Седьмой сын

Три данных пункта могли указывать на членство в каком-нибудь религиозном культе или клубе по интересам. Эта теория подкреплялась местными законами и ограничениями на продажу спиртных напитков. Полиция даже пыталась скрыть от газетчиков факт так называемого «ритуального самоубийства». Учитывая вышеизложенные причины, все медицинские исследования могли оказаться напрасной тратой времени. Существовала вероятность, что погибшие люди, выражая протест против местных законов, действительно совершили акт самоубийства. В связи с тем, что расследование столкнулось с огромным количеством икс-факторов, автор отчета не мог рекомендовать агентству конкретный курс действий.

К файлу были прикреплены фотографии тел при вскрытии в далласском офисе ЦКЗ, а также снимки с мест обнаружения трупов.

— Господи! — прошептал Джей.

Он потер глаза и посмотрел на других клонов.

— Это то, что мы ищем?

— Вполне возможно, — ответил Джек. — Здесь перечислены симптомы НПСП-разряда, о которых рассказывал Кляйнман. Особенно впечатляет это так называемое «умогниение». Плюс изменение личности. Я считаю его верным признаком того, что воспоминания человека были стерты для загрузки полной памяти другой персоны. По-моему, все сходится. Как думаешь, Килрой?

Хакер направил курсор на нижнюю часть страницы. Компьютерная стрелка остановилась на ссылке, которая гласила: «Прикрепленное изображение 1 из 24 — nu4446-ot-898vf-l.jpg».

— Я хочу взглянуть на фотографии, — сказал Килрой, нажав на кнопку мыши.

Перед ними возник снимок места предполагаемого самоубийства. На экране изображался наклонный технический тоннель длиной в 1600 футов. На решетчатом полу лежали люди. Они не выглядели мертвыми. Казалось, что они просто заснули. Но имелась странная деталь. Каждый из мужчин держал в левой руке толстый фломастер. На стенах прохода рядом с мертвыми телами виднелись надписи. Фотограф находился слишком далеко от них, однако было ясно, что надписи походили на каракули ребенка или обезумевшего старика. Зубчатые и отвратительные. Вероятно, люди писали слова, когда их тела спазматически сотрясались, а мозги внутри черепов превращались в белесую гниль. Это были их последние слова.

— Что они хотели сообщить? — спросил Джей, указывая на ближайшую надпись. — Иг? Игкн?

— Сейчас узнаем, — сказал Килрой, наводя курсор на следующую гиперссылку.

— О Иисус! — прошептал Джек.

На снимке изображались хлесткие и остроконечные красные линии, нарисованные на синевато-серой бетонной стене. Это могла быть подпись безумца или шутка убийцы… на каком-то иностранном языке: «ygcn ygclj».

— Что за черт? — возмутился Джей. — Я полиглот, но ничего не понимаю.

Килрой опробовал еще несколько ссылок. Клоны молча рассматривали снимки. Перед ними мелькали слова на все том же вызывающем дрожь языке.

— Эти надписи сделаны десятью людьми, — отметил Джек. — Но взгляните. Почерк идентичен.

— Выходит, каждый из них побывал под нейронной пульсацией, — сказал Килрой.

Джей смотрел на экран. Его глаза слезились. Он понял, что не мигал уже минуту.

— И что все это означает? — спросил он.

— Это означает нечто большее, чем мы думали, — ответил Джек. — Мы получили еще одно сообщение. Еще одну чертову головоломку.

Апартаменты Хью Шеридана пропахли сигаретами и пылью. В воздухе чувствовался аромат нафталина. Квартира состояла из маленького кабинета, крохотной кухни, алькова с обеденным столом и спальной комнаты. Пройдя в едва освещенный кабинет, священник заметил кушетку и два широких кресла. В одном из них сидел Шеридан. Почти все светодиодные ленты над его головой оставались темными — либо отключенными, либо давно перегоревшими. В углу комнаты одиноко сияла настольная лампа.

— Я могу присесть? — спросил Томас.

Человек, которого он знал как отца, махнул рукой на кушетку.

— Мне бы тоже не хотелось, чтобы ты стоял.

Томас устроился на дальнем конце кушетки. Он поморщился от заплесневелого запаха и покосился на фигуру отца. Лицо мужчины терялось в тени, но волосы выглядели знакомыми. Так же, как шея, изгиб подбородка и плечи. И очертания ушей. Томас жадно рассматривал его. Такое ощущение бывает, когда человек вытаскивает из шкафа коробку из-под ботинок и находит там старую фотографию. Возникает чувство ностальгии. Горьковато-сладкие и хрупкие эмоции заливают мозг потоком забытых воспоминаний. К возникшему удивлению примешивается грусть. А ведь Томас смотрел не на снимок. И его эмоции были куда сильнее.

Ему пришлось прочистить горло. Ладони священника вспотели. Он вытащил пистолет из-за пояса и положил его на подушку рядом с собой. Заметив недоуменный взгляд Шеридана, Томас почувствовал регрессивный детский стыд, словно его поймали на краже варенья.

— Это только для показухи, — пояснил он смущенно. — Я знаю, что вы не мой отец. Мне уже объяснили, что я только помню вас как своего отца и что все мои детские воспоминания принадлежат другому человеку. Да, мне объяснили это. Но я не чувствую правды в таких словах. Еще не чувствую. И здесь имеется большая разница.

Хью Шеридан задумчиво кивнул.

— Мне трудно смотреть на ваше лицо… слышать ваш голос и не ассоциировать вас с моим детством, — продолжил Томас. — Но я попытаюсь. Ведь иначе ничего не получится…

— Я слышал через интерком часть твоего разговора со Стоуном. Однако прежде разреши задать тебе вопрос. Какой у тебя номер?

— Номер? Я не понимаю.

Хью пошевелился в кресле. Он вытащил что-то из кармана рубашки. Пачку сигарет. Раздался характерный щелчок. Его лицо озарилось огоньком зажигалки. Оранжевый портрет знакомого человека, постаревшего на целых шестнадцать лет. Мешки под синими глазами, морщины над бровями, бороздки «птичьих лапок» выше скул. Томас понял, какие эмоции чувствуют дети, увидевшие своих родителей после долгих лет разлуки. Он выглядит очень старым. Какие беды с ним приключились, пока меня не было?

Шеридан отвел взгляд от сигареты и посмотрел на Томаса. Янтарный огонек, висевший между ними, вспыхнул на долю секунды и снова поблек.

— Неужели Кляйнман не рассказал вам о номерах? — спросил Хью.

Томас завороженно смотрел на кончик сигареты.

— Я думаю, что он не рассказал нам о многом.

— Не сомневаюсь в этом, — с улыбкой произнес Шеридан.

Его голос был тихим и язвительным.

— Для соучастия больше подходят неосведомленные люди. Когда годы назад вы, клоны, вылупились из пластиковых маток, вам дали номера. В том порядке, в каком в ваши пустые умы загружали полную память Джона Альфы. Порядковые номера! Я знаю, это не очень оригинально. Но боссы тогда были взволнованы рождением семи сыновей. Наверное, если бы мы клонировали только четверых из вас, вы получили бы имена Ини, Мини, Мани, Мо, как в считалке. Хотя проект «Четвертый сын» уже не звучал бы так гордо.

— Перестаньте издеваться, — сказал Томас.

Зубы Хью блеснули в темноте.

— Да, я бываю грубым. Только прими во внимание всю ту дрянь, которую ты узнал за два прошлых дня. Я терпел ее тридцать четыре года. Извини меня за бестактность. Так какой ты из них? Самый старший? Первый, кого одарили умом Джона Смита? Или средний? Самый бесполезный? Просто опиши мне себя, и я сам назову твой номер.

— Вы же слышали мои откровения в коридоре. Я уже сказал, кем являюсь.

— Никому не интересно, кто ты в своей необъятной душе. Да, ты любишь, мечтаешь и всовываешь в штанины по одной ноге за раз. Но все так поступают. Каждый пытается выразить свои чувства и привить к себе любовь других людей. Это ничего не говорит мне о твоем предназначении. Попробую сам догадаться. Ты не выглядишь как солдат. И не похож на аналитика ООН.

— Я понял, что вам нужно, — смущенно скрестив руки, ответил Томас. — Я священник. Этого достаточно?

— Вполне, — фыркнув, сказал Шеридан. — Джонни-пять. А зачем ты тогда явился ко мне?

Томас недоуменно заморгал.

— Хм, я немного удивлен, что именно ты, а не кто-то другой пришел за ответами, — пояснил Шеридан. — Интересно получается! Обычно ты не выказывал такого поведения. Ты всегда следовал правилам и строгой линии ПШЖ.