Войны Марса (Марсианский стройбат) (СИ)

– Ну что там? – спросил Чернаков, стараюсь даже не смотреть на то, что лежало на полу.

В комнате было темно, как в кочегарке после пожара, влажно и скользко, только свет фонарей вырывал фрагменты картины: то лавку, то перевёрнутый стол, то невероятно распухшие ноги, торчащие из-под брезента. Чернаков хотел по ночам спать спокойно, поэтому старался на те ноги особенно не смотреть. Самое странное, что никто не обратил внимания на копыта, очевидно, полагая, что ноги у Генацаревского и Жукова деформировались таким странным образом.

– Оба… – произнёс Есени Цугаев, насмешливо глядя на капитана, – готовы…

Уж он-то насмотрелся на кровь и не боялся её. На самом деле, он был не Есеней Цугаевым, а – Рамсулом Гелаевым, находящимся во всероссийском розыске. Он и брился-то потому, что на всех известных фотографиях был с бородой и боялся, что его опознают даже со щетиной, которая росла у него быстрее, чем грибы после дождя. По некоторым причинам, о которых Есеня, естественно, не распространялся, крови он не боялся. Но и он, навидавшийся всякого и не всякого, ошибся, приняв раздувшихся и почерневших едоков картофеля за бригадира Жору Генацаревского и Вовку Жукова.

Сочтя картину ясной, Чернаков доложил полковнику Бастрыкину. Тот – на поверхность. Оттуда – на Землю. Земля надолго замолчала: первые марсианские потери никому были не нужны. Не ко времени. Готовилась большая экспедиция из трёх ракет-звездолетов. Коррективы вносить было поздно: американцы дышали в затылок, поэтому «марсианский вопрос» отложили до поры до времени. Но партию оружия за счёт иных грузов на одну из ракет загрузили, и генерал Зуев вздохнул с облегчением. Оставалось только ждать и надеяться на лучшее.

Глава 7

Бой местного значения

Вначале цукуба летела не очень уверенно. Да и Генацаревский с Жуковым неумело ею управляли – дёргали не за те усы, не в ту сторону и забывали подкармливать личинками шершней. Но через некоторое время приноровились. Оказалось, что если дёрнуть за левый верхний ус, цукуба, естественно, поворачивала вправо, если за правый верхний – налево. А если дёргать за нижние усы, то цукуба стремилась присесть и отдохнуть. Если же равномерно дёргать за все четыре уса, то цукуба летела прямо, как пришпоренная лошадь.

Потом они увидели, как из сумрака, подсвеченного тусклым искусственным солнцем, выплывают углы и грани небоскрёба, словно в полярной ночи проявлялся айсберг, поблескивая кристаллами голубого льда. Откуда он приплыл? Да и зачем? Никто не знал. И что там за ним в темноте, тоже никто не знал. И что будет дальше, тоже не знает никто. И от этого брала оторопь и рассуждать не хотелось, а только – существовать, как травка, и не думать, совсем не думать. Думать было противопоказано.

Мёртвый город, покрытый ржавыми потёками и наплывами разноцветного гематита, показался огромным и безмерным. Куда ни кинь взгляд, во все стороны простилался он широкими и узкими улицами, похожими на большие и маленькие ущелье. В центре протянулся настоящий парк, заросший чёрными «деревьями», похожими на искалеченные ёлки. Кое-где блестела вода и виднелись мостики, переброшенные через сверкающие потоки – единственное живое, единственное движение в мёртвом городе.

На глади широкой реки Шкабарь суетились канонерки – юркие, как тараканы. За гирляндой больших и маленьких мостов стоял круглый, как черепаха, дредноут, орудия главного калибра были направлены в сторону новой части города Сен-Пала.

– Смотри, смотри! – закричал Жуков.

Генацаревский выглянул в иллюминатор: пара стрекоз, как истребители, летели вдоль реки. Они явно патрулировали акваторию. Ещё две, трепеща крыльями, поднимались с аэродрома. На стрекозах в кабинах сидели крикуны, вооруженные винтовками.

– Да здесь целая армия! – воскликнул Жора. – Никак америкосы нас опередили?!

– Не может быть! – пораскинул мозгами Вовка Жуков. – Откуда?

– Может! Смотри!

Генацаревский случайно нажал на третий хоботок слева – под цукубой вспыхнул конус света шириной с футбольное поле. Тогда-то они, собственно, и смогли оценить масштабы вражеской армии. По набережной в центр города двигались колонны бронетехники и пехоты, между домами горели костры бивуаков, возле которых сновали солдаты. За старой частью города, где начинались кладбища, где каменные фонари провожали души в иной мир, застыло странное, чёрное, как сажа, облако. Генацаревский сразу почувствовал его враждебность. Это было не просто грозовое облако, а нечто живое, а главное – опасное.

Вдруг цукуба повела себя неадекватно. Стала двигаться боком, да ещё с креном, норовя перевернуться. Жора принялся беспорядочно дёргать за все усы сразу. Жуков с перепугу высыпал в пасть цукубе остатки личинок. Но и это не помогло. Земля стремительно приближалась. Ветер свистел, как при урагане. Конец! – мелькнуло у Генацаревского, и он инстинктивно стал хвататься за всё, что висело и торчало. Потом его притянуло к потолку. Жукова тошнило. Физиономия у обоих стала зелёной, как у лягушки. По этой ли причине или по какой-либо другой, но в тот момент, когда по всем расчётам они должны были превратиться в лепешку, цукуба замерла. Тело мгновенно стало тяжёлым. У Генацаревского и Жукова подкосились ноги. Оба они почувствовали, будто у них оторвались внутренности. Жуков шлепнулся на пятую точку и издал короткое: «Ёб!», а Генацаревский повис на том, за что держался, и едва не оторвал. Цукубе это явно не понравилось и она взбрыкнула – Жора подполз и выглянул в иллюминатор. К ним приближался отряд крикунов, волоча за собой что-то огромное, длинное, извивающееся, как гусеница. Первая мысль была – бежать! Но куда? Да и поздно было. С одной стороны причал, с другой – река. Генацаревский схватил пику и приготовился дорого продать свою сержантско-старшинскую жизнь.

У крикунов были страшные лица с вытаращенными белками и оскаленными, как у покойников, ртами. Они присоединили гусеницу к цукубе, и раздались чмокающие звуки. Цукуба перестала дергаться, замерла. Вздох облегчения пронёсся по ней. Она словно впала в прострацию и стала заметно тяжелеть, пока окончательно не легла на землю.

Генацаревский и Жуков замерли, ожидая, что внутрь вот-вот ворвутся эти странные крикуны. Но ничего не произошло.

– Иди… – сказал Генацаревский, отрываясь от иллюминатора, – иди, посмотри, что они делают.

Крикуны суетились вокруг цукубы, то ли латая ей бока, то ли приободряя таким странным образом. Одни из низ заглянул в иллюминатор. Жора отпрянул. Глаза у крикуна были белами-белыми, почти без зрачков, во рту же торчали два передних огромных зуба.

Вовка Жуков вернулся через секунду:

– Они забили все соты шершнями! А личинками заполнены все закрома!

– Ты считаешь, это не америкосы?

– Конечно, нет, какие-то недоноски, но не америкосы.

– Так! – задумчиво произнёс Генацаревский, вспомнив, что он бригадир. – Давай связь!

– Связи нет… – вздохнул Вовка Жуков, виновато взглянув на бригадира.

– Да вижу… – Генацаревский обнаружил, что «длинная» связь не работает, что она блокируется сильным магнитным полем. А локальные магнитные поля не шли ни в какой сравнение с тем, что регистрировали приборы скафандра.

Но откуда на Марсе магнитное поле, да ещё такой силы? Их учили ещё на Земле, что Марс не имеет в ядре источника магнитного поля.

– Должно быть, вон та штука, – сказал Вовка Жуков, – посмотрел в иллюминатор на край чёрного облака, которое с земли казалось не просто огромным, а очень огромным, сверхогромным, необъятным, с очертаниями, которые сливались в вездесущими сумерками. Даже искусственное солнце не могло рассеять эти сумерки. – Что будем делать?

– Сваливать надо! – уверенно сказал Генацаревский.

– А как? – Жуков подергал за усы и всё, что висело рядом с ними.

Безрезультатно. Цукуба не реагировала. Она словно приросла к земле, и жадно почмокивая, пожирала тонны личинок. Кажется, ей было всё равно.

– О-па… – вдруг произнёс Жуков, выглянув в иллюминатор, – никак местное начальство?