Конгрегация. Гексалогия (СИ)

– Откуда?

– Знаю, – просто ответил Фридрих. – В том числе потому, что это знает отец. Хотите правду? Я давно заводил с капелланом разговор об этом лагере, о том, что не прочь оказаться здесь. Я был уверен, что о таком моем желании сразу станет известно руководству Конгрегации… и, видимо, не ошибся. А из того, что было решено все‑таки направить меня сюда, я делаю выводы о том, что ваши вышестоящие, святой отец, намерены взяться за Империю всерьез. Здесь оказался не сын правителя ради потакания тщеславию; судя по тому, как меня гоняет майстер Хауэр, я здесь в качестве будущего бойца‑на‑троне. Иными словами, не позднее чем через десяток лет Конгрегация намерена повести Империю в наступление.

– На кого?

– На кого в тот момент окажется нужным.

– Кому?

– Империи.

– Вы уверены?

– Без сомнений, – все так же ни на мгновение не замявшись, ответил Фридрих. – До сих пор все, что делалось Конгрегацией, делалось на благо Империи. Если в будущем ваше руководство усмотрит необходимость в активных действиях, уверен – это будет необходимо.

– Эти мысли внушил вам капеллан?

– В вашем голосе слышится почти упрек, – заметил Фридрих. – Это странно.

– Что же странного, – возразил Бруно со вздохом. – Вы верно заметили, Ваше Высочество: в вас хотят видеть будущего правителя. И если такие мысли пришли в вашу голову в результате чьей‑то направленной работы…

– А вы откровенны, – улыбнулся голос наследника. – Вам хотелось бы, чтобы будущий Император думал так, как нужно вам, но сам и искренне?.. Могу вас утешить, святой отец. Мне вообще все более кажется в последнее время, что капеллан приставлен к отцу исключительно ради того, чтобы блюсти лишь его духовное здравие. Всем известно, что его порой… несколько заносит с отеческими традициями… Нет, к этим моим мыслям капеллан не имеет касательства. Вы удивитесь и, верней всего, не поверите, если я скажу вам, с чьей подачи во мне укрепился такой пиетет перед Конгрегацией.

– А вы попытайтесь, Ваше Высочество. Вы меня заинтриговали.

– В Карлштейне у меня есть два приятеля, – помедлив, ответил Фридрих. – Оба старше меня годами пятью, но мы в дружеском общении уж не первый год; мы вместе на охоте, на рыцарских упражнениях… в увеселениях…

– Ага, – отметил Бруно, и тот с явным смущением в голосе отозвался:

– Не то, что вы подумали, святой отец. Да, я бы не назвал их образцом добродетели, однако оба вполне достойные люди, и, верите ль, в обоих почтения к вере, Церкви, заповедям, законам божеским и человеческим – больше, чем во многих монахах, которых мне довелось знавать, и уж тем паче – больше, чем в высокородных господах рыцарях, выставляющих свое показное благочестие. Отец считает обоих повесами… Не знаю; возможно, он и прав в какой‑то части. Но они нелицемерны. Не подражают героям легенд в попытках казаться лучше, чем они есть; они и есть лучше – лучше, чем многие.

– Жалеете, что ваших друзей нет сейчас рядом?

– Нет, – возразил Фридрих тихо, – не особенно. Разница в летах все же сказывается, и мне порой кажется, что подле меня сразу двое радетельных папаш. С Ульбрехтом проще: он меня поучает, не особенно церемонясь и не скрывая своего снисхождения.

– Ваше Высочество… – начал фон Редер, и наследник перебил его:

– Бросьте, Ульбрехт. Я вас не порицаю. Это ваша работа… И вот эти двое, святой отец, для меня и есть образец верного католика и настоящего рыцаря. Не слишком высокий образчик, верно?

– Почему же, – возразил Бруно, – вполне. Хотите, я вам скажу, Ваше Высочество, кто меня привел к истине? Тоже можете не поверить.

– А я знаю, – с заметным самодовольством отозвался Фридрих. – Вы были выкуплены когда‑то Конгрегацией и находились при майстере Гессе как подневольный, но когда получили свободу, решили остаться на службе.

– Вкратце – да, – согласился помощник с усмешкой. – А детали таковы: когда‑то я увидел этого человека, тогда еще мальчишку, как и я сам, готового идти на всё, вплоть до потери собственной жизни, за то, чему служил. За веру, за справедливость… да, и за милосердие. Мне тогда показалось, что, если даже такой неприятный typus способен на жертвы, значит, это, наверное, дело стоящее.

– Видимо, не показалось.

– Видимо, да. И я нашел себе место в жизни.

– Вы его выбрали, свое место, – вздохнул наследник. – А я выбора не имею. Я просто должен буду стать тем, кем должен. Но смогу ли?

– Что выбито над воротами этого лагеря, Ваше Высочество? Наверняка майстер Хауэр не единожды задавал вам этот вопрос.

– «Debes, ergo potes[851]».

– Вот и всё. Необходимость лучший учитель.

– Как у вас все просто, святой отец… Я почти уже привык к этому, – продолжил Фридрих спустя мгновение безмолвия. – К тому, что от меня вскоре будет что‑то зависеть. Но мне, как видно, придется привыкать и к тому, что за мной будет ходить смерть; ходить будет за мною, но касаться других.

– «Cadent a latere tuo mille et decem milia a dextris tuis ad te autem non adpropinquabit[852]», – проговорил Бруно размеренно. – Такова ваша судьба.

– Неприятная судьба.

– Империя требует жертв, Ваше Высочество. Она требует жертвы от вас: вы должны строить свою жизнь исходя из ее блага. Она требует жертв от других: одни должны будут страдать, другие смиряться, третьи – погибать.

– А что‑то менее мрачное хоть кому‑нибудь полагается?

– Скорее всего – тем, кто будет после нас. Остерегу вас, Ваше Высочество, от надежд увидеть плоды своих усилий на вашем веку. Если кто‑то скажет вам, что это непременно свершится – берегитесь его: он желает вам зла. Но если кто‑то скажет, что этого не будет точно – бойтесь его не меньше: он уже творит зло.

– И кому же верить?

– Лучше всего, кроме Бога – никому, – ответил Бруно и усмехнулся: – Вы ведь этого ответа от меня ожидали?.. А я и не стану изыскивать других. Верьте Ему и отчасти себе. И тогда люди будут верить вам.

– Почему он это сделал, святой отец? – внезапно прервав собеседника, спросил Фридрих тихо. – Я столько слышал о бойцах зондергруппы, я был убежден, что это… особенные люди, которым не страшно ничто и никто не страшен. Как было возможно много лет служить Конгрегации, Церкви, Богу и людям, при том на деле будучи ненавистником всего этого? Быть может, ненависть есть только ко мне? Я… Знаете, я уверен, что майстер Гессе найдет виновника. Не сомневаюсь в этом. Но я даже не знаю, хочу ли слышать, что он скажет, когда его спросят «зачем». Вот вы – вы сами – верите ли в то, что зондера можно подкупить или запугать? Я не верю. И трус не стал бы этого делать так, здесь, в том месте, откуда не убежать, где не спрятаться. Стало быть, он готов и к этому.

– Я не знаю, что вам ответить, Ваше Высочество, – выговорил помощник. – Одно достоверно: вы сами, лично вы как человек, тут ни при чем. Политика, и не более. Ничего личного. Что же до того, «зачем»… или, точнее, «почему»… На это я ничего не могу сказать вам. Я не следователь, а лишь помощник следователя, притом не самый одаренный. Откровенно говоря, я сам в некотором смятении, ибо то, как было все сделано, мало похоже на выверенную работу наемника. История показывает нам, что так действуют в двух лишь случаях. Нагло, открыто, порой даже не скрывая исполнителей – так убивали итальянцы своих правящих родичей; убивали, занимали их место, измышляли обвинение и через него уж post factum оправдывали свои деяния. У нас, слава Богу, этакие забавы не в чести…

– А второй случай?

– Второй… Так поступают «люди из толпы». Неподготовленные, не взвесившие всех возможных вариантов, не продумавшие свои действия. Все происходящее напоминает мне что‑то схожее. Бывало, что при явлении в людных местах высокородных правителей недовольные их правлением люди бросались на них с ножами, а то и голыми руками, с криком и без оглядки… Так поступают от отчаяния. Но, как вы верно заметили, Ваше Высочество, бойцы зондергруппы – это…

– Такие же люди, как и все, – оборвал его Курт, открыв глаза, и рывком сел на скамье. – Тренированней, крепче, сильней. Но не более того.