Битва за Коррин

— Каждый раз, когда я убеждаю себя в том, что нельзя ненавидеть мыслящие машины еще больше, — сказал Вориан, — случается что-то такое, что все равно вызывает большее отвращение, чем раньше.

— Если Омниус увидит хотя бы малейший шанс, то он снова нападет на нас. Возможно, он нашел способ прорвать блокаду Коррина.

— Или, быть может, эти жуки были отправлены просто нам назло, — возразил Вориан. — Несмотря на то что эти насекомые причинили нам большие разрушения и сильные страдания, я не думаю, что Омниус всерьез рассчитывал с их помощью уничтожить Салусу Секундус.

Батор, еще не оправившийся от пережитого потрясения, кивнул головой.

— Сеть полей Хольцмана продолжает окружать Коррин. Омниус не может выскользнуть… если только у него нет иного плана.

Вориан крепко сжал плечо молодого офицера.

— Мы не можем допустить, чтобы эти глупцы политики предположили, что мы потеряли бдительность.

Он нагнулся и извлек из трещины в ступени маленький шарик. Шарик тихо лежал на ладони, ощетинившись острыми как бритва зубами.

— Их источники энергии иссякли, Абульурд, но я хочу, чтобы ты сохранил несколько сотен образцов. Надо разобрать их и проанализировать, чтобы разработать эффективные методы защиты, на случай, если Омниус захочет снова применить их против нас.

— Я поручу это моим лучшим людям, верховный башар.

— Поручи это себе, Абульурд. Я хочу, чтобы ты лично отвечал за это дело. Я всегда гордился тобой, и сегодня ты доказал, что моя гордость, моя вера в тебя не были напрасными. Когда-то я взял тебе под крыло, потому что понимал, что ты нуждался в поддержке. Сегодня из всех солдат, действовавших в Зимии, отличился один ты. Твой дед гордился бы тобой так же, как я.

У Абульурда стало тепло на душе от этой похвалы.

— Я никогда не жалел, что принял имя Харконнен, верховный башар, несмотря на то, что многие поливали меня за это грязью.

— Может быть, уже настало время раскрыть правду. — Вориан прищурил свои серые глаза. — Прошел уже не один десяток лет после того, как я рассказал тебе правду о Ксавьере. Тогда я думал, что этого достаточно, но я ошибся. Есть поговорка о том, что не следует ворошить старое. Тогда я решил, что Ксавьер сам выбрал свой путь, и не тревожился о том, какими красками будут писать его портрет будущие историки.

Но я не могу даже убедить этих депутатов и правительство в том, что необходимо укрепить нашу огневую мощь, чтобы окончательно уничтожить Омниуса и кимеков. Я считал, что никогда не смогу убедить их в необходимости правдиво переписать историю, восстановить доброе имя Ксавьера и показать всем, что истинным злодеем был Иблис Гинджо. — Глаза его сверкнули. — Но это несправедливо — заставлять моего лучшего друга платить такую неслыханную и унизительную цену. Ты оказался более мужественным человеком, чем я, Абульурд.

Абульурд посмотрел на Вориана, едва сдерживая слезы.

— Я… я делал то, что считал нужным, верховный башар.

— При первом же удобном случае я подниму в Парламенте этот вопрос, по крайней мере заявлю о своем несогласии с официальной версией событий. — Он взглянул на залитые кровью улицы Зимии. — Может быть, хоть на этот раз они прислушаются ко мне.

Он хлопнул Абульурда по плечу.

— Но сначала ты должен быть вознагражден. С самой Великой Чистки твое звание не соответствует твоим реальным заслугам. Хотя другие офицеры будут это отрицать, я убежден, что это наказание за твое имя. С сегодняшнего дня все изменится. — Вориан встал, лицо его стало серьезным и строгим. — Торжественно обещаю тебе, что в самом скором времени ты получишь звание башара четвертого ранга…

— Башара? — вскричал Абульурд, не веря своим ушам. — Но это же скачок через два звания. Вы же не можете просто…

Вориан не дал ему договорить.

— Пусть они посмеют поспорить со мной после сегодняшних событий.

Сеть, раскинутая в небе Коррина между флотами роботов и хретгиров, которые все время искали возможность уничтожить корринского Омниуса, перестала казаться чем-то страшным по прошествии двух десятилетий. Эразма сейчас гораздо больше интересовала маленькая драма, развертывавшаяся в его саду.

В данном случае для наблюдений не требовалась никакая изощренная шпионская аппаратура. Независимый робот просто ненавязчиво наблюдал. Совершенно поглощенный беседой с клоном Серены Батлер, Гильбертус не замечал присутствия Эразма. Казалось, эта женщина околдовывала его воспитанника, хотя робот никак не мог понять почему. Можно было точно сказать, что Гильбертус должен был чувствовать разочарование и усталость после того, как за все двадцать лет ему не удалось превратить этот клон в достойную подругу и жену. Клон был неуклюж, ментально ограничен, а в организме были какие-то изъяны, возникшие в процессе его воссоздания по методике Ре-кура Вана.

Но воспитанник всем своим поведением показывал, что по какой-то необъяснимой причине очень привязан к клону.

Гильбертус выглядел молодым обожателем и терпеливым наставником, когда сидел рядом с женщиной, держа на коленях раскрытую книжку с картинками. Иногда Серена смотрела в книгу довольно внимательно, но чаще она с большей охотой заглядывалась на цветы или на пестрых словно самоцветы колибри, отвлекавших ее внимание. Стоя за гибисковой живой изгородью, Эразм сохранял полную неподвижность, как будто она могла убедить Сере ну в том, что он одна из садовых статуй. Он знал, что клон Серены не глуп, нет, просто эта женщина была абсолютно неинтересна во всех отношениях.

Гильбертус тронул ее за руку.

— Взгляни, пожалуйста, вот сюда. — Она снова посмотрела в книгу, а Гильбертус возобновил чтение вслух. Уже много лет он терпеливо учил ее читать. Серена имела доступ ко всем книгам или записям огромной библиотеки Коррина, но редко пользовалась этим правом. Ее ум обычно был занят менее значительными вещами. Но несмотря на это, Гильбертус не оставлял своих попыток.

Он показывал клону Серены великие шедевры живописи. Он давал ей слушать гениальные симфонии, читал ей глубокие философские трактаты. Но Серена упорно интересовалась только красивыми картинками и забавными историями. Когда Серене наскучивало рассматривать картинки, Гильбертус вел ее на прогулку по саду.

Наблюдая за этой самодеятельной методикой обучения, Эразм припомнил, как много лет назад он играл такую же роль, стараясь приручить дикого необузданного мальчишку, каким был тогда Гильбертус. Эта задача потребовала для своего решения беспримерных усилий и самоотверженности, на какие только был способен машинный разум. Но со временем работа Эразма с Гильбертусом Альбансом окупилась сторицей.

Теперь он смотрел, как его воспитанник пытается сделать то же самое с клоном Серены Батлер. Это было интересно. В методике Гильбертуса Эразм пока не находил ни одного недостатка. К сожалению, результаты не были эквивалентны приложенным усилиям.

Проведя необходимые медицинские анализы, Эразм знал, что клон Серены обладал всем биологическим потенциалом, обеспеченным ее генным пулом, но она не обладала должными умственными способностями. Что еще более важно, не обладала она и значимым опытом, не перенеся тех испытаний, которые выпали на долю настоящей Серены — клона всегда опекали, защищали… пожалуй, излишне.

Внезапно Эразма осенило. Кажется, он нашел способ спасти ситуацию. Изобразив широкую улыбку на своем текучем металлическом лице, робот раздвинул затрещавшие ветви живой изгороди и зашагал к Гильбертусу, который тоже улыбнулся, заметив своего наставника.

— Привет, отец. Мы только что обсуждали астрономию. Сегодня ночью я планирую показать Серене звездное небо, чтобы она узнала, какие на нем есть созвездия.