Star Wars: Меч тьмы

Изгнанник споткнулся и с трудом удержался на ногах. Песок тонкими струйками ссыпался с его полощущегося плаща. Но он продолжал идти, ни разу не оглянувшись. Пустое пространство съело звуки, а бурый песок поглотил контуры удаляющейся фигуры.

Вождь тускенов отвернулся и одним сильным прыжком взлетел на своего банту. Остальные Песчаные люди вскарабкались в седла. Банты принялись отфыркивать песчинки. Хэн вернулся на свое место. Люк задержался, снова приводя себя в равновесие. Тем временем вождь тускенов уже развернул косматое животное и принялся спускаться по пологому склону с другой стороны дюны. Остальные последовали за ним, старательно держа строй.

Хэн отважился оглянуться. Он едва разглядел уменьшающуюся фигурку изгнанного разбойника, его все хуже было видно, волны жара накатывались на него. И скоро безжалостная пасть Дюнного моря полностью его поглотила.

Дневной жар, казалось, навечно утвердился в мире, и Хэн уже ехал в полузабытьи, словно путешествуя по переливам вселенской фуги, поддавшись гипнозу литании убаюкивающих шагов. Люк впереди по-прежнему держался прямо в седле банты, хотя и покачивался время от времени.

Отряд сделал привал у пространного окончания каменистой пустоши, испещренной оспинами камней, иглами, торчащими из выветренного песка. Два солнца спускались все ниже и ниже, вдруг рухнула темнота. Воздух сразу стал холодным. Какое-то время камни еще излучали накопленное тепло, но вскоре и они остыли.

Мыча и взрыкивая на своем малопонятном языке, тускены разбили лагерь. Каждый из них знал свои обязанности – Хэн не умел различить меж ними мужчин и женщин. Люк как-то объяснял ему, что лишь супруги имеют право видеть лица друг друга открытыми.

Двое тускенов помоложе огородили мелкими камешками ровную площадку и принялись складывать на ней из ровных камней нечто, что Хэн определил для себя как сушилку для помета бант – единственно доступное топливо в этой бесплодной пустыне.

Хэн с Люком кружили по лагерю, изображая занятость. Банты, нестреноженные, были просто отведены к краю ущелья, где могли отдыхать ночью. Другие разбойники разломали брикеты длинных полос сушеного мяса. Хэн с Люком получили свою долю и присели на валуны.

Очень осторожно приподнял Хэн свою маску и положил в рот кусочек мяса. Пожевал и запил несколькими глотками воды – жесткая солонина не проглатывалась.

– Из чего это? – пробормотал он с набитым ртом.

– Сушеный и просоленный окорок рососпинника, полагаю,– отозвался, не глядя на него, Люк.

– На вкус, как кожа,– пробормотал Хэн.

– Питательнее, чем кожа… надеюсь,– заметил Люк.

Он повернулся к Хэну зрительными трубками, и тот не увидел никаких эмоций на укутанном лице. Что касается Хэна, тот вечно терял ориентацию, если слишком быстро поворачивал голову, ведя наблюдение сквозь узенькие зрительные трубки.

Покончив с трапезой, Народ Песка стали собираться к костру, где у самого яркого его края сидел, сгорбясь, высокий тускен. Очень осторожно он пошевелился, медленно распрямляя конечности, словно бы и не замечая того молчаливого почтения, которым дарил его каждый из тускенов – Хэн подумал, что человек этот очень стар.

– Сказитель, – прозвучал в ухе голос Люка. Другие подошедшие тускены принесли длинные шесты и развернули яркие клановые знамена с оборванными краями – на них было что-то изображено, может быть, какие-то тускенские тотемы или своеобразная дикая письменность, нигде во внешнем мире не встречающаяся.

Молодой гибкий тускен сел рядом со сказителем. Остальные принесли со своих седел трофеи. Люди Песка хранили то, что упоминалось в их сказаниях: порванную одежду, окровавленные знамена. Хэн увидел искромсанные, разбитые шлемы штурмовиков, словно черепа поверженных врагов; светящийся молочным цветом драгоценный камень размером с кулак, в котором Хэн сразу признал жемчужину крайт-дракона, одно из редчайших сокровищ Татуина.

Старик воздел свои обмотанные тканями руки и принялся говорить. Остальные тускены восторженно внимали мычащим, рычащим и хрюкающим звукам. Они ритмично покачивались и жестикулировали, входя понемногу в экстаз.

Люк переводил Хэну.

– Он рассказывает об их подвигах. О том, как они победили целый полк штурмовиков много лет тому назад. О том, как убили крайт-дракона и вынули жемчужины из его горла. Как разбили другой тускенский клан, перерезали там всех взрослых, а их детей забрали в свой клан, увеличив таким образом свою численность.

Сказитель закончил историю и сгорбился еще ниже, махнув в сторону молодого ученика, блуждавшего взглядом по сторонам. Два разбойника встали по обеим сторонам от мальчика, указывая наконечниками гадерффаев на ученика. Сказитель поднял трясущуюся руку и повернул ее, словно клинок ножа. Ученик мгновение поколебался и принялся медленно говорить.

– Что теперь? – спросил Хэн.

Люк объяснил:

– Этот мальчик учится на следующего сказителя племени. Тускены очень сильно привержены незыблемым традициям. История, рассказанная однажды вслух, должна оставаться всегда неизменной. Этот мальчик выучил былину – теперь он рассказывает о фермере, что пытался положить мир между человечеством, йавами и Народом Песка.

– Но при чем здесь оружие? – удивился Хэн.– Смотри, они, кажется, готовы убить бедолагу.

– Так они и сделают, если он допустит хоть одну ошибку. Искази он лишь слово, и сказитель махнет рукой, а тускены немедленно убьют ученика. Но их мнению, пересказ истории в отличном от первоначального варианте есть величайшее святотатство.

– Нет места ошибкам, так? – заметил Хэн.

Люк покачал головой.

– Пустыня суровое место, Хэн. Она не оставляет места ошибкам, а Песчаные люди – продукт этой среды. Образ жизни их жесток, но эта жестокость работает на них.

Мальчик закончил, и старый сказитель поднял другую руку в поздравительном жесте. Молодой ученик ссутулился, дрожа от облегчения, и тут же остальные тускены забормотали свои поздравления. Через некоторое время костер прогорел и засветился тусклым светом. Разбойники принялись устраиваться на ночь.

– Я собираюсь немного отдохнуть,– сказал Хэн.– Ты не спишь уже два дня, Люк. Разве ты не можешь подремать, пока они все спят?

Люк отрицательно покачал головой.

– Не могу себе этого позволить. Если я ослаблю слежку за их мыслями, если сниму мою узду с их разумов, они могут внезапно осознать, что нас не должно быть среди них. Как только кто-нибудь забьет тревогу, мы пропали. Кроме того, джедаи могут довольно долго обходиться без сна.

– Как скажешь, приятель,– ответил Хэн.

– Завтра мы доберемся до дворца Джаббы,– пообещал Люк с надеждой в голосе.

– Не могу дождаться,– отозвался Хэн.– То есть хочу сказать, мы получили массу удовольствия за время пребывания здесь.

2

Тускены поднялись еще в холодной тьме, прежде чем первое из двойных солнц Татуина появилось над горизонтом. Хэн ежился, не находя ни капли тепла в бинтообразной одежде. Люк двигался куда более вяло, чем всегда.

Хэн беспокоился о друге. Вдобавок ко всем испытаниям Люк страдал, что не мог помочь Каллисте – женщине-джедаю, которую он любил,– вернуть ей утраченную силу. И теперь, после бессонных дней, находясь на лезвии риска, затерянный среди диких пустынных кочевников, Люк истощил свой запас жизненных сил до опасного предела.

Тускены седлали бантов, и лохматые животные переступали в нетерпении, словно стремясь отправиться в путь раньше, чем поймает их дневной жар. Совершенно бесшумно, с наточеными гадерффаями и вычищенными винтовками наизготовку, выезжали они в пустыню, а небо над ними наливалось пурпуром, лиловато отсвечивало и вспыхивало плавленым золотом.

Как только взошло первое солнце, Хэн почувствовал, как потеплело вокруг. Воздух в его мундштуке сразу приобрел безжизненный запах металла. Но Хэн перенес все это в молчании.

Он думал о Лейе и их троих ребятишках на далеком Корусканте, потом стал фантазировать о мирной жизни небольшого, но прибыльного торговца. И тут же скривился под полоской ткани: подобная тихая жизнь может оказаться куда большей пыткой, чем все зверства, которые способны учинить над ними Песчаные люди.