Ночь в Кэмп Дэвиде

— Прошу соединить меня с мистером Полем Гриско-мом в Вашингтоне. Его можно разыскать либо в его адвокатской конторе в Уорлд-центр билдинг, либо же в его доме на Оу-стрит, Нордвест.

ГЛАВА 16. ВОСТОЧНЫЕ ВОРОТА

В присутствии заместителя председателя Сената Уильяма Никольсона Джо Донован всегда чувствовал себя неловко. «Старый Ник» не относился к тому типу гибких политиков, к которому принадлежал глава национальной демократической партии. Джо разделял точку зрения президента Холленбаха, считавшего Никольсона слишком тяжёлым на подъём и вдобавок склонным к помпезности и чопорности.

Однако сегодня, зайдя в затхлую приёмную, помещавшуюся на первом этаже в старом здании Сената, Джо не мог не признать, что чопорная внешность Ника как нельзя более подходит для предстоящей серьёзной беседы. Миссия Джо

Донована была необычной, и вид у него был довольно растерянный, как ни старался он это скрыть.

— Так в чём ваша проблема, Джо?

Никольсон сказал это с таким кислым видом, словно предчувствовал, что новости будут плохие.

— Пришёл проверить одну историю, Ник, — сказал Донован, перебрасывая ногу через ручку кресла. — История, в общем, довольно нелепая, и, может, в ней ничего такого и нет, но я непременно должен докопаться до истины.

Никольсон уставился на него, потёр рукой острый подбородок, но ничего не сказал.

— Дело в том, Ник, что моя секретарша Рита Красицкая всю эту неделю вела себя довольно странно. Я подозревал, что у неё что-то стряслось, но разве поймёшь этих женщин? И вот сегодня утром она заходит ко мне и рассказывает очень интересную историю. Говорит, что с неделю назад, вечером, её привезли на частную встречу группы демократических лидеров, собравшихся в Сен-Леонард Крик у Грэди Каванога. Её привёз туда Джим Маквейг и заставил давать перед ними показания. Она рассказала, что ей было задано множество весьма странных вопросов об одном её разговоре с президентом. Не буду пересказывать всех подробностей, но Рита сказала, что Маквейг был страшно возбуждён и расстроен и отказался объяснить ей, для чего привёз её к Каваногу. Как я уже говорил, ей были заданы весьма странные вопросы. Она всё обдумала и пришла к выводу, что существует нечто вроде заговора, который ставит себе целью политически дискредитировать президента Холленбаха и, быть может, далее не допустить его переизбрания.

— И она перечислила всех, кто там был, и одним из присутствовавших оказался я?

Джо облегчённо вздохнул:

— Правильно, Ник. Этим и объясняется мой сегодняшний визит к вам. Я хочу знать, в чём дело!

Никольсон так сильно откинулся на спинку вращающегося кресла, что пружины протестующе заскрипели. С минуту он сумрачно смотрел на Донована:

— С нас взяли слово соблюдать самую строжайшую тайну, Джо, и я не из тех, кто нарушает обещание. Но раз вы сами пришли ко мне, а вы у нас председатель партии, то вы имеете право знать обо всём, что случилось. Дело в том, Джо, что эту группу собрали О’Мэлли и Маквейг для того, чтобы обсудить сенсационное утверждение сенатора Маквейга, будто президент Холленбах психически неуравновешенная личность, а его, Маквейга, преследуют агенты Секретной службы.

— Что???

— Вот именно, Джо, Маквейг утверждает, что у президента психическое расстройство.

Донован обрёл наконец дар речи:

— Да ведь он, наверное, просто вас разыгрывает!

— Напротив, он говорил об этом совершенно серьёзно. И представил нам массу так называемых «доказательств».

— Что значит «так называемых»?

— Я хочу сказать, что я им не поверил. Откровенно говоря, я покинул это собрание, не дождавшись, пока оно кончится. Я решил, что Маквейг либо хочет расквитаться с президентом по какой-то ему одному известной причине, либо он сам сошёл с ума. И чем больше я об этом думаю, тем больше склоняюсь к последнему предположению.

— А что вы скажете о преследованиях Секретной службы?

— Этому я тоже не верю. Мне кажется, у него галлюцинация.

— И вы ничего не проверяли сами?

— Нет. Я считаю, что в таком дело нельзя принимать скоропалительных решений, и, откровенно говоря, я не могу себе представить, что тут можно сделать. Я хотел было рассказать обо всём президенту, но потом счёл, что бессмысленно тревожить его впустую.

— Раз уж вы рассказали мне всё это, то, может быть, вы расскажете подробно о встрече, которая состоялась у Грэди Каванога?

— Пожалуйста.

И Никольсон последовательно пересказал подробности знаменательной встречи в Сен-Леонард Крик, не забыв историю о том, как Маквейг ходил к Полю Грискому, и о том, как адвокат решил, что свихнулся не президент, а Маквейг. Не утаил Никольсон также и молчаливого признания Риты Кра-сицкой, что у них с Маквейгом была любовная связь.

— Господи помилуй, Джимми и Рита! Беда с этими служащими, да и только. Начальник никогда ничего не знает об их личной жизни. А я-то ещё понять не мог, почему это она так краснеет и запинается, рассказывая мне об этой встрече у Каванога. И вообще вид у неё был очень расстроенный.

— Эта связь у них, очевидно, продолжалась порядочно, — брезгливо поморщился Никольсон. — Именно на эту историю и намекали, по-моему, Кинг и Казенс. У меня сложилось такое впечатление, что сам Маквейг запутался во всех своих делах и в результате у него появилась навязчивая идея навредить президенту.

— Вы полагаете, он действительно опасен, Ник?

— Может быть. Я плохо разбираюсь в таких вещах, но, признаюсь, я очень встревожен.

— Я и сам всё время ломал голову, почему это Джимми вдруг так разом прикрыл кампанию по выборам его в вице-президенты. Мне это и впрямь показалось ненормальным. И особенно потому… — заметьте, Ник, я говорю это со всем моим уважением к вам, — что у него были верные шансы быть избранным.

— Вот как? — Известие о верных шансах Маквейга, по-видимому, не слишком обрадовало Никольсона.

— Послушайте, Ник, если Джимми и впрямь свихнулся, то мы должны разузнать об этом поподробнее и как-то помочь ему. Может, вызвать сюда Грискома и послушать, что ему известно о Джимми? А заодно и Бразерса. Посмотрим, действительно ли Служба приставляла к Маквейгу агентов. Мне это кажется невероятным!

Никольсон подумал с минуту:

— О’кзй. Давайте пригласим сюда обоих.

«Приглашение» заместителя председателя Сената означало в Вашингтоне приказ, с которым мог соперничать лишь вызов самого президента, поэтому не прошло и четверти часа, как Поль Гриском и Бразерс прибыли в приёмную Никольсо-на. У себя в конторе Гриском никому не сказал, куда он направляется, и поэтому все попытки диспетчера на междугородной станции в Нью-Хэйвен разыскать человека, которого Марк Холленбах-младший называл «дядя Поль», оказались безуспешными. Как только вошедшие уселись, Никольсон не стал терять времени попусту и сразу же взял быка за рога:

— Я пригласил вас сюда потому, джентльмены, что меня крайне тревожит состояние рассудка нашего доброго друга Джима Маквейга.

Он коротко рассказал Грискому и Бразерсу о встрече, состоявшейся в Сен-Леонард Крик.

— Я убеждён, джентльмены, — сказал он в заключение, — что обвинения, выдвинутые Маквейгом против президента Холленбаха, совершенно абсурдны. Мне кажется, что Маквейга необходимо срочно отправить к психиатру, и чем скорее, тем лучше. Признаюсь, что я сам оказался весьма медлителен и ничего не предпринял в этом отношении сразу, ещё на прошлой неделе. Но наш разговор с мистером Донованом представил мне всё в новом свете. Что вы обо всём этом думаете, Поль?

Гриском погрузился в мрачное раздумье, отчего стал похож на сонную ящерицу, снял пенсне и стал старательно полировать его полой рубашки.

— Сказать по правде, Ник, мне и в голову не приходило, что Маквейг имел тогда в виду президента. Я просто полагал, что он рассказывает мне о самом себе, притворившись, что его заботит состояние какого-то другого сенатора. Конечно, позднее визит агента Секретной службы показался мне весьма странным. И всё-таки я не догадался помножить два на два и посмотреть, что из этого получится, — весьма обычная вещь в этом городе, но совершенно непростительное упущение для человека, уже сорок лет занимающегося юридической практикой. Неужели Джим действительно обвиняет президента в умственной неполноценности?