Песчаные черви Дюны

Почему я должна это сделать? Ты сошла с ума?

Нет, я просто прагматична.

Ты хоть отчасти понимаешь, насколько это больно?

Я готова терпеть.

Она взглянула на темные вьющиеся волосы Гарими, на ее непривлекательное лицо; Джессика, напротив, была воплощением классической женской красоты, сконструированным орденом Бене Гессерит для роли соблазнительницы, селекционной матери, чьи черты должны были устойчиво передаваться из поколения в поколение в течение столетий после ее смерти. — Я знаю одно, верховный проктор: если кто и умеет причинять боль, так это вы.

Гарими, казалось, испытывала смешанное чувство удивления и тревоги.

Я много раз представляла себе, Джессика, как поворачиваю нож в твоем теле. Я часто думала о том невосполнимом вреде, какой ты нанесла Старой Общине Сестер. Ты нарушила и погубила всю нашу программу создания Квисац-Хадераха, породила монстра, которого мы не сумели обуздать. После Пауля — прямого следствия твоего отступничества, мы тысячи лет страдали под властью Тирана. Так, спрашивается, с какой стати я должна тебя пробуждать? Ты предала нас.

Это вы так говорите. — Слова Гарими били больно, как брошенные камни. Эта женщина мучила ее, как и бедного Лето II. Джессика наизусть знала все обвинения, понимала, как смотрят на нее консервативные сестры Бене Гессерит. Но никогда прежде не приходилось ей видеть такой ненависти и гнева, какие сейчас выказывала Гарими. — Ваши собственные слова вскрывают многое. Старая Община Сестер. Где же ваша способность мыслить? Мы же живем в будущем.

Это не устраняет великую боль, которую ты нам причинила.

Вы настаиваете, что я всегда буду нести бремя этой вины? Но как я смогу ее прочувствовать, если я ее не помню? Или вы довольствуетесь моей ролью козла отпущения, ролью мальчика для битья, ответственного за все прегрешения прошлого? Шиана хочет восстановления моей памяти, чтобы я смогла помочь всем нам. Но и вы, Гарими, должны просто гореть желанием пробудить мою прежнюю память. Признайтесь — можно ли придумать более тяжкое наказание, чем утопить меня в непростительных грехах, которые я совершила и о которых вы говорите? Пробудите меня! Пусть я увижу все это своими собственными глазами!

Гарими протянула руку и схватила Джессику за запястье. Она попыталась вырваться, но безуспешно. Выражение лица Гарими оставалось мрачным и суровым.

— Я хочу разделить с тобой мою память, я передам тебе все мои мысли и память, и ты будешь знать. — Гарими придвинулась ближе. — Я запечатлею в твоем мозге сотни поколений прошлых жизней, прожитых другими людьми после того, как ты совершила свои преступления, и тогда ты увидишь все глубину содеянного тобой. — Она привлекла к себе Джессику.

— Но это невозможно. Только Преподобные Матери могут принимать чужую память.

Взгляд Гарими стал стальным.

— Но ты и есть Преподобная Мать, или по крайней мере была ею. Следовательно, она жива в тебе.

С этими словами она сомкнула пальцы на затылке Джессики, ухватила ее за бронзовые волосы и притянула к себе. После этого Гарими прижалась своим лбом ко лбу Джессики.

— Я заставлю это сработать, у меня хватит сил. Ты представляешь, зачем я это делаю? Возможно, горе будет настолько велико, что парализует тебя.

Джессика решила не сдаваться.

— Или… наоборот… сделает… сильнее.

Да, она хотела возвращения памяти, но не желала воспринять весь опыт Гарими, опыт всех бесчисленных предков, переживавших преследования при боге-императоре Дюны, ее собственном внуке. Опыт всех тех, кто пережил времена Великого Голода, кто изо всех сил старался преодолеть тягу к меланже, переставшей быть доступной. Ужасы, пережитые теми поколениями оставили глубочайшие шрамы в душе человечества.

Джессика не хотела этого. «Гарими считает, что я стала причиной всего этого».

Она почувствовала, как что-то чужеродное проникает в ее голову, но Гарими была сильнее, она принуждала Джессику к передаче памяти, она спустила эту память с цепи. Изнутри словно молоты стучали по черепу Джессики, грозя расколоть его. Она слышала треск, видела тьму. Неужели Гарими победила?..

Потрясенная Джессика — реальная Джессика, наложница герцога Лето Атрейдеса, Преподобная Мать ордена Бене Гессерит — огляделась с чудесным, неведомым ей прежде чувством. Хотя она видела вокруг себя лишь стены корабля-невидимки, Джессика помнила, как чудесна была ее жизнь с герцогом и сыном Паулем. Она помнила бездонное синее небо Каладана и живописные рассветы Арракиса.

В конце концов, она победила Гарими. Она вышла из каюты разгневанной женщины, переполненная радостным ощущением нового знания. Этот поток памяти был благословением, но и одновременно тяжким бременем, ибо она была разлучена с возлюбленным герцогом.

Страшная пустота внезапно поразила Джессику; ей показалось, что она падает в темную глубокую пропасть. «Лето, мой Лето! Почему сестры не могли вернуть тебя одновременно со мной, как Пауля и Чани? И будь ты проклят, Юйэ, за то, что дважды отнял его у меня!»

Она почувствовала себя бесконечно одинокой, сердце обливалось кровью и томилось, остались лишь воспоминания и знание. Но Джессика была полна решимости на этот раз принести сестрам пользу.

Возвратившись к себе в каюту, она обнаружила там ожидавшую ее Алию. Обладая не по годам развитым интеллектом, девочка спокойно посмотрела на Джессику и сказала:

— Мама, я сказала доктору Юйэ, что ты решила пробудить свою память. Теперь он боится тебя еще больше. Ты можешь убить его одним взглядом. Я погналась за ним и хорошенько пнула его за тебя.

Джессика с большим трудом пыталась подавить невольную ненависть к Юйэ. Старому Юйэ.

— Тебе не стоит этого делать, особенно сейчас. Предатель был прав, что боялся восстановления памяти Джессики, хотя она и без того знала о его преступлении и простила его. Но я простила его разумом, но не сердцем. Сейчас восстановленная память и эмоции становились еще мучительнее и глубже.

Охваченная глубоким чувством, Джессика не могла больше сдерживаться и порывисто обняла Алию и впервые взглянула на свою дочь как настоящая мать.

— Теперь я снова твоя мама.

Смерть лицедела «Суфира Хавата» не могла долго оставаться тайной. Всех пассажиров и членов экипажа пересчитали и изолировали в каютах, а тем временем Шиана и ее проверенные лица произвели смотр, изолировали и проверили людей из службы безопасности, после чего всех обитателей «Итаки» привели в главный зал совещаний. В гигантском помещении — при регулярном снабжении продовольствием — могли много дней жить сотни людей. В это время место на мостике заняла Гарими — чтобы следить за полетом «Итаки».

Так как теперь все без исключения — по крайней мере все, о ком было известно, — были заперты в зале, можно было легко поймать любого опознанного предателя. В течение нескольких дней, после тщательного тестирования, раковая опухоль лицеделов будет наконец вырвана с корнем.

Сначала детям, рожденным во время путешествия, казалось, что это какая-то игра, но потом и они забеспокоились; в зале повисла мрачная атмосфера взаимной подозрительности; все недоумевали, почему только горстке особо доверенных людей позволено свободно перемещаться и производить какие-то таинственные манипуляции. И почему этот маленький жуткий тлейлакс оказался среди доверенных лиц? Большинство пассажиров продолжало смотреть на Скиталя с нескрываемым презрением, но он привык к такому обращению. Расу тлейлаксов всегда презирали и относились к ней с недоверием. Кого же еще было обвинять во всех бедах?

Лихорадочно работая все последние дни, он и врачи Сук приготовили достаточно диагностических наборов, чтобы протестировать всех оставшихся не проверенными людей, исследовав их генетический материал. В качестве резервного плана было предусмотрено использование токсического газа, смертельного для лицеделов, хотя Шиана была пока не готова к этой крайней мере. Она не полностью доверяла тлейлаксу, и газ хранился у нее.