Экспедиция в Лунные Горы

— Чтобы использовать вас и добиться эквивалентности. Как главный жрец, я, единственный из моего народа, находился одновременно во всех камнях, и мог направлять месмерическое воздействие своих соплеменников через любой из них. Поэтому я в состоянии манипулировать вами, мягкокожими. А, смотрите! Батембузи!

Из дверей и незастекленных окон выскользнули сгорбленные фигуры. Их толпа бросилась навстречу приближающейся группе. У невысоких, похожих на обезьян созданий, была мертвенно бледная кожа и большие серо-красные глаза. Косматые светло-желтые волосы спускались на их плечи и достигали спины, и они передвигались низко пригнувшись, иногда становясь на четвереньки. Совершенно кошмарное зрелище, особенно для Спика. С воплем ужаса он повернулся и бросился назад.

— Держите его! — приказал К'к'ттима.

Бёртон и Траунс схватили лейтенанта. Он стал вырываться, завывая от страха.

— Они тебе ничего не сделают! — сказал жрец. — Они только проводят вас в храм.

Однако Спик успокоился только тогда, когда отвратительные троглодиты, не нападая, встали рядом с группой.

Они прошли мимо приземистых зданий; латунный человек направил британцев по центральному проходу, потом заставил повернуть направо. И вот, наконец, они увидели высокие двойные двери — вход в храм.

— Всем! — внезапно воскликнул Бёртон. — Бисмалла! Вы дирижировали всем! Вы внедрили в голову Эдварда Оксфорда иррациональное желание исправить поступок своего предка! В результате он вернулся в наше время и сделал так, что все камни были обнаружены. Вы манипулировали Распутиным, и только для того, чтобы оказаться в этом заводном теле, подчинить себе разум Герберта Спенсера и разбить южноамериканский глаз! И только благодаря вам в голове Спика появился этот чертов бэббидж, и он привел сюда меня!

— Да, это была моя песня, — признался К'к'тиима. — А сейчас мы разобьем последний из Глаз, и наги освободятся.

Пройдя мимо массивных, ничем не украшенных зданий, они подошли к подножию широкой лестницы, ведущей во внушительный арочных вход в храм. Они поднялись по лестнице, и группа батембузи, упершись плечами в двери, нажала на них. Пока створки медленно отворялись, Бёртон спросил:

— Но что с обломками, которые Оксфорд вырезал из южноамериканского глаза и использовал в машине времени? Разве они не препятствуют достижению эквивалентности, к которой вы стремитесь?

— Вскоре, сэр Ричард, вы обнаружите красоту и элегантность парадокса. Эти осколки были вырезаны в будущем из полного камня. Я изменил будущее, когда, год назад, разбил Глаз на семь частей. Таким образом, осколки из него вырезать невозможно. 

— Не понимаю ни слова, — проворчал Траунс.

— Ничего страшного, Уильям, — довольно ухнул заводной человек. — Нелинейное время и множественная история — концепции, которые не в состоянии понять большинство мягкокожих. Ваш род не в состоянии избавиться от цепей последовательной структуры. Мы пришли сюда чтобы устранить этот недостаток.

— О. Как утешительно.

Они вошли в большой, богато украшенный зал. Пол был выложен золотыми и черными шестиугольными плитками, в шахматном порядке. В покрытые рельефами стены были вставлены тысячи драгоценных камней; с искрящегося фосфоресценцией потолка свисали курильницы, выкованные из драгоценных металлов и украшенные бриллиантами.

Достаточно странно, но помещение напомнило Бёртону и Траунсу не столько храм, сколько электростанцию в Баттерси: и там и здесь вдоль стен выстроилось множество странных предметов, наполовину минералов, наполовину машин; и там и здесь в середине стояла огромная — от пола до потолка — колонна, сделанная из чередующихся слоев кристаллических и металлических материалов.

Несмотря на обилие драгоценных камней, храм казался заброшенным. Но только тогда, когда они прошли через весь зал и начали подниматься по извилистой лестнице, Бёртон заметил, что многие геммы выпали со своих мест в узорчатых стенах и раскиданы по полу. Повсюду виднелись трещины и разломы, а в одном месте каменные ступеньки упали, и им пришлось перешагивать через широкую дыру.

— Пожалуйста, джентльмены, прямо.

— Мои проклятые ноги! — стонал Траунс, пока они поднимались все выше и выше.

Лестница привела их в длинный широкий зал, в конце которого стояли украшенные золотом двойные двери. Вдоль стен стояли четырнадцать статуй, по семь с каждой стороны. Они изображали нагов, сидевших на невысоких постаментах; некоторых с одной головой, других с пятью или семью.

По команде К'к'тиимы трое людей подошли к дверям. Латунный человек прогромыхал мимо них, — его револьвер глядел в лицо Бёртону — взялся за ручку свободной рукой и приоткрыл одну из створок ровно настолько, чтобы люди могли войти в нее.

— Пожалуйста, входите джентльмены.

Войдя, они очутились в среднего размера квадратной комнате, освещенной фосфоресцирующим светом, лившимся со стен. Высокий потолок был сделан в виде перевернутой пирамиды, к концу которой при помощи богато украшенного держателя крепился огромный черный алмаз величиной с гусиное яйцо.

— Последний целый Глаз нага! — объявил К'к'тиима.

Прямо под камнем находился каменный алтарь, снабженный металлическими наручниками. И на его поверхности были пятна, которые Бёртон не хотел бы слишком внимательно изучить. С каждой стороны алтаря стояли золотые чаши, заполненные черной алмазной пылью. Рядом исследователь заметил отвратительно выглядевшие инструменты, похожие на те, которые можно найти у хирургов и лежавшие на отдельном каменном блоке. В помещении были и другие предметы, казавшиеся, как и внизу, скорее механизмами, чем деталями архитектуры или украшениями.

— Уильям, мистер Спик, не могли бы вы подойти сюда, — сказал К'к'тиима и жестом указал на одну из стен. — Что касается вас, сэр Ричард, вы бы меня очень обязали, если бы легли на алтарь.

— Вы собираетесь принести меня в жертву, наг?

За водной человек опять тихо хихикнул.

— Уверяю вас, вы останетесь в живых. Ложитесь, пожалуйста, или... — он навел револьвер на Траунса, — или я должен выстрелить Уильяму в ногу, чтобы вы согласились?

Свирепо нахмурясь, Бёртон сел на алтарь, задрал ноги и лег ничком. В то же мгновение он почувствовал толчок энергии, как будто по его коже пробежал заряд статического электричества.

Действуя одной рукой, К'к'тиима застегнул кандалы на запястьях и лодыжках исследователя.

Спик, который отрешенно молчал с того момента, как они вошли в храм, внезапно крикнул:

— Погодите! Сделайте со мной то, что собираетесь сделать с ним!

— Боюсь, это неприемлемо, — ответил К'к'тиима. — Такую работу сможет сделать только этот человек.

Спик упал на колени и умоляюще вытянул к жрецу руки:

— Пожалуйста!

— Совершенно невозможно. Встаньте, мистер Спик, и не открывайте рот. Вы будете нужны только для последнего куплета песни.

— Работа? — спросил Бёртон.

К'к'тиима взял с каменного блока ужасно выглядевший нож.

Траунс шагнул вперед.

— Назад, Уильям! Я не сделаю вашему другу ничего плохого. Смотрите, я кладу пистолет, — он положил револьвер рядом с головой Бёртона, — но я перережу ему горло, если вы подойдете ближе.

Траунс закусил губу и коротко кивнул. Потом вернулся к стене.

Латунный человек взял волосы Бёртона и начал очень быстро отрезать их.

— У вас совершенно замечательный ум, мистер Бёртон, — сказал он. — Во время вашей самой первой экспедиции вы оказались в пределах досягаемости излучения алмаза, и мы немедленно поняли, что вы — тот самый мягкокожий, которого мы ждали.

Бёртон вздрогнул, когда лезвие коснулось его черепа.

— У вас интеллект исследователя, — продолжал жрец, — открытый для всего нового; вы наблюдатель, настолько отделенный от собственной культуры, что легко воспринимаете пути других; вас не смущают необычные или незнакомые идеи.

— Почему это так важно?

К'к'тиима сбрил последние пяди волос с головы исследователя и сказал:

— Уильям, мистер Спик, сейчас я выполню одну очень деликатную операцию. Прошу вас, не вмешивайтесь. Если вы попробуете сделать хоть что-нибудь, он умрет, и вы, тоже. Поняли?