Точка сингулярности [= Миссия причастных]

— Ихь не шпрехен по-вашему. Дойч — ноу!

Вот тут уж и я счел возможным переходить на русский:

— А коли не шпрехен, так и не выёживайся. Думаешь, если у меня простенький «опель», а ты весь в голде и на таком «байере» рассекаешь, значит самый крутой, что ли? Ты на меня крошки-то не сыпь и фантиком не шурши! Значит, говоришь, тебя помяли, а я на бабки попал? Тоже мне нашелся фуцин! Обидели мышку! Написали в норку!.. Значит так: пять штук марок на капот — и свободен!

Совершенно обалдев от родной лексики и моего бешеного натиска, парень прошептал:

— У меня нет марок, только баксы.

— Ну вот, — обиделся я, не выпуская из рук инициативы, — значит, мне ещё с твоей зеленью по здешним банкам бегать.

— Постой, земляк, — парень начал приходить в себя. — Меня Толяном зовут. Давай наши тачки в сторонку отгоним и по-хорошему договоримся.

Я тяжело вздохнул:

— Толян, проснись наконец! Ты сам-то откуда?

— Питерский я.

— Так мы не в Питере, Толян, это Берлин.

Ответ его был достойным. Особенно вторая часть:

— Да, я знаю. Мне уже говорили.

— Что? — картинно удивился я. — Ты меня не первого, что ли, боднул?!

— Да нет, — он махнул рукой, — просто мужик один в аэропорту, он ещё у нас в Союзе учился, поэтому по-русски петрит, объяснил, что теперь здесь надо по-немецки разговаривать. А я, понимаешь, братан, в школе английский учил.

— Так говори по-английски — тоже сойдет!

— Не могу, — признался он честно. — Все забыл.

— Тогда слушай меня. Поскольку здесь не Питер, придется ждать и моего страхагента, и полицию. Они составят протокол, мы заплатим штрафы строго по закону и распишемся в том, что не имеем взаимных претензий. Для моей страховой компании ты напишешь, что признаешь свою вину, чтобы я все полностью мог получить, а с тебя лично я ни пфеннига требовать не стану — считай, что пошутил.

Он потупил взор и смотрел на свои кроссовки сорок девятого примерно размера, мыски которых волнообразно двигались. Очевидно шевеление пальцев ног было у него как-то связано с работой мозга.

— А если я прямо сейчас отсюда рвану? — выдал он, наконец, оригинальную мысль.

— Не стоит, — рассудил я, — у меня есть хорошие знакомые в дорожной полиции, да и вообще, найдут тебя, Толян. Это только в Питере никого не находят. А тебе оно надо — связываться со «штадтполицай»? Ведь по делам же приехал, да? Сэкономишь пару сотен, а влетишь на сколько?

— Ладно, — смирился он.

И пошел оценивать тяжесть своих повреждений. Было на что посмотреть: фары, радиаторная решетка, бампер — но в основном все-таки ерунда. У меня-то, конечно, посерьезнее получилось.

— Слушай, братан, а где тут «БМВ» чинят?

— «Мерсы» — по ту сторону железки, очень близко, — начал вспоминать я. — «Опели» — тоже здесь, рядышком, а «БМВ»… Спроси лучше у полицейских.

Толян скривился в дурашливой улыбке:

— Земляк, у полицейских ты спроси!

— Ах, ну да!..

Полицейские, легкие на помине, как раз и подвалили, на маленькой такой «БМВ». Клаус приехал ещё раньше и, не мешая нашему разговору, принялся за свою работу. Все было оформлено быстро, оперативно и с фантастической аккуратностью. Друг Толян не уставал восторгаться, да еще, пользуясь случаем, отчаянно эксплуатировал меня, как переводчика. Не только полицейские, но и Клаус надавали ему кучу полезных советов. В общем, когда все закончилось, он проводил меня до автоцентра, где я оставил битую «Вектру», договорившись о срочном ремонте в течение двух дней, и обедать мы пошли вместе в ближайшее кнайпе на тихой улочке. Это было не совсем то, о чем я мечтал, проснувшись, но готовили в кафешке отлично (пару раз мы перекусывали там с Белкой, когда заезжали на сервис), а брать такси или ехать в центр на электричке не осталось уже никаких сил.

Мы заказали каких-то салатов, немного рыбы и чудесно поджаренную курицу. Из напитков в дневное время предлагалось только пиво, но Толян настаивал, что за знакомство надо выпить. Я ему не советовал. Объясняя, что после водки с пивом за рулем могут быть неприятности, однако уломать парня не удалось, и он выскочил минут на пять. Я представил себе, как это петербургское чудовище будет сейчас наливать под столом шнапс в изящные пивные бокалы, и про себя расхохотался: как бы не пришлось платить за такое штраф побольше, чем давеча на дороге. Меж тем питерский монстр приволок не шнапс, а бутылку французского коньяка. Я только глянул на эту бутылку и сразу онемел. Слегка сплющенный хрустальный графин, ощетинившийся вдоль узких боков стеклянными иглами, золоченая пробка и такой же ослепительно сияющий королевский барельеф в центре — эти сосуды, стилизованные под эпоху кардинала Ришелье и трех мушкетеров, делает знаменитая фирма «Баккара», да и коньяк в них разливают соответствующий — пятидесятилетний «Реми Мартэн Луи ХIII-й».

То, что подобной жидкостью не разбавляют пиво под столом, понимал, кажется, даже Толян. И едва ли он купил это сокровище в ближайшем магазине в Адлерсхофе, скорее принес из машины.

Грех было отказаться выпить с земляком капельку такого чуда, как «Луи ХIII-й». И мне пришлось встать, подойти к хозяину кнайпе и долго объяснять, сколь серьезны причины, заставляющие нас употреблять крепкий напиток в его заведении посреди дня. Я даже вежливо предложил продегустировать божественную влагу вместе с нами, заранее зная, что услышу отказ. И хозяин действительно отказался, однако в остальном проявил полную сговорчивость, даже принес нам настоящие французские фужеры.

А в коньяках я, признаться, понимаю толк и, увидев, какое блаженство разлилось на моем лице ещё при вдыхании аромата, Толян — широкой души человек! — сразу предложил:

— Забирай, что осталось — это тебе!

Я выразил сомнение:

— Не слишком ли дорогой подарок?

— Ерунда! — махнул он рукою. — У меня там ещё целая коробка этого добра.

Про себя я усомнился, пакуют ли вообще «Луи ХIII-го» по нескольку штук в коробку, их ведь и выпускают-то всего десять тысяч в год — бутылки номерные! — но Толяну ничего не сказал. В простоте своей он мог и не знать, что цена этого коньяка сопоставима с ценой моего «Опеля», а вовсе не ремонта помятого крыла.