По лезвию бритвы

— Кто знает о сделках, которые герцогу, должно быть, пришлось заключить, чтобы заручиться помощью пустоты? Мне почему-то не верится, что существо, которое ты видел, стало бы действовать без вознаграждения. Быть может, по условиям сделки Беконфилд должен посеять лихорадку.

— Думаешь, это своего рода… сделка с дьяволом? Как ты можешь быть в этом уверена?

— Я в этом ни черта не уверена, — огрызнулась она. Сквернословие с трудом уживалось на ее языке — доказательство того, как сильно она была напугана. — Я не способна читать его мысли. Откуда мне знать все детали его болезненных замыслов. Я знаю только одно: если герцог продолжит свое темное дело, защитная сила оберегов ослабнет, это лишь вопрос времени. Пока ты разнюхиваешь вокруг да около, Низкий город играет со смертью.

Я начинал испытывать жар.

— Я разберусь с этим.

— Сколько еще детей погибнет, прежде чем ты исполнишь свой долг?

— Я разберусь, — твердо повторил я, злясь оттого, что на меня оказывают давление.

В глубине души я понимал, что Селия права и что тянуть с этим нельзя. Ставки были чересчур высоки для отсрочек. Беконфилд был моим должником. Совсем скоро он узнает, что это значит.

— Мы не можем позволить, чтобы труды Учителя оказались напрасными.

— Этого не случится, — ответил я. — Клянусь Перворожденным, я позабочусь об этом.

Мои уверения как будто несколько успокоили Селию. Она накрыла мою руку своей нежной ладонью, и мы долго сидели вот так и молчали.

Вечерело, а путь домой вовсе не обещал быть близким.

— Хотел спросить тебя еще кое о чем. Я разговаривал с матерью последнего погибшего ребенка. Она сказала, что мальчик знал о тайнах, в которые его никто не посвящал. И это напомнило мне о том, что Учитель по каким-то знакам определил, что тебя можно обучить Искусству.

Селия ответила, не взглянув на меня:

— Уверена, что это ничего не значит. Для родителя каждый его ребенок особенный.

Что верно, то верно. Распрощавшись с Селией, я ушел. Было начало вечера, и холодный ветер, что тормозил мой бег днем, стих, застелив улицы толстым одеялом тумана. Я хотел сделать больше, у меня были еще дела, которые требовали безотлагательного внимания. Но в таком ослабленном состоянии единственное, на что я оказался способен, так это добраться до «Графа», проглотить кусок подгорелого цыпленка да плюхнуться на постель, которая, как я с сожалением отметил, была далеко не так уютна, как постель Селии.

32

На следующее утро я проснулся с синяком на плече, величиной с куриное яйцо. В остальном — ни одного напоминания о том, что всего каких-нибудь двадцать четыре часа назад я оказался на волосок от смерти. Мне и раньше доводилось испытывать на себе действие целебной магии, однако ничто не шло в сравнение с искусством Селии. Синий Журавль хорошо обучил ее.

Окончательно стряхнув с себя путы сна, я выдвинул нижний ящик стола, надавил пружину потайного замка и открыл нишу под ящиком, где хранились запасы амброзии. Взяв из моих припасов несколько десятков пузырьков и немного других химикатов, я сел за стол и принялся за работу. Дело двигалось медленно, прошло минут сорок пять, прежде чем я смог одеться и вооружиться. Мне надо было спешить, если я хотел поспеть на встречу с Клинком.

Воробей сидел внизу за столом, слушая сказки Адольфуса о своей юности. Как же иногда приятно просто спуститься вниз, не становясь мишенью для новостей о какой-нибудь жуткой трагедии.

— Правда-правда, однажды я слопал сразу пол-окорока за один присест.

— Это точно. Я свидетель. Это выглядело впечатляюще и смешно. Только от него потом полтора месяца воняло свиньей. Дренцы прозвали его «варкен ван де дьювел» и падали в обморок от запаха копченой свинины.

Адольфус разразился густым смехом, и даже Воробей скривил улыбку.

«Дьявольский свин» поднялся и оправил штаны.

— Хочешь, я скажу Аделине приготовить тебе что-нибудь на завтрак?

— Благодарю, но боюсь, что не нужно. Я тороплюсь.

— Пойду надену куртку, — сказал Воробей.

— Ни к чему. Здесь довольно тепло.

Глаза мальчишки сердито сощурились.

— Я иду с вами.

— Ты никуда не идешь. Остаешься здесь и составляешь компанию Адольфусу. Хотя, знаешь, я рад видеть, что у тебя такое живое воображение.

Злобный взгляд, которым мальчишка стрельнул в меня, был напрасной тратой усилий. У меня и без того имелось множество врагов, желавших меня убить, чтобы я боялся еще и гнева подростка.

Туман прошлого дня испарился, оставив за собой кристально чистое утро, которое обычно предшествует снегопаду. Свернув на улицу Притт, я направился на север, в сторону Старого города. Было похоже на то, что я приду на несколько минут позже времени, назначенного Беконфилдом для встречи со мной, но меня это не беспокоило. Немного невежливости не помешает, когда имеешь дело с высокорожденными, ибо это дает понять, что они заинтересованы в нас сильнее, чем мы в них. На полпути к месту встречи повалил снег, временные порывы ветра предвещали скорое начало бури. Я прибавил шагу, пытаясь спланировать свои действия на предстоящий час.

Сетонские сады — дивный уголок за пределами городского центра, у старой крепостной стены и чуть севернее Ашерского анклава. Каменные аллеи тянутся сквозь заповедник зелени, бирюзовый остров среди серого моря строений, достаточно удаленный от трущоб и черни. В глубине парка есть живописный гранитный фонтан, а по соседству с ним — странной формы лужайка — неуклюжее дополнение ландшафта, лишенное всякого смысла для любителей трапез на свежем воздухе. По утрам парк обычно почти совершенно пуст: слишком удален от центра, чтобы пользоваться популярностью.

Но в редких случаях безмятежная уединенность садов нарушается звоном клинков и треском шелковых блуз. По давней традиции парк служил ареной, где городская аристократия трудилась над сокращением своего племени, и небольшой клочок ухоженной земли впитал в себя почти столько же крови, сколько обширные равнины Гуллии. Формально дуэли в Империи находятся под запретом, однако на практике Корона обычно склонна смотреть сквозь пальцы на эпизодические убийства. Во всяком случае, в этом вопросе закон для верхов и низов одинаков.

Главным образом по этой причине я и не хотел брать с собой Воробья. Лорд Беконфилд пригласил меня не для утренней прогулки по парку. Он хотел, чтобы я увидел, как он убивает кого-то. По моим расчетам, это была бы его четвертая жертва на этой неделе.

Войдя в парк, я вскоре очутился в объятиях буковых зарослей. Несколько сотен ярдов по гладко выровненной тропинке — и столичная суета и шум утонули в безмолвии утра. Я прошел еще немного вперед, и тишину нарушило негромкое волнение толпы. По всей видимости, я был не единственным зрителем предстоящего мероприятия.

Небольшая группа из двух или трех десятков мужчин собралась перед местом дуэли — друзья либо знакомые участников; такие вещи не получают широкой огласки. Укрывшись в тени отдаленного дерева, я обсосал зубы. Как-никак мне выпала честь оказаться в присутствии нескольких старинных фамилий. Хотя с тех пор, как по долгу службы мне приходилось владеть хорошим знанием двора, минуло много лет, полуистертых воспоминаний хватило на то, чтобы узнать двух графов и одного маркиза, которые в прошлом снабжали информацией Черный дом. Вполне возможно, они и теперь еще делали это.

Напротив зрителей находились соперники и сопровождавшие их лица; противоборствующие стороны разделяло пространство газона примерно в двадцать шагов. Лорд Беконфилд, в пестром камзоле и длинном черном плаще, вальяжно развалился на низенькой лавочке. Вокруг столпилось полдюжины его обычных спутников, одетых не столь экстравагантно, как на вечеринке, но все-таки не вполне сообразно, на мой взгляд, ситуации. Они были безмерно довольны собой и весело резвились в предвкушении победы своего предводителя, который кривил губы в улыбке, но не смеялся.

По другую сторону лужайки наблюдалась совсем иная атмосфера. Возле соперника Клинка находился только его секундант, и эта парочка не выказывала особых признаков радости. Дуэлянт сидел на скамье, его рассеянный, но твердый взгляд был устремлен куда-то вдаль. Это был человек скорее средних лет, нежели молодой, не пожилой, но и слишком взрослый для участия в сумасшествии подобного сорта. Рядом стоял секундант, выпуклый живот растянул его пальто, руки нервозно дергались, не находя покоя.