Оружие скальда

Занятая этими хлопотами, она не помнила ничего из только что пережитого, как будто поединки с каменным великаном и чудовищным волком сразу отодвинулись на годы назад. Но вот ночной холод выстуживал их мокрые волосы и одежду, пробирал до костей. Ингитора тревожилась, что Торвард, в придачу к ранам и потере крови, еще и простудится. Что она тогда будет делать?

О еде им не хотелось и думать. Торвард уснул, едва опустив голову на охапку травы. А Ингитора еще какое-то время сидела рядом и смотрела на него. Ни прошлого, ни будущего, ни даже сегодняшнего дня, полного страшных чудес, для нее не существовало. Все время от начала до конца мира сжалось и сомкнулось в эти мгновения. Ветер тихо проползал по верхушкам осин в ближнем перелеске, потрескивали сучья в костре. Изредка Ингитора наклонялась и прислушивалась к дыханию Торварда. И это было все, что ей было нужно. Она не думала, кто из них кому и чем обязан за прошлое, в чем виноват и в чем прав. Сами жизнь и смерть так близко подошли друг к другу, что грани их перемешались, стали неверными и ломкими, как край льдин возле самого берега в начале весны. И во всем Медном Лесу, на всем Квиттинге, может быть, во всем мире стояла тишина.

В Великаньей Долине властвовала тьма, такая же, какая стояла здесь в древние времена, когда не появилось еще не только людей, но даже и великанов. Дагейда сидела на земле над лежащим телом Жадного и тихо, равномерно покачивалась, закрыв руками лицо. Иногда она, словно проснувшись, опускала руки, зарывала тонкие пальцы в густую, но холодную мертвую шерсть, слипшуюся от засохшей крови.

— Жадный… Мой неутомимый… Мой верный… — беззвучно шептала она, и крупные слезы ползли по ее лицу из-под опущенных век. Весь мир вокруг нее замер в такой же мертвой неподвижности.

Ведьмы умеют поднимать мертвых своим колдовством. Но жизнь, настоящую жизнь боги дают только один раз.

Дагейда даже не вспоминала о тех двоих, что прошли по Великаньей Долине к кургану Торбранда конунга. Она не думала ни о мече Свальнира, ни о мести за него. Все было ей безразлично. Кроме одного — холодного тела того единственного существа, которое когда-то дарило ей тепло.

Глубокая тьма висела над миром. Темные, медленно ползущие облака, как груды нечесаной шерсти черных овец, кутали землю и преграждали путь звездному свету. Во мраке светило лишь одно крошечное пятнышко, легкий лепесток огня — костер, разложенный людьми на берегу ручья. Здесь не было даже пары валунов, способных укрыть от дождя. Но было здесь что-то другое, такое, что сделало этот клочок мшистой холодной земли настоящим человеческим домом.