Святой грааль

Территория монастыря была невелика, но там уместилось два жилых деревянных дома с высокими двускатными крышами, каменная церковь с часовней, конюшня, свинарник, хлев и кладбище на заднем дворе. Увидев две повозки с балдахинами из оленьих шкур, Маэль догадался, что это были экипажи Гвиневеры и её свиты. Навстречу приехавшим из ближайшего дома высыпало человек десять, вооружённых мечами.

– Вы сопровождаете госпожу Гвиневеру? – спросил Маэль, всё ещё оставаясь в седле.

– Да.

– Ты старший? – продолжал расспрашивать Маэль всё тем же командным тоном. – Как тебя звать?

– Труйт Лесной Камень.

– А я – Маэль Длинное Копьё.

– Много наслышан о тебе. – Труйт шагнул вперёд и протянул руку. Ему было лет тридцать, тёмные глаза его смотрели уверенно и чуть насмешливо. Маэль соскочил с коня и пожал руку Труйта, рядом с Труйтом он выглядел совсем мальчишкой.

– Проводи меня к госпоже, – велел Маэль.

– Сейчас она молится… Надо подождать, нельзя сейчас тревожить её…

– Подождём, – согласился Маэль. Он давно заметил, что христиане истово отдавались чтению молитв. Он не понимал этого, но уважал их религиозность. Несмотря на свою молодость и воинственный нрав, он трепетно относился к любым священнодействам и даже во время набегов никогда не осквернял алтарей и никогда не поднимал руку на христианских священников, хотя они всегда напоминали ему назойливых мух и порой вели себя довольно агрессивно по отношению к иноверцам. – Сегодня мы отдохнём, а наутро тронемся в путь. Ты поедешь с нами, Труйт, или отправишься назад? Здесь начинается земля Круглого Стола, так что, присоединившись к нам, тебе придётся подчиняться мне.

– Как прикажет моя госпожа, – спокойно ответил Труйт.

– Лучше держаться вместе, – предложил Маэль, поглядев на угасавшее небо. – Я видел следы всадников. Отряд в пятнадцать человек, но не знаю, кто это. Со мной двадцать воинов, это лучшие мои люди.

– Со мной тоже два десятка человек. Думаю, мы справимся с любым противником…

Из часовни вышла Гвиневера. Под распахнувшимся пурпурным плащом, сцепленным на груди крупной серебряной заколкой, виднелась ярко-красная туника, расшитая по нижнему краю широким золотым позументом. На голове у Гвиневеры лежало тонкое белое покрывало, прижатое к волосам тонким золотым венцом. Она выглядела очень юной, почти девочкой. Остановившись на пороге часовни, она обвела глазами монастырский двор, оценивая перемены, связанные с появлением отряда Маэля, и сказала что-то негромко следовавшей за ней женщине.

Увидев Гвиневеру, Труйт поклонился. Маэль стоял неподвижно и как заворожённый смотрел на неё.

«Она явилась сюда прямо из страны фей. Не знай я, что она – дочь Лодеграна, я принял бы её за сказочное существо. Какое дивное лицо… Мой повелитель пользуется особым расположением богов, раз получил в жёны такую женщину».

Маэль тряхнул головой, отгоняя от себя чары, и быстро направился к Гвиневере, забросив плащ на плечо. Остановившись перед ней в двух шагах, он приложил руку к груди. Гвиневера ответила ему лёгким наклоном головы. На её совсем ещё детском лице появилось любопытство.

– Приветствую тебя, моя госпожа. – Он заговорил на латыни, желая проявить свою образованность.

– Кто ты? – Она тоже ответила на латыни. У неё был нежный и певучий голос, от звука которого сердце Маэля восторженно задрожало.

– Меня зовут Маэль. Меня прислал Артур.

– Маэль? – Она внимательно оглядела стоявшего перед ней молодого человека. Ему было едва больше двадцати. Его синие, одного цвета с краской на лбу, глаза смотрели твёрдо, на тонких губах трепетала тень смущённой улыбки. – Не тот ли ты самый Маэль, снискавший громкую славу многими победами?

– К твоим услугам, госпожа. – Маэль опять почтительно склонил голову.

– Тебя называют самым верным слугой Артура. – Гвиневера перешла на родной язык.

– Я присягнул Артуру на верность, как если бы он был вледигом. – Юноша гордо расправил плечи. – Мне жаль, что Артур отказывается стать государем. Он – величайший из вождей. Если бы ему была подвластна вся Британия, то здесь давно воцарился бы порядок. Сейчас это понимают многие, поэтому вокруг Круглого Стола собираются новые и новые вожди.

Девушка поманила его к себе.

– Я бы хотела, чтобы у меня был такой же верный слуга.

– Готов сию же минуту доказать тебе мою преданность, прекрасная госпожа! – пылко воскликнул юноша. – По дороге сюда я видел следы чужого отряда. Вели мне сейчас же отправиться на их поиски и принести их головы – и помчусь немедля!

– Мне не нужны ничьи головы. – Гвиневера опустила глаза. – Мне не нужна ничья кровь. Я лишь спросила о верности.

– Слуга навеки! – Он низко склонил голову, и его длинные светлые волосы шевельнулись тяжёлой копной.

– В трапезной уже накрыт стол, – сказала Гвиневера. – Ты разделишь со мной ужин?

– Если ты так велишь, госпожа.

– Расскажи мне об Артуре, – попросила она, когда они вошли под каменные своды зала. – После свадебного пира я уже считаюсь его женой, но я ничего не знаю о нём.

– Артур рождён для побед. Он – лучший из людей.

– Чем же он заслужил такую любовь с твоей стороны?

– Он справедлив, отважен, честен.

– Чересчур много достоинств для одного человека, – проговорила она вполголоса. – Когда мы сидели за столом рука об руку, он показался мне угрюмым. Мне было бы трудно жить с человеком, сердце которого лишено радостей. Он всегда суров? Или на его лице иногда появляется улыбка?

– Ему свойственно всё, что свойственно каждому из нас, моя госпожа.

Они остановились перед массивным столом из тёмного дерева, и возле них сразу появился невысокий щуплый человек в монашеском облачении.

– Это отец Герайнт, он сопровождает меня, – объяснила Гвиневера.

– Вознесём же благодарения Господу Превечному, Спасителю нашему, – пробормотал монах, сцепив на груди костлявые руки и переплетя пальцы.

Гвиневера повернулась к отступившему от неё на пару шагов Маэлю.

– Ты не носишь креста? – спросила она.

– Нет… Не стану и мешать вам. Я вернусь чуть позже. – Он кивнул и вышел за дверь.

– Праведен Господь во всех путях своих, – донеслись до него слова монаха.

Некоторое время он стоял на крыльце и наблюдал за тем, как его люди занимались лошадьми и разводили костры. Краски на небе совсем растаяли…

Когда он вернулся в трапезную, там горели факелы; естественного освещения, проникавшего в крохотное окошко, уже не хватало. Маэль задержался в двери, разглядывая Гвиневеру со спины. На мгновение ему почудилось, что воздух вокруг девушки пронизал лёгким сиянием.

«Что это? – оторопел Маэль. – Кто она? Что за чудесное создание? Она излучает тепло! Даже отсюда я чувствую его. Она нежна, как… нежна, как майский цветок…»

Маэль никогда не отличался мягкостью нрава, никогда не испытывал необходимости приласкаться к кому-нибудь, разве что в раннем детстве любил положить голову на колени матери. Выросший в среде воинов, он превыше всего ценил безрассудную доблесть и отвагу. В чужой жизни он ценил только силу, которую надо было сломить или которой следовало покориться самому. Потому его немало изумило и смутило возникшее в нём чувство нежного влечения к Гвиневере. Его потянуло к ней, захотелось поднять её на руки, как ребёнка, и убаюкать.

«Что со мной? – Он почти испуганно осмотрел себя и шевельнул руками, дабы убедиться, что он по-прежнему ощущает крепость и эластичность своего тела. – Нет, я не сплю. Но тогда что происходит? Уж не околдован ли я? Однажды я видел, как Мерддин одним только взглядом укротил сошедшего с ума человека, поставил его на колени и затем усыпил. Не обладает ли Гвиневера таким же даром?»

Он осторожно сделал шаг вперёд, пытаясь преодолеть охватившее его смятение.

Ещё шаг…

Гвиневера стала ближе, и его сердце забилось сильнее.

«Может, это просто женские чары? Может, она прибегает к какому-нибудь колдовству, чтобы подчинять себе мужчин? Я слышал, что некоторые девицы пьют специальный отвар, чтобы их тело манило мужчин… Но тогда бы меня не терзало смущение. Хотеть женщину – что может быть обычнее! Однако я весь дрожу, смотря на неё. Тут дело не в желании… Вот она передо мной, я вижу её хрупкие плечи, спину, затылок. И я наполняюсь слабостью… Что со мной? Может, на меня так дурно влияет этот христианский храм? Но мне уже приходилось ночевать в монастыре, ничего плохого со мной не происходило…»