Женщина-лиса

тот же ледяной ужас. Глаза их не отрывались от женщины.
Женщина опустила руку – медленно. И вслед за рукой опустился тибетец. Он встал на колени, потом на четвереньки. Смотрел ей в лицо, оскалив зубы, как собака, на губах его показалась пена. Потом он, как волк, набросился на своих людей. С воем прыгнул к ним, вцеплялся в горло, рвал зубами и ногтями. Они в гневе и страхе закричали. Пытались отбиться и не могли.

Блеснули ножи. Предводитель, дергаясь, лежал на ступенях. По-прежнему крича, не оглядываясь, его люди устремились вниз по лестнице и исчезли.
Джин Мередит закрыла лицо руками, потом опустила руки: на месте женщины стояла лиса, шелковистая, красно-рыжая. И смотрела на нее. Джин видела, как сверкнули зеленые глаза, словно в улыбке, обнажились зубы. Лиса изящно по ступеням направилась к ней.

Слабость охватила Джин; женщина согнула голову, опустилась на колени, закрыла глаза дрожащими руками. Она ощутила незнакомый аромат – беспокойный, пробуждающий странные беглые образы. Услышала низкий сладкий смех. Услышала, как мягкий голос прошептал:

– Сестра!

Она подняла голову. Над ней склонилось женское лицо. Изысканное лицо… раскосые глаза цвета морской зелени под широким белым лбом… красно-рыжие волосы спускаются на лоб… серебристо-белая прядь, напоминающая по форме пламя свечи, колеблющееся на ветру… длинный, но изящный нос, ноздри слегка раздуваются… маленький рот, красный, как королевский коралл, в форме сердца, губы полные, древние.

На этом изысканном лице, как вуаль, легкая насмешка, слабая угроза, в нем мало человеческого. Руки белые, длинные и стройные. Они коснулись сердца Джин Мередит… успокаивая ее, укрепляя, прогоняя страх и горе.

Джин снова услышала голос, странный, со сливающимися звуками, слегка насмешливый, голос существа, которое понимает человеческие чувства, но само никогда их не испытывает и знает, насколько они неважны:

– Ты получишь свою месть, сестра!

Белые руки коснулись ее глаз… Джин забыла… забыла… больше она ничего не помнила, даже себя самое…

Джин Мередит казалось, что она лежит на чем-то мягком в мягкой, слепой тьме, безграничной, непроницаемой. Она ничего не помнила и знала только, что она это она. «Я это я», – подумала она. Тьма, в которой она лежит, мягкая, добрая. Она подумала: «Я нерожденный дух в чреве ночи». Но что такое ночь… и что такое дух? Она подумала: «Я довольна, я не хочу рождаться вновь». Вновь? Это значит, что она уже рождалась… раньше… и тут в ее сознании всплыло слово: Джин.

Она подумала: «Я Джин… но кто это Джин?»

Она услышала два голоса. Один женский, мягкий и сладкий, со сдерживаемой дрожью, как у натянутой струны. Она уже слышала этот голос… раньше, когда была Джин. Мужской голос низкий, полный спокойствия, человеческий… да, в нем есть что-то человеческое, чего нет в сладком голосе женщины. Она подумала: «Я Джин, я человек…»

Мужчина сказал:

– Скоро она должна проснуться. Прибой сна высок на берегу жизни. Он не должен накрыть жизнь.

Женщина ответила:

–