Илион

Даэман вышел вперед.

– А я знаю этого парня. – Он ткнул пальцем. – Видел его прежде.

– В туринской драме, – поддакнула Ханна.

– Точно, точно. – Коллекционер защелкал пальцами, напрягая память. – И звали его…

– Одиссей, – представился мужчина. Потом поднялся из кресла и шагнул навстречу ошарашенному Даэману. – Одиссей, сын Лаэрта.

17

Марс

– Она уже успокаивается, – промолвил Манмут. – Примерно один оборот за три секунды. Тряска и отклонения от курса снизились до нуля.

– Попробуем выровнять полет, – отозвался его товарищ. – Скажи, когда полярная шапка появится на перекрестие радара.

– Ладно… Нет, оно движется… Тьфу ты. Что за фигня?

Он попытался установить положение размытого белого пятна в голубом океане, но снежный буран летающих обломков и шаров плазмы сбивал его с толку.

– Это точно, – согласился Орфу. – Я настоящая фигня.

– Да я не про тебя.

– Знаю. Зато я про себя. Веришь ли, половину библиотеки не пожалел бы, лишь бы вернуть хоть один из шести глаз.

– Мы подключим тебя к какой-нибудь камере, – успокоил его европеец. – Дьявольщина, опять кувыркаемся.

– Пусть так и будет, пока не войдем в атмосферу. Побережем горючее и энергию. И кстати, по поводу моего зрения – тут уж ничем не поможешь. Пойми, я смотрел прямо на вспышку. Каналы сожжены вплоть до органики. От оптических нервов осталась горсть пепла.

– Мне очень жаль, – сказал Манмут.

Он чувствовал себя прескверно, и не только из-за безумной тряски. Спустя минуту хозяин «Смуглой леди» заговорил снова:

– Вода, воздух и реактивное горючее истощаются слишком быстро. Думаешь, нам обязательно падать вместе с этой кучей обломков?

– Так больше шансов, – отвечал иониец. – Ни один радар не отличит нас от прочего мусора.

– Радар? Да ты видел, кто нас атаковал? Колесница, чтоб ей! Полагаешь, на колесницах бывают радары?

Орфу откликнулся рокочущим смехом.

– Видел ли я? Не сомневайся, Манмут! Это было последнее зрелище в моей жизни. Люди-переростки посылают молнию, способную стереть в порошок одну треть космического корабля, включая Короса и Ри По. Не уверяй меня, что простые колесницы каждый день разъезжают в открытом вакууме. Не-а. Здесь пахнет какой-то каверзой. И мне это не нравится.

Капитан не нашелся что ответить. Бесконечная тряска и перевороты страшно действовали ему на нервы, однако все вокруг подлодки крутилось вместе с ней и стучало в борта. Значит, выхода нет, верно?

– Потолкуем о сонетах? – предложил Орфу.

– Измываешься, гад? – Моравеки питали слабость к древней нелитературной речи: чем нелитературнее, тем лучше.

– Ага, – подтвердил иониец. – Я гад, и я именно измываюсь. Как ты догадался, дружище?

– Э-э, постой-ка. Мусор начинает раскаляться. Как и мы. Ионизация ускоряется.

Ровное звучание собственного голоса порадовало европейца.

Крупные куски распавшегося корабля разогрелись докрасна, и нос подлодки тоже подрумянивался. Внешние датчики наперебой сообщали о стремительном скачке температуры. «Смуглая леди» входила в атмосферу.

– Пора выровнять нашу траекторию. – Гигантский краб обработал данные, полученные от систем лодки, взялся перенастраивать гироскопы и поджигать двигатели, извлекая все, что можно, из информации, оставленной Коросом. – Ну как, уже легче?

– Не совсем.

– Нельзя ждать. Я собираюсь развернуть эту жестянку, прежде чем мы поджаримся.

– Эту жестянку зовут «Смуглая леди», и она еще может спасти наши шкуры, – холодно проронил Манмут.

– Ладно, ладно. Скажи мне, когда край планетарного диска над полюсом окажется в центре монитора на корме. Тогда и выправим полет. Боже, чего бы я только не отдал за глаз! Прости, в последний раз вырвалось.

Капитан бросил взгляд на экраны. С неба сыпались сияющие осколки того, что некогда являлось космической посудиной и двумя ее пассажирами. Единственным, что маячило сквозь эту густую тучу, где безнадежно затерялись даже маленькие спутники, был сам Марс – оранжево-красно-буро-зеленая тыква, заполнившая собой все мониторы. Перекрестие радара, за которым следил европеец, резко подпрыгнуло вверх, потом еще раз, пересекло затянутое облаками побережье, лазурные волны, попало на белый участок…

– Готово, – доложил хозяин подлодки. – Полярная шапка в середине.

– Отлично.

Двигатели яростно загудели.

Корма раскалялась все ярче.

– Корос III рассчитывал с помощью носовых реактивных двигателей затормозить судно и отбросить их до столкновения с атмосферой, – сообщил Манмут.

– А я намерен сохранить те, что помощнее.

– Зачем?

– Увидишь.

– Но они же могут взорваться от перегрева?

– Да, могут, – хмыкнул Орфу.

– А есть шанс, что мы развалимся, когда они заполыхают?

– Еще какой, – отозвался краб. И запустил реактивные двигатели.

Подлодку заколотило как в ознобе. Шум моторов нарастал. Маленького европейца вдавило в сиденье. Спустя полминуты все прекратилось. Кольцо контроля высоты с глухим ударом отделилось от «Смуглой леди».

Мимо носовой камеры пронесся огненный шар; теперь она показывала задний вид, ибо путешественники влетели в атмосферу кормой вперед.

– Ударимся, непременно ударимся… – На сей раз любитель Шекспира уловил тревожные нотки в своем голосе. Впервые в жизни его ждал плотный воздух. При мысли о тесно подогнанных друг к другу молекулах кислорода маленького европейца затошнило еще сильнее. – Итак, отброшенные ступени белеют и вспыхивают. Наша корма начинает раскаляться. Реактивные двигатели на носу – тоже, но пока не так серьезно… Ух ты. Мы с тобой словно угодили в метеоритную бурю.

– Хорошо, дружище. Теперь держись.

Всего лишь пару тысячелетий назад Марс не мог похвастать солидной атмосферой: что значат какие-то восемь миллибар диоксида углерода по сравнению с тысячью четырнадцатью миллибар на уровне земного моря? И вот буквально за одно столетие таинственный, недоступный пониманию моравеков процесс преобразил планету до неузнаваемости, в том числе уплотнив здешний кислород до вполне пригодных для дыхания восьмисот сорока миллибар.

Падение космического судна происходило точно так, как описывал Манмут. Останки, самые крупные из которых весили несколько метрических тонн, осыпались на Марс метеоритным ливнем. Пламенные шары прочерчивали в бледно-голубых небесах ослепительные дуги, а грохот мощных звуковых ударов сотрясал мирную тишину северного полушария. Полярные льды озарило сияние сотен «жар-птиц», умчавшихся на юг через море Фетиды, оставляя за собой длинные хвосты распыленной плазмы. Именно это ощущение осмысленного полета, а не простого падения, придавало необыкновенному зрелищу подлинно жуткий вид.

Осколки поменьше – достаточно большие, чтобы не сгореть при вторжении в атмосферу, однако отклонившиеся от курса под влиянием плотного воздуха, – с плеском обрушивались в океан в восьмистах километрах южнее полюса. Если бы в этот миг кто-нибудь посмотрел на планету из космоса, ему почудилось бы, что невидимое божество зачем-то расстреливает Марс непомерно огромными трассирующими снарядами.

Одним из таких снарядов была «Смуглая леди». Ее трясло и вращало, позади стелился внушительный хвост из плазмы, супершпионское покрытие испарилось без следа. Внешние антенны и датчики испепелились. Потом корпус начал обугливаться, покрываться трещинами и расслаиваться.

– Э-э… я тут подумал о парашютах… – заикнулся Манмут, прикованный к сиденью.

При высадке на планету Корос III намеревался задействовать их на высоте пятнадцати километров и мягко опуститься на поверхность моря; об этом знал даже маленький европеец. Кстати, последний взгляд сквозь наружные камеры – перед тем, как они тоже сгорели – убедил его, что волны океана гораздо ближе и надвигаются очень быстро.