По осколкам (СИ)

— Ты ведь даже не разулась, — сообщает мне ее голос.

И я понимаю, что это уже не урок и пульт искать бесполезно. Но глаза открывать не хочу… Мне приятно лежать вот так и слушать, как Ала ходит по комнате, как недовольно стучит крышкой открытой коробки, откуда я вчера стащила одну из ее сигар. Мне нравится улавливать, как ее ногти чуть царапают подлокотник дивана, когда она забирает пульт… вот, оказывается, где оставленный, тут же, в изголовье! Мне хорошо слышать, как она сопит, стоя надо мной. И как собирается с духом, чтобы сказать:

— Поднимайся. Тебе надо привести себя в порядок.

— Что, и ванну дадите? — вяло интересуюсь я.

Ох, кажется, я перешла границу наглости — так возмущенно и резко у Старшей прозвучал ответный вдох сквозь зубы.

— Хорошо, хорошо, — бормочу и тяжело поднимаюсь. — Ванны не надо. Но на умыться и чистое белье я могу у вас рассчитывать или в общее сошлете?

Она молчит, по-прежнему стоя надо мной. Мой совестливый взгляд карабкается по ее серому балахону — сначала до рукавов, а потом выше, уже по золотой линии на воротнике…

Кто же они все-таки, если не мы и не Мастера?.. Хм…

— Умоешься здесь и переоденешься. А потом я познакомлю тебя с новенькой.

— Насколько она опытная? — спрашиваю я уже от узкой двери, прячущейся за еще одной занавеской.

Все-то они тут прячут!..

— Решено, что ее можно отправить в путь.

— Вы ее проверяли?

— Не было смысла. Ее сила известна по ее родителям.

— Полукровка?

— Как раз нет.

Уже закрывая за собой дверь туалетной комнаты, я думаю — а может, крючок моей Старшей связан вовсе не с выходом, а наоборот?..

Расстегнув, но еще не стащив штаны, не выдерживаю и высовываю нос обратно в комнату:

— Ала, что она за личность?

— Не волнуйся, она при тебе ненадолго.

Еще интересней!..

И прежде чем я успеваю засунуть свой нос обратно, Ала бросает мне приказом:

— Я тебе говорю — не волнуйся!

Этот тон… мы имеем право ответить на него лишь покорным молчанием. На то они и Старшие, чтобы указывать нам — тем, кто потом указывает своим Мастерам… Такая цепочка.

С недавних пор я думаю, что это цепь.

— Тебе не стоит задавать вопросы, ответы на которые тебя не касаются, — доносится до меня через прикрытую дверь уже мягче, словно примирительней.

Долго умываюсь, долго расчесываюсь, хотя собрать волосы в короткий хвост — дело двух вдохов. Нарочито медленно переодеваюсь — позаботились, и для меня на полке лежит не только белье, но и новый костюм, у куртки ни один шов еще не надорван.

— А когда коснутся, вы тоже ни на что не ответите, — ворчу я в прохладную воду, которой плещу в лицо второй раз, пусть даже в этом нет необходимости: я уже чувствую себя посвежевшей.

В комнате на диване Ала сидит с ногами так, что я, пожелай пристроиться на том же мягком, ютилась бы у какого-нибудь подлокотника. Да, на то они и Старшие, чтобы любого на место ставить.

Сажусь на пуфик возле столика. Уже принесли поднос с фруктами — не мясо, конечно, но тоже питательно. А придется признать, что курицу сейчас я не то чтобы не съела, а при одном только ее виде, наверное, окна криком разбила. И основной шпиль бы точно покачнулся.

Однако в висках мысли больше не бьются, не рвутся в одну сторону — к Крин. Всего один вечер — и я уже не ору, как семь предыдущих. И шпиль ровнехонько торчит из центра Первого, в самой середине колодца нашего огромного круглого здания. Незыблемый, его ничто не колыхнет, даже если все мы станем орать.

Старшие все-таки мудрые и все делают правильно, пусть даже мне вчера взбрело в голову, что раз природа их неизвестна, то их можно не слушать. Пожалуй, я совершила ошибку, приняв на себя сомнения Крин и подпустив близко чужие выводы-слухи. И, пожалуй, я исправлюсь тем, что верну хотя бы частично власть своей Старшей надо мной и приму сейчас своего нового Мастера. Ала мне плохого не предложит и дурному не позволит случиться. А по своей сути пусть она будет хоть Подмастерьем. Правда, я слышала, последний умер еще до моего рождения.

Вообще, мало ли что там слышит Основатель! Не настолько я сильна и опытна, чтобы не ошибаться — и в этом моя Старшая тоже права.

Я уже хочу просто так, из тишины завтрака, который она со мной не разделяет, сказать ей, что считаю — она права.

Но она первая нарушает тишину вопросом:

— Что тебе с собой выдать в дорогу?

Жую и неторопливо думаю, что бы попросить нового, чего точно не было в паре с прежним моим Мастером. Да и яблоко вкусное — хочется задержать его во рту подольше.

— Не знаю… веревку, пожалуй.

Похоже, Ала решила, что я буду вешаться. Увидев, как округлились ее глаза и какой страх заплескался в зрачках, едва не улыбаюсь.

Но я не улыбаюсь.

Шаг неточный

Когда-то переходы были для меня восторгающей новинкой.

Сейчас я люблю их не больше, чем любят опостылевшее.

И свою работу я не люблю, хотя не стала сопротивляться, когда меня на нее вернули. С того момента, когда я сообщила своей Старшей, что приму новенькую и вернусь на путь, я столько всего передумала… Хорошо, что не про Крин. Про себя. И поняла: я согласилась с тем, чего не хочу.

Не хочу я обратно в переходы. Не люблю я все то, что, побывав на Первом и восстановившись, снова признаю полезным. Ала говорила мне, что я здесь восполняю силы, что мое место в деятельности. А я поняла — я восполняла силы, чтобы суметь себя потом обмануть. Я не верю, что мне хорошо вернуться на путь. Но пойти к Старшей и решительно заявить, будто хочу выйти, тоже не хочу. Не для того я собирала свои силы, чтобы бороться с системой за свою слабость.

Конечно, я уйду, ведь я уже со всем согласилась, всем покивала, все взяла. Конечно, на мне новый костюм, новая сумка с вещами первой необходимости — нож, веревка, две маски на случай, если нас выбросит в осколок, где мало воздуха…

Я все приняла — но как же я все это не люблю!

И Первый. С его высоченным шпилем — бессмысленным указателем полюса; бессмысленным, потому что сферы уже нет. С его землями, строго поделенными между важными семьями; кто не из таких, тот всю жизнь в пути, а кто из таких, тот полжизни здесь. С его периферийными площадями, отведенными для садов, полей, ферм, где за порядком следят автоматы. С его центральным круглым зданием, больше похожим на город. С уроками, учениками, балконами, фруктами… С неизменной властью Старших и странными играми со Старшими.

Все не люблю.

А люблю я тишину. И неподвижность. Люблю быть с края — осколка ли, системы ли. Люблю смотреть на переход в углу, но не торопиться в него. Люблю сидеть, а еще лучше — лежать, если получится; не говорить, не спешить, просто побыть немного… как бы это… недавно я сумела кое-как объяснить себе… просто побыть немного в собственном покое и одновременно — в движении с осколками, в движении с миром.

Вот этот камень — он летит в пространстве вместе с осколком под ним. А осколок движется по строгой орбите, занимая свое место в облаке себе подобных, и все они, хоть и порознь, а все-таки едины.

Я глажу камень ладонью, но не беспокою, не перемещаю его. И потому чувствую, как его неподвижность и четкое место в огромном раздробленном, но все-таки имеющем свои законы мире может принять рядышком и меня. Ведь я сейчас тоже, как этот камень, молчу и не шевелюсь. И мы вместе, прочно — что нам космический ветер и молнии! Разве не это единство хотят объяснить нам Старшие, указывающие на то, что мир надо собрать обратно?

Наверное, Крин это понимала. Может, и не разделяла, но почувствовала что-то такое во мне, что поддержит ее в этом понимании. А я сама догадалась лишь сейчас. Мне не приходилось при Крин слышать тишину, наполненную такими вот догадками и откровениями: природа ворчливых Мастеров очень сильна. Но она, даже когда пыталась меня дергать и нарушала порядок и правила, все-таки никогда никуда не тащила так сильно, чтобы совсем против воли, чтобы я противилась — не хочу, не хочу.