Драгоценный камень

Это был не его план!

Он вытер со лба холодный пот и, как во сне, услышал яростный окрик инженера Спиридонова:

— Читай!

И Андрей стал читать, запинаясь:

— «Номер один: хорошее место для купанья… Номер два: здесь водится форель… Номер три: песок, удобно для солнечных ванн… Номер четыре: отсюда до пивной «Земной рай» четыре километра».

Горячий комок встал у него в горле, он замолчал.

— Ну, что ты скажешь? — взглянул на него инженер Спиридонов. — Это и есть твои зеленые изумруды?

«Что же случилось? — лихорадочно думал Андрей. — Я этого не писал. Может быть, ночью у меня был приступ сумасшествия?»

— Произошла какая-то необъяснимая ошибка, — сказал он упавшим, чужим голосом. — Этот план… это не мой… то есть не тот!

В это мгновение в глубине души у него шевельнулся инстинкт самосохранения, желание сохранить свое достоинство и избежать позора. Этот инстинкт вызвал в нем силы для борьбы.

— Я принесу вам настоящий план. Я вчера до полуночи возился с ним. Сейчас!

И он бросился к двери.

— Слушай! — загремел ему вслед бас начальника. — Если через час ты не принесешь плана, который ты якобы сделал, не смей больше показываться мне на глаза! Понял?

Андрей не ответил. Он хлопнул дверью и быстро пошел к выходу. У него было ощущение, как будто он движется во сне, в каком-то нереальном, призрачном мире.

— Вы подумайте, вы только подумайте! — озабоченно покачал головой Вылю Власев. — Черт знает, на что все это похоже! И странно, и глупо, и обидно до крайности. Такого я не ожидал от этого парня даже тогда, когда думал о нем самое плохое. А что оказалось… Вот до чего может довести юношеское легкомыслие, суетное стремление к сенсациям и славе!

Лицо этого человека, еще недавно высокомерное и заносчивое, выглядело сейчас унылым и печальным. Как будто во лжи уличили самого начальника третьей бригады.

— Совсем запутался, бедняга, — сказал он. — Где ж ему было предположить, что вы действительно потребуете наглядных доказательств этой его изумрудной гипотезы! Он рассчитывал, да, он до последней секунды рассчитывал, что вы поверите ему на слово, что вы не станете рассматривать эту дурацкую схему… И, в сущности, какие доказательства мог он вам представить? Никаких. Именно так. Одно больное воображение, ничего больше. Но на всякий случай положил в портфель какую-то папку, чтобы, если вы спросите: «Вы представляете себе, где приблизительно могут быть эти месторождения берилла?» — ответить: «Разумеется» — и похлопать по папке. Мол: «Я все это уточнил, отметил, но вы, будьте добры, не утруждайте себя и не рассматривайте это, потому что этим вы меня обидите. Вы должны верить человеку! Вы просто-напросто доверьтесь мне и прикажите товарищу Власеву разрешить мне ходить там, где мне заблагорассудится». Именно так. Да… Но вы спросите: что это был за план — тот, что мы видели? Попался под руку, ну и сунул в папку! Он был слишком наивен и не подумал, что вы окажетесь достаточно настойчивым и захотите действительно взглянуть на его знаменитое произведение. Вообще неприятная история. Откровенно говоря, как я ни осторожен по отношению к молодежи, такого и я не ожидал от этого парня… Берилл! — Вылю Власев вздохнул и махнул рукой. — Ерунда, фантазии!

— Это еще неизвестно! — сказал начальник, устало пригладив свои седые волосы. — Представьте себе, что он действительно спутал планы! Сунул в портфель не тот план, который я у него попросил! Если папки одинаковые, это легко могло случиться. Вы склонны в каждой ошибке видеть злой умысел. А так нельзя… Молодые ошибаются более бескорыстно, чем мы, старики, уж поверьте! Наивность, невежество, горячее воображение, спешка — это все-таки лучше, чем корыстные расчеты некоторых «зрелых» хитрецов.

Слави Спиридонов закурил, задумчиво посмотрел на кудрявые завитки дыма, потом неожиданно стукнул пальцем по стеклу, покрывавшему стол, и резко наклонился вперед.

— Но если случай с планами — сознательно подстроенный блеф, если вы окажетесь правы, товарищ Власев, тогда, прошу вас, — ни капли снисхождения к этому молодому человеку! А если он еще раз попытается ввести кого-нибудь в заблуждение, докладывайте мне, и я выгоню его со службы, как последнего лжеца и мошенника!

— Разумеется! — Вылю Власев почесал в затылке, посопел и как будто с трудом улыбнулся своими толстыми губами. — Только бы он принес этот проклятый план! — сказал он, сосредоточенно глядя себе под ноги. — Только бы на этот раз случилось какое-нибудь чудо… оказалось бы, что я ошибся!

II

А тем временем Андрей шел по улице, никого не видя, не понимая, куда он идет. Пробираясь среди прохожих, он инстинктивно сворачивал то вправо, то влево, а на перекрестках ноги сами находили безопасную дорогу среди трамваев, троллейбусов и мчащихся машин.

Он был так ошеломлен случившимся, что от его обычного спокойствия, от умения владеть собой и контролировать свои нервы не осталось и следа.

Бывало, в студенческую пору, на экзаменах, он садился на скамейку у входа в аудиторию и безмятежно дремал, убаюканный тревожным жужжанием волновавшихся вокруг него товарищей. Студенты шумели, кричали, а он тихонько похрапывал, вытянув свои длинные ноги, уронив голову на грудь, и улыбался, как будто сидел в вагоне и впереди у него был далекий и приятный путь. Так же держался он и в студенческой команде. Противник мог вести с преимуществом в два, в три, даже в четыре гола, до конца матча могло оставаться всего несколько минут — это ничуть его не смущало, он и не думал нервничать, как будто мяч противника ни разу не коснулся сетки их ворот. Однажды во время последней экспедиции третьей бригады в Родопах невозмутимое спокойствие Андрея чуть не привело к трагическим для него последствиям.

Прошел ливень, я маленькая горная речушка, пересекавшая геологам дорогу, быстро набухла, заполнила узкий суходол и грозно закружила свои вспененные воды вокруг тоненьких подпор деревянного мостика, соединявшего берега. Вода прибыла внезапно, стремительно и с такой бешеной яростью, что геологи едва успели, подхватив свои ранцы, перебежать мостик, который жалобно дрожал и стонал, словно в предсмертных спазмах. Только Андрей, сидя на корточках перед своим минералогическим мешком, хладнокровно упаковывал в бумагу кристаллы и камни, отбитые за день. Каждый образец он тщательно перевязывал бечевкой и ставил красным карандашом на пакетике его порядковый номер. Под этим номером в его походном блокноте значились пояснения: где был найден, направление минеральной жилы, предполагаемый состав.

Он сидел на отлогом берегу, сортировал свои пробы, а река клокотала все более грозно, и ее мутные воды били уже по дощатому настилу моста. Еще несколько минут, быть может, несколько мгновений — и все это рухнет и скроется в пенящемся водовороте.

На том берегу коллеги его что-то кричали, размахивали руками, показывая ему на мост, а Вылю Власев подскакивал, как селезень, на своих коротких ногах и грозил ему кулаком. Только Павел Папазов, парторг, стоя в стороне, смотрел на него с застывшей улыбкой; догорающая папироса обжигала его пожелтевшие пальцы, но он не чувствовал боли.

Когда последний кристалл был упакован и снабжен номером, Андрей выпрямился, подтянул молнию на куртке, вскинул на спину мешок и широкими, твердыми шагами пошел к мосту.

— Назад! — надрывался Вылю Власев. — Стой!

Но река выла, рычала, и предупреждения руководителя бригады, не доходя до другого берега, терялись и глохли на расстоянии шага.

Потом все притихли, замерли в ожидании худшего: он вступил на качающийся мост. Только тогда он как будто сообразил, в чем дело, поколебался секунду, но назад не повернул.

Минутой позже стойки скрипнули в последний раз, почерневший настил вздохнул и ухнул в пучину; через мгновение он всплыл, безнадежно задрав кверху ноги-подпоры. И река с бешеной быстротой понесла к равнине развороченные колья, доски и перекладины.

— Видишь, что бы с тобой стало? — свирепо набросился на него Вылю Власев, безуспешно пытаясь скрыть, как дрожит его круглый подбородок. — Ты безумец, вот что я тебе скажу и вот что я запишу в свою книжку, так и знай!