Порочный круг

Гвиллем пронзил меня огорченно-удивленным взглядом: таким смотрят на престарелых родственников, когда они надевают панталоны себе на голову.

— Я имел в виду девочку, — тихо сказал он. — Ту малышку, которой вы недавно дали столь трогательное обещание. Если, конечно, речь не шла о другой малышке. Может, у вас порочная страсть к детям?

Буквально на миг я ощутил, что события на бешеной скорости уносятся в неизвестном направлении и принимают совершенно неожиданный оборот. К тому же самочувствие оставляло желать лучшего: голова болела, в воздухе вдруг почувствовался слабый запах тухлого мяса.

— Девочку? — переспросил я.

Во взгляде Гвиллема появилось легкое раздражение, будто моя непроходимая тупость начинала подтачивать его терпение. Что же, после пуленепробиваемого спокойствия эта перемена казалась чуть ли не приятной.

— Эбигейл Торрингтон, — процедил он. — Или Эбигейл Джефферс, в зависимости от того, какой вариант вы предпочитаете.

— Ах, та девочка! — воскликнул я, словно все внезапно встало на свои места, хотя на деле чувствовал, что бреду по болоту в тяжелых сапогах с кованой подошвой. Второе имя я отложил в памяти про запас, наверняка пригодится. — Но это же обычная пропажа ребенка! Если только Деннис Пис не интересует вас по какой-то другой причине. В этом проблема? Малышка Эбби — всего лишь средство для достижения цели?

Гвиллем нахмурился еще сильнее, и его лоб прорезали две вертикальные морщины.

— Пис тут совершенно ни при чем. Естественно, мы ценим заслуги Денниса, но его мотивы и побуждения сильно подточили наше доверие. Нет, мы хотим найти Эбигейл, и сделать это раньше остальных. Другие варианты совершенно неприемлемы. После всего произошедшего на ваших глазах начиная с субботы вы наверняка понимаете, что стоит на кону.

Я несколько раз мысленно проиграл услышанное, сначала быстро, потом медленно — не помогло.

— Удивительно, — махнув на свою затею рукой, проговорил я, — ваши слова звучат вполне разумно, но стоит сложить их воедино — получается белиберда. Кому интересна Эбби, кроме родителей? Или я что-то не догоняю? «Ни одна из малых птиц не упадет на землю без воли Отца вашего», ^[39] в этом дело? Может, вы, ребята, все пропавшие души разыскиваете? То есть это, конечно, благородно, но не так просто…

Я осекся, потому что на плечо легла тяжелая рука, и меня повернули влево почти на девяносто градусов, заставив посмотреть в лицо, на котором доминировали кустистые брови.

— Давай повежливее! — сурово потребовал loup-garou, демонстрируя страшенные зубы.

— По! — Мягкий голос Гвиллема творил чудеса: огромный оборотень тут же отпустил мое плечо и вытянулся чуть ли не по стойке «смирно». Цукер, оказывается, тоже здесь! Вон, притаился у «хонды», будто они решили, что я попробую сбежать, и заранее приняли меры предосторожности. Их собственная машина, очередной внедорожник, размером еще больше джипа, застыл у обочины метрах в ста от эстакады. Значит, остаток пути они проделали пешком, воспользовавшись тем, что я с головой ушел в общение с Эбби.

Судя по всему, Гвиллема не волновало ни мое состояние, ни угроза побега. Видимо, высказаться ему было важнее, чем наблюдать, как мне вырывают кишки.

Он коротко кивнул loup-garou, стоящему рядом со мной: молодец, мол, послушный мальчик, а потом снова сосредоточился на мне.

— То ли Архимеду, то ли Пифагору приписывается одно мудрое выражение о рычагах, — пробормотал он. — О рычагах и перемещении Земли… Лично я не до конца убежден, что эти слова принадлежат кому-то из этих двоих: уж слишком поздним Просвещением попахивает. Однако, уверен, вы понимаете, какое изречение я имею в виду. — Гвиллем выжидающе посмотрел на меня, а я, устав подыгрывать, смело встретил его взгляд. — Так или иначе, именно этим является мертвая малышка — рычагом, настолько большим, что способен перевернуть всю Землю. Перспектива тревожная, по крайней мере для меня: лично я предпочитаю существующий расклад.

Ситуация по-прежнему казалась мутной, как вода у илистых берегов Миссисипи. Пожалуй, самое время бросить вторую гранату.

— Вы говорите только от своего имени? — поинтересовался я. — Или от имени всей католической церкви, сострадательной и милосердной, многогранной и всесторонней? Черт подери, принимая во внимание тех, кто ей служит, она куда многограннее, чем я думал.

Несколько секунд Гвиллем недоуменно молчал, а затем кивнул, но не мне, а По. Боль раскаленной молнией пронзила мой левый бок, и я рухнул на землю, с глухим стуком ударившись о разделительный барьер. Вот что значит мастерски нанесенный, тщательно рассчитанный удар по почкам: жертва корчится в агонии, но жизненно важный орган остается цел.

Прошло немало времени, прежде чем я смог адекватно воспринимать окружающую действительность: как минимум полминуты, точнее не скажу. Учитывая, что большую часть того времени я пытался вдохнуть, не тревожа при этом левый бок, каждая секунда тянулась дольше часа.

— Однажды вас уже предупреждали. — Голос Гвиллема звучал будто со дна глубокого колодца. — Но, судя по рассказам Цукера и По, вы отнеслись к предупреждениям недостаточно серьезно.

Ответить я по-прежнему не мог: элементарно не хватало воздуха, и, пожалуй, так было лучше, ведь на языке вертелось рискованное: «Да пошел ты…» Пока я корчился от боли, затылок холодило нечто тяжелое.

— А вот мы настроены весьма серьезно, — проговорил Гвиллем спокойно, но с ощутимым налетом высокомерия. — Легких путей не ищем, хотя при необходимости вполне способны к ним прибегнуть. В данный момент физическое устранение Феликса Кастора определенно представляется мне меньшим из двух зол.

— И все-таки… — прохрипел я, морщась, так как каждое слово приходилось вымучивать, задействовав пока не готовые к работе мускулы… — Не могу не заметить, что… что я до сих пор жив.

— Да.

Давление на затылок исчезло, и через секунду я услышат характерное «клац!» — это предохранитель, на секунду застряв, вернулся в исходное положение. Мерзкий хорек держал наготове взведенную пушку! Чихни я в неподходящий момент, он мозги бы мне прострелил! Я как можно аккуратнее повернул голову и увидел, что Гвиллем прячет пистолет в кобуру. Перехватив мой взгляд, он коротко кивнул.

— В торговом центре мы за вами следили, — объявил он, — и тогда действительно собирались уничтожить. Однако потом я увидел, как вы с этой женщиной — кстати, она женщина? — обезвреживаете одержимых и спасаете заложников. Признаюсь, ничего подобного я не предвидел. Видите ли, если уж спускать на вас Цукера и По, предпочитаю делать это с чистой совестью.

— Помнится, прошлой ночью они на коротком поводке не сидели, — просипел я.

— Прошлой ночью им дали команду «не убивать». Насчет «не причинять боль» никаких ограничений не было. Кастор, спрашиваю в очередной раз и, вероятно, в последний: на чьей вы стороне?

Пожалуй, окажись у меня побольше времени, я бы тщательно обдумал вопрос и подобрал оригинальный завуалированный ответ. А так мои слова прозвучали резко и уверенно:

— На стороне Эбби Торрингтон.

Звук, который издал Гвиллем, был гибридом фырканья и надменного смешка.

— Знаете, а ведь это вполне возможно, — проговорил он. — В таком случае заверения, что вы не дурак, недалеки от правды. Хотя мне кажется, кто-то играет с вами так же, как вы играете на вистле.

Возникла долгая пауза, и я решил, что он закончил.

— Если встану, — начал я, очень медленно и опасливо поворачивая голову, — этот урод не ударит меня снова?

Гвиллем пропустил мои слова мимо ушей.

— На «Коллективе» вы нас опередили. Очень м-м-м… впечатляюще. Нет ли у вас других наводок относительно того, где Пис прячет девочку?

Ну, кое-какие мысли имелись, однако я предпочитал держать их при себе. Вцепившись в барьер, я стал осторожно подниматься на ноги. От напряжения пришлось стиснуть зубы, и на вопрос Гвиллема ответить, естественно, не удалось.