Путь эльдар: Омнибус (ЛП)

— Ага! — рассмеялся Арадриан.

— Да это — не так, — поспешно заявил Корландриль. — Она — мой товарищ, воин из этого храма, для нас было бы совершенно неуместным вступать в какие-то более глубокие отношения.

Лицо Арадриана выразило его несогласие с этим мнением лучше, чем любые слова, но он промолчал. Они оба стояли в тишине, вполне комфортной, почти приятной, пока на лице Арадриана не появилось более серьезное выражение. — Я также пришел, чтобы заранее предупредить, что тебя скоро призовут в твой храм.

— Как ты можешь об этом знать? — спросил Корландриль, нахмурившись. — Ты говорил с Кенайнатом?

— Я бы не ступил в аспектный храм! А твой экзарх не решается выходить наружу. Нет, я знаю об этом из первых рук. Я только что вернулся с Эйленилиеш. Это — мир экзодитов, «ушедших», недалеко отсюда. На Эйленилиеш пришли орки, и жители планеты взывают к Алайтоку о помощи. Я вернулся как их посланец. Прямо сейчас автархи и ясновидцы обсуждают наилучший образ действий. У меня нет сомнений, что они призовут к войне.

— И я буду готов ответить на этот призыв, — заявил Корландриль.

— Мне и самому нужно подготовиться, — отметил Арадриан, делая шаг к двери. — Другие странники собираются здесь поделиться своими знаниями о враге. Я должен присоединиться к ним.

Корландриль кивнул в знак понимания. Гость уже подошел к двери, прежде чем хозяин вновь заговорил.

— Я рад, что ты жив и у тебя все в порядке, мой друг.

— Так же — и я за тебя, Корландриль. Не знаю, увижу ли тебя на Эйленилиеш или до того, как мы покинем Алайток. Если нет, то желаю тебе удачи и процветания до следующей нашей встречи.

— Удачи и процветания, — эхом отозвался Корландриль.

Он смотрел, как ушел странник, и за ним закрылась дверь. Отправиться ли прямиком в храм или подождать команды Кенайната, думал он. В конце концов, он остановился на последнем варианте, отнюдь не торопясь надеть свою боевую маску.

Корландриль продолжал ваять в наступивших сумерках, а от Кенайната по-прежнему ничего не приходило. Он занимался окончательной отделкой сандалий миниатюрной богини, когда пришлось сделать паузу. Что-то изменилось. Он не мог понять, что его отвлекло — ощущение в подсознании было мимолетным.

Он выбросил это из головы и вернулся к работе, но через несколько секунд его встревожило более сильное ощущение: происходит что-то нехорошее. Это чувство возникло где-то у основания позвоночника и в животе. Сердце застучало быстрее, дыхание учащалось. Взволнованный, Корландриль откинулся в кресле с высокой спинкой и сосредоточился в поисках источника своего недомогания.

Он ощущал что-то вроде легчайших вибраций, причем, скорее, в душе, нежели в теле. Что-то пробуждало его нервные окончания, стимулируя те уголки его разума, в которые он не заглядывал, находясь вне храма.

На какую-то долю мгновения ему показалось, что он ощущает запах горелого и крови, его словно обдало волной жара, после чего стало покалывать во всем теле. В недоумении он окинул взглядом комнату, но ничего необычного не заметил. Жар исходил из него самого.

В сознании Корландриля неожиданно промелькнул образ его воображаемого противника, который будто замкнул некую цепь, и в его теле и разуме началась цепная реакция. Он ощутил прилив энергии, в глазах защипало — его нервы стремились соединиться с чем-то, здесь отсутствующим.

Он осознал, что ищет свои доспехи. Как только он подумал о храме, где-то в подсознании отдался эхом наводящий ужас рев, который вытеснил из его разума все остальное. Корландриль чуть не лишился чувств от внезапного приступа ярости и ненависти, которые выплеснул этот дикий рев. Он сразу понял, что происходит и что ему нужно немедленно отправиться в Храм Смертельной Тени.

На Алайток пришла война. Пробуждался аватар Каэла Менша Кхаина.

У двери Корландриля лежала коробочка, простой белый кубик размером с его ладонь, без обертки или послания. Он опустился на колено, чтобы поднять его, и, протянув пальцы, ощутил исходящее от него тепло. Пораженный, он слегка отпрянул. Это от Тирианны, хотя к удивительному ощущению ее присутствия, которое сохранилось вокруг подарка, примешивалось что-то еще.

Он поднял его и открыл крышку.

Внутри оказалась руна из серебристо-серого камня желания. Корландриль узнал ее сразу — это символ Зловещих Мстителей. Представление о воинской дисциплине этого аспекта — вот что примешивалось к нежным мыслям Тирианны. Сжав руну в ладони, Корландриль сосредоточился, чтобы уловить мысли, которыми была пропитана руна.

Он ощутил преходящую печаль и тоску, сожаление об их расставании, гордость за то, чем он занимается. Сильнее всего проявлялось чувство понимания. Корландриль угадал суть послания. Тирианна и сама некогда услыхала зов Кхаина, и теперь она поддерживает Корландриля на пути, которым он идет. Поглаживая пальцем руну, Корландриль понял, что она взяла ее на память со своих доспехов, а теперь передала ему как символ ее дружбы — символ, который он может понять как воин.

Сжав подарок в руке, он улыбнулся.

Впервые Корландриль надевал доспехи, готовясь к настоящему сражению. Перед ним стоял Кенайнат с неглубокой чашей и кинжалом в правой руке.

— Мы отдаем нашу кровь, в то время как зов Кхаина грохочет вокруг, призывая нас на войну.

Экзарх сделал кинжалом надрез в правой ладони Корландриля, кровь воина закапала в чашу и смешалась с кровью остальных Жалящих Скорпионов.

Затем Кенайнат обошел отряд, поочередно рисуя руну Жалящего Скорпиона на лбах воинов. Корландриль был последним, с некоторым волнением он наблюдал за тем, как глаза его товарищей стекленеют, мускулы начинают подергиваться, зубы обнажаются в кривой усмешке, и раздается рычание.

Затем он ощутил эту кровь на своей коже. Ему показалось, будто экзарх выжег в его плоти огненное клеймо, в мозгу ярко вспыхнула боль. Эта боль превратилась в гнев, который закипел в глубине его души. Гнев повлек за собой затаенные разочарования и унижения, о которых Корландриль старался забыть, пробуждая эти преданные забвению чувства.

Корландриль содрогался, а его боевая маска вырывалась из глубин его души. Кровь грохотала в ушах, порез в ладони резко саднил. В воздухе потрескивала энергия жизни, по коже словно мурашки ползали. Это походило на какое-то отталкивающее появление на свет: воинский дух Корландриля прорывался сквозь воздвигнутые им барьеры, страждущий и бурлящий возбуждением.

Голос Кенайната пробился сквозь обуревающие Корландриля чувства.

— Мир нарушен, согласие уступает место раздору, остается только война.

Корландриль начал ритуал надевания доспехов, выполняя этап за этапом не задумываясь. Словно он шел к полыхающему костру и собирался пройти сквозь огонь. Успокоившись усилием воли, он сосредоточился на мантре экзарха.

— А теперь мы облачаемся в одеяние кровавого Кхаина-воина.

Корландриль не мог сдержать своего возбуждения. Наступила минута, которой он страшился и которой страстно желал со времени завершения обучения. На какое-то мгновение он устыдился своей кровожадности, но чувство раскаяния вскоре исчезло, пока он продолжал надевать доспехи.

— В железную кожу Кхаина мы облекаемся для битвы, пока внутри полыхает огонь.

Как никогда раньше, Корландриль ощущал доспехи частью себя. Он не просто влезал в свою броню, он становился собой. Он не столько надевал на себя фрагменты доспехов, сколько отбрасывал притязания на цивилизованность, которыми обычно прикрывал свой гнев.

— Дух Кхаина, в котором мы черпаем свою решимость, крепнет внутри нас.

От руны на его лбу повеяло теперь ледяной стужей. Стылая волна покатилась по всему телу и чуть не сковала сердце. Своими леденящими пальцами она отмела его угрызения совести и жалость, подавила сострадание и чувство вины.

— Война надвигается на нас, и мы должны нести ее тяжкое бремя на своих плечах.

Конечно же, железная кожа Кхаина! Корландриль почувствовал себя сильным, сильнее, чем когда-либо прежде. Он поиграл мускулами рук, грудными мышцами, доспехи сжимались вокруг него бодрящими жесткими объятиями.