Битва за Коррин

Квентину было ненавистно это проклятое бездействие, это бесполезное сидение на борту висящего в космосе корабля. Надо было двигаться и завершить наконец эту ужасную миссию. Если они простоят здесь еще немного, то сойдут с ума от страшных мыслей и угрызений совести…

Коррин, главная планета Синхронизированного Мира, главная планета Омниуса — и последний его оплот — имела гораздо большее значение, чем все другие планеты такого рода, вместе взятые. И теперь, когда перед ними находилась последняя цитадель, 'последний бастион всемирного разума, ставки возрастали неимоверно высоко, увеличилась и опасность столкновения. Если хотя бы часть флота осталась на Коррине, если есть военная сила, способная защитить всемирный разум, то машины приложат все силы, чтобы сохранить само свое существование и избегнуть полного уничтожения. Так как корабли армии Джихада были уже изрядно потрепаны, не говоря о том, что их осталось ничтожно мало, это будет одна из самых жестоких и смертельных битв, в которых участвовало человечество.

И если Омниус сумеет до начала атомного холокоста сохранить свою копию, если какой-нибудь робот-капитан, подобный Севрату, сумеет вывезти эту копию с Коррина, то все усилия пойдут прахом, так как тогда мыслящие машины снова смогут распространиться по вселенной.

Вориан Атрейдес, как всегда, предложил новаторское и неожиданное решение. На вооружении армии Джихада среди прочего находились импульсные скрэмблерные передатчики, которые можно было установить на тысячах околопланетных искусственных спутниках. Прежде чем остатки флота Лиги поразят противника на Коррине, надо будет установить на орбите вокруг машинной планеты сеть спутников Хольцмана и тем захлопнуть мышеловку, в которой неминуемо окажется всемирный разум…

Теперь, перед последним натиском, Квентин, выглядя совершенно опустошенным и утомленным, наблюдал за работой своих офицеров и вольнонаемных техников. Временно исполнявший обязанности адъютанта молодой офицер был образцом исполнительности, готовым передавать приказы и выполнять любые — самые ответственные — поручения, что избавляло Квентина от мелочей — он мог сосредоточиться на выполнении главной и основной задачи. Неужели это действительно последняя битва страшной войны?

Сколько он себя помнил, Квентин знал только Джихад и ничего, кроме Джихада. Он стал героем войны будучи молодым человеком, женился на женщине из семейства Батлер, родившей ему троих сыновей, которые тоже сражались в рядах армии Джихада в войне против мыслящих машин. Вся жизнь Квентина была без остатка отдана этой всепоглощающей борьбе, и ни на что другое у него не оставалось ни времени, ни сил. Хотя сейчас он не знал, как будет поправляться и приходить в себя после этого страшного душевного опустошения, он желал лишь одного — чтобы скорее кончилась эта война. Он чувствовал себя как мифический Сизиф, приговоренный к решению дьявольской, неисчерпаемой работы, которую надо выполнять вечно, но никогда не выполнить ее до конца. Возможно, что если он когда-нибудь вернется на Салусу — если Салуса уцелеет в этой битве, — то он удалится в Город Интроспекции и станет там самым примерным отшельником. Он закончит свои дни, сидя возле Вандры и глядя ничего не видящими глазами в пустоту…

Но пока война еще не кончилась, и Квентин заставлял себя подниматься выше этих оправдывающих его мыслей. Они ослабляли его и физически, и эмоционально. Как освободителя Пармантье, как защитника Икса его обожали и солдаты армии Джихада, и гиназские наемники. Не имеет значения, насколько устал примеро, насколько он подавлен — он не имеет права показывать это окружающим и тем более подчиненным.

Надо сказать, что пока атомные бомбардировки имели успех и приближали победу, хотя и неслыханно дорогой ценой. Теперь, после множества прыжков в свернутое пространство, от флота осталась едва ли четверть того, что было с самого начала этого похода. Многие из лучших и талантливейших бойцов, бывших к тому же личными его друзьями, погибли. А сколько невинных людей было сожжено в атомном огне во время этих бомбардировок синхронизированных планет.

Квентин ощущал на своих плечах груз двойной ответственности — как начальника, отдававшего суровые приказы, и как человека, который выжил, за что ощущал немалую вину, так как многие другие — те, кто был лучше, чем он, — погибли. Однажды, когда придет время, он напишет все письма, он поедет к семьям… если, конечно, сам останется в живых.

Ряд кораблей, которым выпало участвовать в этом последнем решающем нападении, были изрядно потрепаны в предшествовавших боях, но отремонтированы и вполне годились для того, чтобы нести ядерные боеголовки, хотя не обладали уже соответствующими наступательными или оборонительными возможностями. У некоторых кораблей были полностью разрушены артиллерийские установки; у других сильно пострадали защитные поля Хольцмана. Дюжина кораблей еще могла свертывать пространство, но больше ни на что не годилась. Их можно было, правда, использовать в спасательных операциях или включать в состав флота для придания ему большей внушительности в глазах неприятеля.

Короче, в дело шел любой металлолом.

Молодой адъютант Квентина передавал по каналам связи последние приказы и инструкции командирам оставшихся в строю кораблей сводной боевой группы. Когда Квентин доложил верховному главнокомандующему о готовности, Вориан Атрейдес принял решение о начале наступления на последнюю цитадель всемирного разума.

— Курс на Коррин!

Офицеры и солдаты испустили крик радости и воодушевления. От этих возгласов по спине Квентина пробежал холодок. Десятки лет войны вели к этому часу торжества. Понадобятся все знание техники, все боевые навыки, приобретенные в боях армией Джихада, чтобы добиться успеха и победить в этой заключительной решающей схватке.

Пространство стремительно свернулось.

Затем словно рыба, выскочившая из моря над гладью воды, флот людей вынырнул на поверхность обычного космического пространства. За огромным шаром планеты Коррин Квентин, прищурившись, разглядел зловеще красное солнце этой звездной системы. Кроваво-красные лучи символизировали ту кровь, которая прольется здесь сегодня.

Вражеские корабли начали вываливаться из пространства, словно появляясь ниоткуда. Более двухсот судов с опознавательными знаками армии Джихада.

— Они прибыли сюда, чтобы уничтожить нас, Гильбертус, — сказал Эразм.

— Наша оборона выдержит их удар, — загремел со стенных экранов Омниус. — Я создал имитационные программы и провел все необходимые вычисления.

Подразделение за подразделением, вернувшаяся часть кораблей мыслящих машин занимала оборонительные позиции вокруг Коррина, выстраивая кольца и хитроумные ловушки. Однако основные силы флота всемирного разума все еще были в пути. Тех кораблей, которые были в наличии, могло не хватить для отпора человеческих фанатиков. Эразм смотрел на изготовившихся к атаке хретгиров, зная, что каждый корабль нагружен импульсными ядерными боеголовками.

Омниус опять недооценил своих человеческих противников. Эразм наблюдал также, как спешно строилась оборона машин, и еще раз осознал, что этой горстки кораблей может не хватить для того, чтобы выстоять в надвигающейся схватке с людьми. Даже чисто статистически хретгиры могут победить нас.

Когда начали поступать первые данные рекогносцировки, Квентин подошел ближе к экранам мониторов.

— Их оборона сильнее, чем мы ожидали. Что делают здесь все эти боевые корабли? Я полагал, что флот уничтожения отбыл с Коррина несколько недель назад и уже должен быть на Салусе. Неужели они оставили здесь такое сильное охранение?

— Это вполне возможно. Кроме того, Омниуса могли предупредить, — ответил по связи Вориан Атрейдес. — Однако мы сможем прорваться, если бросим на врага все свои силы. Но добыть здесь победу будет труднее, чем на тех планетах, которые мы бомбили до сих пор.

Квентин еще раз подсчитал свои корабли. Слава богу, ни один из них не был потерян во время последнего прыжка через свернутое пространство. Это несколько ободрило примеро.