Венец айтаны

Глава VIII

Сомнения и решения

Итон Нолни стоял перед небольшим аккуратным домиком и через тонкую резную решетку смотрел в палисадник. Во дворе играл мальчишка лет семи, увлеченно сражаясь с лопухами длинной грязной палкой. Молодой пес, скорее еще щенок, чем взрослая собака, с веселым гавканьем принимал участие в забаве.

– Скотт! Иди обедать! – высунулась из дверей дома симпатичная, вся какая-то кругленькая женщина.

– Сейчас, мам, иду! – Пацаненок победил последний оплот врага и с чувством выполненного долга помчался в дом, сверкая грязными пятками.

Итон так засмотрелся, что чуть было не пропустил появление главы семьи. Вовремя услышав шаги, Нолни сделал шаг вперед и загородил собой калитку.

– Здравствуй, Синг, – зловеще сказал он. Мужчина в страхе отшатнулся.

Предателя Итон нашел случайно. Вести розыски в портовом Дундруте, кишмя кишащем приезжим людом, оказалось неимоверно сложно. Через две недели Нолни уверился – Синга в Дундруте нет. Увы, следовало признать, что предателю удалось незаметно сесть на корабль и скрыться в неизвестном направлении. Смирившись с неизбежным, Итон покинул Дундрут и направился обратно. Но уже на следующий день, на улице крупного поселка под названием Теспа, вдруг совершенно случайно наткнулся на Синга и еле успел отступить за спины прохожих. Предатель держал там небольшую лавочку, назывался Краттом, отпустил усы и бороду и был сам на себя не похож, но Нолни все же узнал его. И уже назавтра пришел встречать Синга у калитки.

– Не узнал?

– Что вам надо?! – судя по помертвевшему лицу бывшего кавалериста, он не только узнал Итона, но и прекрасно представлял, зачем он здесь появился.

– Догадайся.

– Дин, зови гостя к столу! – это высунулась из дверей Милли.

Синг затравленно обернулся, а потом неожиданно выдавил: «Прошу!» – и, открыв калитку, быстро зашагал к дому. Вообще-то Нолни не рассчитывал на такой поворот событий – он думал вернуть Синга обратно в лавку, которая в обеденный перерыв будет пуста, и там привести в исполнение приговор. Милли разрушила эти планы. Что ж, тем хуже для нее.

Но Синг не стал задерживаться в гостиной (она же столовая), в которой обедали жена и сын.

– Это по делам, – отрывисто объяснил он и махнул Нолни рукой, приглашая пройти дальше. Итон молча последовал за ним, держась настороже. Но предатель даже не пытался защитить свою жизнь. Синг зашел в дальнюю комнату (кабинет, что ли, зачем-то попытался определить Нолни) и развернулся к гостю.

– Ну? – с вызовом спросил он.

– Это был ты? – Почему-то Итону было важно, чтобы тот признался сам. – Это ты выдал нас альгавийцам, Дин Синг?

– А если я скажу «нет», вы поверите? – усмехнулся Синг.

Итон молча смотрел на него, ожидая ответа.

– Да, я! – почти крикнул Синг, потом с беспокойством посмотрел на закрытую дверь, подошел, запер на замок.

– Почему?! – Итон сам не знал, зачем он задал этот вопрос. Синг недоуменно посмотрел на палача – чего же тот медлит, чего пристает с дурными вопросами? – но повинуясь тяжелому взгляду голубых глаз, начал рассказ. А Итон слушал сбивчивую речь и с ужасом понимал, что не сможет. Он убивал людей, но то было в схватке, то был честный поединок. А стать палачом, безжалостным, бездушным убийцей он не сможет. Неожиданно взгляд Нолни упал на рукоятку небрежно засунутой за шкаф сабли. Синг не сделал даже попытки ее достать.

– Защищайся! – прервал он предателя, указывая на оружие.

– Не буду! – яростно зашипел Синг. – Делай свое дело, Итон Нолни! Я заслужил смертный приговор!

Будто во сне, Нолни достал пистолет, наставил на предателя. Несколько бесконечно долгих мгновений он смотрел в побледневшее, но решительное лицо Синга.

– Мам, а папа сделает мне лодочку? – раздался где-то в доме звонкий детский голосок. Это стало последней каплей. Резко развернувшись, Итон почти бегом покинул дом предателя, улицу, поселок – не обращая внимания на то, что до сих пор судорожно сжимает в руке пистолет, пугая случайных прохожих.

Прибежавшая в кабинет Милли Синг нашла мужа живым, но совершенно невменяемым, беззвучно плачущим на холодном полу.

– Да что с тобой, младшой? – Дрогов попытался заглянуть брату в глаза. – Ты сам на себя не похож!

Поведение Кариена ставило его в тупик. Брат ходил чернее тучи, в глазах было мрачное беспокойство. Сначала Дрогов старался не обращать внимания на эти внезапные вспышки тревоги, когда Кариен неожиданно разукрашивал мачты своего корабля сигнальными флажками, осведомляясь, все ли в порядке на «Дельфине», когда «Рыбачка» вдруг сближалась с флагманом ради того лишь, чтобы братья обменялись несколькими пустыми фразами, когда во время повторной стоянки на Зеленом Горбе (им снова понадобилось пополнить запасы воды и продовольствия) старший из близнецов постоянно замечал хмурый, тяжелый взгляд, направленный на Лесси. Кейен видел, что его жена почему-то пришлась брату сильно не по душе. Тот не позволил ей даже приблизиться к себе, чтобы вылечить рану, хотя остальным корсарам девушке удалось помочь. Несколько раз Дрогов пытался вызвать Кариена на откровенность, но тот против обыкновения отмалчивался. Но когда младший из близнецов отказался явиться на флагман на военный совет, мотивируя это раной (увидев сигнальные флажки на «Рыбачке», Кейен задохнулся от изумления), терпение у старшего закончилось. Да что же это за нелепая неприязнь такая?!

Кариен мотнул головой.

– Нормально все. Дай ты мне отлежаться, Кен.

– Лесси могла бы… – увидев, как брат сморщился, Кен замолчал, потом резко спросил: – Да что ты против нее имеешь, Кари? И не отворачивайся, я же вижу! Чего темнишь, младшой?

– Зря ты с ней связался, старшой, – хмуро выдохнул Кариен. Кейен молча и требовательно смотрел на него, ожидая продолжения. Кариен твердо взглянул брату в глаза.

– Не пара она тебе, Кен. Пропадешь ты из-за этой проклятой ведьмы. Тысяча акул мне в глотку! Изломала всего, как затягивает тебя куда-то, а ты идешь молча и покорно, будто привязанный, уже сам на себя не похож стал, а все молчат и ничего не видят! – Кариен сорвался на крик. – Проклятие! Ну пропадешь же, пропадешь! И ее до добра не доведешь!

– А почему ты считаешь, что я этого не знаю, Кари? – глухо спросил Дрогов. Брат потрясенно уставился на него. – Почему ты думаешь, что Лесси этого не знает? Почему ты думаешь, что я не вижу, что только мешаю ей? Что она должна сделать что-то, и никак не может решиться, и не сделать тоже не может, а я держу ее и только зря мучаю? Что не будь меня, она не разрывалась бы так… Я не знаю, между чем, Кари, она не говорит, ничего не говорит, но я же вижу, как ей плохо!

– Зря ты с ней связался, – повторил Кариен.

– А что мне делать, младшой? Если я ее люблю? Если не нужна мне жизнь без нее, понимаешь ты – не-нуж-на! Если мне все равно – пусть пропаду, пусть, только бы с ней? Что мне делать, младшой, если все я понимаю, но жить без нее не могу? Если за одно ее «люблю» я душу готов продать? – Дрогов сжал голову руками. – В конце концов, она моя жена. И я буду с ней, буду, что бы ни случилось.

– Делаешь ошибку, старшой, – чужим голосом сказал Кариен.

– Может быть, – тяжело ответил Кейен. – Значит, судьба такая.

Братья еще немного посидели рядом, молча и хмуро, потом Кен поднялся и вышел из каюты. Кариен долго смотрел ему вслед, а затем со всей силы шарахнул кулаком о стену.

Дождь лил не переставая уже третий день. В серых небесах не было ни единого просвета. Волны тоже были свинцово-серые, такого же цвета, как и тяжелые тучи – и море, и небо плакали вместе с ней. Не обращая внимания на стекавшие по лицу, по плечам струи воды, Лесси стояла у самого борта «Дельфина» и смотрела на приближающийся Дундрут. Ну вот и все, печально думала она. Вот и все…

– Простынешь. – Кен подошел, обнял. Она отрицательно мотнула головой, заглянула в грустные темно-серые глаза капитана, затем прижалась к нему.