Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I

Корин замолчал.

Жезл-пеленгатор Медведя в руке Хавсера негромко запищал.

Хавсер поставил крышку от фляги и кивнул командиру-инструктору:

— Спасибо за выпивку и беседу.

Корин пожал плечами.

— Я думаю, ты немного преувеличиваешь свирепость Волков, — добавил Хавсер. — Их очень сложно понять.

У Корина вырвался какой-то звук, похожий на смех.

— Разве не так говорят все чудовища? — спросил он.

Хавсер вышел из командного шатра G9K. В лагере кипела бурная активность, все были заняты подготовкой к эвакуации. Он остановился, чтобы определить направление по пеленгатору, и в этот момент за его спиной кто-то громко выругался.

Хавсер обернулся.

Заместитель Корина, офицер с эспаньолкой, вместе со своими товарищами загружали на гусеничную платформу ударопрочные ящики.

— Ты мне что-то сказал? — спросил Хавсер.

Офицер окинул его убийственным взглядом, опустил ящик и направился к Хавсеру. Его коллеги прекратили работу и молча наблюдали.

— Мешок собачьего дерьма! — бросил ему офицер с эспаньолкой.

Хавсер отвернулся. Этот большой и агрессивный человек сильно расстроен, а он всегда старался избегать подобных столкновений.

Офицер схватил его за руку и стиснул до боли.

— Так им и передай! — крикнул он. — Семнадцать сотен бойцов дивизии погибли в первый же день наступления, а теперь эти злобные твари приказывают нам убираться? Семнадцать сотен жизней впустую?

— Ты очень расстроен, — заговорил Хавсер. — Сегодняшний день был очень тяжелым, и я сочувствую…

— Пошел ты!

Остальные люди, работавшие вместе с офицером, подошли ближе.

— Отпусти мою руку, — сказал Хавсер.

— Или?.. — вызывающе бросил человек с эспаньолкой.

— Беги! — крикнул ему Мурза.

В таких ситуациях Мурза никогда не ошибался. Не то чтобы он был трусом, просто мыслил более реалистично. В конце концов, никто из них не был готов драться. Оба они были учеными, полевыми археологами, обычными людьми с немного необычным образом мышления. Они не получили образования и даже не прошли курсы по самообороне. Оружием им служил их собственный опыт и бумаги с аккредитацией, в которых были указаны их имена, их возраст, лишь недавно переваливший за тридцать, и их статус хранителей, работающих в Лютеции по заданию Объединительного Совета.

Ничто из этого сейчас помочь им не могло.

— Нельзя позволить им скрыться с этим… — попытался возразить Хавсер.

— Беги, идиот! — закричал Мурза.

Остальные члены рабочей группы уже разбежались, не дожидаясь понуканий. Стук их ботинок по вымощенным камнем улочкам нищего квартала Лютеции вокруг мертвого собора быстро затихал вдали.

От самого собора остался только гигантский остов. Он перестал быть местом поклонения еще со времен Девятнадцатой войны за Уропанский престол, три тысячелетия назад, и с тех пор его здание использовалось для самых различных целей: триста лет там располагался парламент, потом мавзолей, потом завод по производству льда и дом призрения, а когда крыша совсем развалилась, там обосновался рынок. Последние восемь веков, или около того, собор пустовал, и его проржавевшие балки торчали в небо безмолвным напоминанием о минувших временах.

Слухи о прошлом собора существовали так же долго, как и его балки, если не дольше. Во время инструктажа своей команды, происходившего два дня назад, Мурза не мог скрыть волнения. Самые древние из найденных записей упоминали о существующих здесь объектах поклонения, и собор стоял на остатках фундамента предшествующих строений, да и собором назывался, вероятно, вследствие этого наследия.

Под фундаментом тянулись обширные подземелья, остатки предыдущих сооружений, и резервуары, засыпанные более поздними наслоениями. Кое-кто говорил, что темные подземные тоннели остались от катакомб древней Франкии и уходят в самый центр земли.

Один из информаторов Мурзы (а он, как обычно, обзавелся широкой сетью платных контактеров, которые разыскивали следы артефактов по всей Лютеции) доложил, что бригада рабочих, разбиравших старинную кладку, наткнулась на сточный колодец. Несколько найденных серебряных амулетов и кольцо убедили информатора в том, что на это место стоит взглянуть и что хранители могут заплатить за возможность поработать на таком интересном объекте.

Хавсеру эта затея не понравилась с самого начала. Все местные рабочие были крепкими мужиками, перепачканными в глине. У всех проявились признаки мутации, вызванной радиоактивным загрязнением, что в кварталах бедняков наблюдалось довольно часто. Хавсер сразу ощутил исходящую от них угрозу, агрессивное физическое превосходство, какое замечал в старших мальчиках, когда еще учился в общине ректора Уве. Он не считал себя бойцом. Любая конфронтация, а особенно физическая конфронтация, вызывала у него оцепенение.

Трущобы давно стали труднопроходимым лабиринтом. От тщательно спланированного квартала, когда-то построенного на этом участке, ничего не осталось. Улицы превратились в извилистые подземные переходы, переулки и тупики, темные и заваленные отходами. Они утратили первоначальные названия и уже не значились ни на каких картах. В горах мусора играли дети, их голосам из многоэтажных домов вторили крики младенцев и перебранки взрослых. Между зданиями, словно закопченные лианы в рукотворных джунглях, протянулись бельевые веревки. Здесь остро ощущался недостаток воздуха и света.

Рабочие провели их вглубь лабиринта. Хавсеру это показалось подозрительным, и он поделился своими опасениями с Мурзой, но тот приказал заткнуться. После двадцати минут блуждания по переулкам рабочие остановились и потребовали условленную плату. При этом их бригадир добавил, что сумма вознаграждения значительно выше той, что обсуждалась с информатором.

Хавсер понял, что они попали в переделку. Их намеренно заманили в ловушку с целью вымогательства, и наиболее вероятными последствиями могут оказаться побои, а то и похищение. Консерваторию это дорого обойдется: придется оплачивать их лечение, а то и огромный выкуп. Он разозлился. Разозлился на себя за то, что позволил Мурзе втянуть их в очередную не слишком блестящую операцию.

— Сейчас не время разбираться! — бросил ему Мурза.

Рабочие начали окружать их. Некоторые уже выкрикивали угрозы и размахивали лопатами и кирками.

— Беги! — крикнул Мурза.

Хавсер понимал, что самое разумное в этой ситуации — бежать, но страх физической расправы оказался сильнее злости, и его ноги словно приросли к земле. Один из рабочих уже приближался к нему, выплевывая угрозы сквозь стиснутые коричневые зубы и потрясая кулаком с раздутыми костяшками пальцев. Хавсер никак не мог заставить свои ноги двигаться.

Мурза схватил его за руку и больно дернул, увлекая за собой.

— Давай, Кас! Бежим!

Хавсер покачнулся и наконец смог двинуться с места. Рабочий не отставал. Вдруг Хавсер заметил, что он вытащил какой-то предмет, очень похожий на пистолет.

Мурза, не выпуская руки Хавсера, обернулся и крикнул через плечо одно слово, вернее, какое-то сочетание звуков. Раздался странный хлопок, как при выравнивании давления у входа в зону искусственного климата. Рабочий завопил и, корчась в судорогах, упал навзничь.

Они продолжали бежать, и Мурза все так же держал Хавсера за руку.

— Что ты сделал?! — крикнул Хавсер. — Что ты ему сказал?

Мурза не мог ответить. Изо рта у него текла кровь.

Пальцы офицера с эспаньолкой впились в его руку стальными крючками. Хавсер в испуге толкнул его. Просто толкнул, чтобы человек убрался с дороги и дал ему пройти.

Офицер ударился о ряд ящиков, сложенных в задней части платформы. Он отлетел от Хавсера спиной вперед. Плечи и спина приняли на себя первый удар, а потом череп раскололся о крышку верхнего ящика. Напоследок он отскочил от ящиков и упал лицом вниз с глухим стуком, словно тяжелый мешок с камнями. Пластековый респиратор тоже разбился.