно прибавил он и уставился в землю. Теперь он сжимал скамью обеими руками, и его узловатые пальцы побелели от напряжения.

– Ясно. Продолжайте.

– Одна… Она самая простая… это ссора. Там были кронпринц Зерг, адмирал Форратьер, лорд Форкосиган и адмирал Ралф Форхалас. И я. Только на мне не было одежды.

– Вы уверены, что это не сон?

– Нет. Не уверен. Адмирал Форратьер сказал… что-то очень оскорбительное лорду Форкосигану. Он оттеснил лорда к стене. Принц Зерг засмеялся. А потом Форратьер поцеловал его, прямо в губы, и Форхалас хотел оторвать Форратьеру голову, но лорд Форкосиган ему не позволил. А что потом – я не помню.

– Э-э… да-да, – сказала Корделия. – При этом меня не было, но я знаю, что в барраярском высшем командовании в то время действительно происходили странные вещи. Так что это, наверное, подлинное воспоминание. Если хотите, я могу спросить