Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ПОРОГ

Глава Шестнадцатая

Привлечь к ответственности/Шрамы/Испугался-проиграл!

ОРМОНД БРАКСТОН ПОНЕМНОГУ НАЧИНАЛ злиться на Фулгрима, вынудившего его, посланника Администратума Терры, так долго ждать за золотыми дверьми своих покоев. От Примарха, славившегося культурностью и утонченностью натуры, он ждал куда лучших манер. Бракстон прибыл на борт «Гордости Императора» трое стандартных суток тому назад, и за это время не раз припомнил, как он сам заставлял нижестоящих чиновников неделями ждать приема с единственной целью — показать им, кто здесь главный.

Наконец, его бесконечные просьбы об аудиенции возымели действие. Прислужники Ормонда тщательно вымыли его объемистые телеса, после чего явилась целая процессия рабов Примарха и растерла кожу посланника ароматическими маслами, пояснив, что делается это по распоряжению Фулгрима. Запах благовоний казался приятным, но слишком сильным для непривычного к таким процедурам Бракстона. Капли пота, обильно блестевшие на лысине посланника, смешивались с остатками масел и скатывались по лицу, заставляя глаза слезиться и вызывая мерзкое першение в горле.

Двое воинов в полной броне стояли по бокам от золоченых дверей, из-за которых доносился оглушительный грохот, в какой-то мере напоминающей музыку, но куда больше схожий с ударами молотом по ведру, одетому на голову несчастного Ормонда. Рядом с каждым из стражей высилась скульптура невыразимых форм, состоявшая из одних лишь кривых линий и острых углов. Что изображали статуи — Бракстон понять не смог.

Поправив складки на плечах своей администратумской тоги, Ормонд принялся лениво разглядывать картины, развешанные в огромном, мощеном разноцветной плиткой коридоре. Чрезмерно богатые позолоченные рамы окаймляли холсты, вкривь и вкось размалеванные красками самых невероятных цветов, никакого сюжета или смысла в картинах не угадывалось. «Наверное» — подумал посланник, — «я просто ничего не понимаю в современном искусстве».

Взглянув на лысого толстяка впервые, мало кто узнал бы в нем знаменитейшего Ормонда Бракстона, непременного представителя Терры в большинстве мирных переговоров с человеческими мирами, присоединенными к Империуму за последние десятилетия. Он обучался в известнейшей Схоле Итераторум, и среди его близких друзей значились Эвандер Тобиас и Кирилл Зиндерманн. Его исключительные навыки переговорщика и служащего Терранского Административного Корпуса обеспечили поручение Ормонду этой миссии, требующей особой дипломатичности и такта. Лишь такой человек, как Бракстон, мог передать Примарху послание от Администратума — особенно учитывая, что в нем говорилось…

Двери в покои Фулгрима распахнулись, и оглушающий грохот «музыки» мгновенно усилился в разы, став совершенно невыносимым. Стражи вытянулись в струнку, и даже Ормонд кое-как подобрал живот, готовясь предстать перед Примархом Детей Императора.

С минуту он ждал приглашающего знака, но, так и не дождавшись, несмело шагнул через порог. Воины не собирались ему препятствовать, и посланник вошел в покои Примарха. Двери сами собой тут же закрылись у него за спиной, и Бракстона охватило неясное беспокойство.

Музыка просто-напросто сбивала с ног. Десятки фонокастеров горланили что есть мочи из всех уголков обширной залы, каждый на свой лад. Всевозможные гадостные рисунки и картины «украшали» стены, некоторые изображали чудовищно жестокие сражения и убийства, на прочих красовались невыразимо гнусные акты соития, которые невозможно было назвать даже порнографией. Ормонд окончательно расклеился, услышав гневные, с кем-то спорящие голоса, доносящиеся из небольшой комнатки в центре покоев.

— Мой господин Фулгрим, вы здесь? — дрожащим голосом спросил посланник. — Это администратор Ормонд Бракстон. Я здесь по поручению Совета Терры…

Голоса немедленно смолкли и фонокастеры поперхнулись своей псевдомузыкой.

Бракстон взволнованно осмотрелся, но во всей огромной зале не было видно никого, кроме самого посланника.

— Можешь войти! — прозвучал властный, но вместе с тем приятный и музыкальный голос. Ормонд едва ли не на цыпочках направился к центральной комнате, ожидая увидеть там Примарха и, скорее всего, кого-нибудь из старших Капитанов. С другой стороны, даже лорд-коммандеры навряд ли бы осмелились вести разговор со своим повелителем в столь грубом тоне.

Как можно незаметнее Бракстон вошел в покои Фулгрима и тут же замер на месте, пораженный увиденным.

Примарх — не узнать его было невозможно — нервно расхаживал по комнате, полностью обнаженный, если не считать фиолетовой набедренной повязки, и размахивал в воздухе сверкающим серебряным мечом. Плоть Фулгрима напомнила Ормонду драгоценный мрамор, на бледной коже пульсировали темные жилки и вздутые вены, а лицо… Его выражение казалось полубезумным, одержимым, Примарх походил на наркомана с нижних уровней терранского улья.

В покоях Фулгрима творился жуткий кавардак, повсюду валялись осколки мрамора, видимо, отколотые с разрисованных стен. В дальнем углу стояла огромная картина, ростом с Примарха, но изображение на холсте закрывалось от взгляда Бракстона каким-то барельефом.

Тяжелая вонь от загнившей пищи висела в комнате, и даже благовонные масла не могли заглушить запах горелого мяса.

— О, посланник Бракстон! — вдруг выкрикнул Фулгрим. — Как хорошо, что ты пришел!

Ормонд, умело скрыв изумление, вызванное состоянием самого Примарха и его покоев, склонил голову в низком поклоне.

— Для меня честь предстать перед вами, мой господин.

— Вздор! — отмахнулся Примарх. — Я непростительно грубо вел себя последние дни, посланник. Прости, что заставил ждать, но вот уже несколько недель, с тех пор, как Дети Императора покинули Аномалию Пардус, я не допускал в свои покои даже ближайших советников.

Могучая фигура Фулгрима возвышалась над Бракстоном, и он почувствовал, что испытывает почти физическое давление, глядя снизу вверх на столь великолепное существо. Впрочем, опытный дипломат все же нашел в себе силы как-то успокоиться и вновь обрести дар речи:

— Я принес вести с Терры, и должен изложить их вам, мой господин.

— Конечно, конечно, — оживленно закивал Фулгрим, — но сперва, дорогой мой Бракстон, окажите-ка мне одну большущую услугу!

— Рад служить, господин мой, — поклонился Ормонд, приметив, что руки Примарха испещрены белыми шрамами от ожогов. Что могло причинить вред столь грозному и могучему созданию?

— Какую услугу я должен буду оказать вам?

Фулгрим, спрятав клинок, с размаху хлопнул Бракстона по плечу, заставив посланника пригнуться, и повел его к огромному холсту в углу своих покоев. Примарх шагал столь широко, что Ормонду пришлось перейти на бег трусцой, хотя вся его обширная фигура отчаянно сопротивлялась, а пот заливал глаза. Утерев лысину на бегу надушенным платком, Бракстон увидел, что они наконец добрались до картины, и Фулгрим с гордым выражением на лице разворачивает её холстом к нему.

— Что думаешь, посланник? Правда, жутко похоже, аж пробирает?!

В ужасе открыв рот, Ормонд смотрел, не в силах отвести взгляд, на образ, воплощенный на картине. Действительно жуткий портрет изображал воина в полном доспехе, ярко прорисованного всевозможными невероятными оттенками, сырыми, аляповатыми мазками… красок? Красок ли? Уж слишком отчетливая вонь шла со стороны холста. Ужас и омерзение Ормонда усилились, когда он сообразил, что изображен на картине не кто иной, как Примарх Детей Императора, нарисованный столь гадко, что казалось невозможным, как кто-нибудь мог решиться на подобное унижение прекрасного Фулгрима.

Даже не будучи знатоком искусств, Бракстон понял, что перед ним — вульгарная и омерзительная мазня, грязное оскорбление, нанесенное Примарху. Осторожно глянув в лицо Фулгрима, посланник попытался отыскать на нем признаки розыгрыша или непонятной шутки, но в чертах Примарха угадывалось лишь несомненное преклонение перед гнусной картиной.