Свет гаси и приходи (СИ)

Тим наклонился к Кате:

— В порядке? — серьезно спросил он. — Не ранена?

Всегда аккуратная белокурая Катенька, пуще холеры боявшаяся запачкать свое белое в цветочек платье, села прямо на пол, обхватив колени. Она замотала головой, не поднимая лица.

Ее дар, на который они так полагались в Мире, здесь не работал. Они были равны, одинаково запуганные, одинаково уязвимые.

— Нам нужно передохнуть, — обратился Тим к Кире, как к главной. — Мы бродим уже много часов, вечно это продолжаться не может.

— Мы должны найти Сережу, — отрицательно мотнула она головой. — Он должен быть где-то здесь.

Тим сжал зубы так, что у него побелели скулы. Кира знала этот жест: Тим с ней не согласен и будет спорить.

— Этот лабиринт живой. Все это место наделено каким-то сознанием. Если оно не захочет, чтобы мы нашли его…

— Оно уже много часов хочет разделить нас, — перебила его Кира. Она никогда не повышала голос, выработав у себя тон, который и тихо звучал внушительно. — И ему до сих пор это не удалось. Если мы можем противостоять ему в малом, мы можем и отыскать потерявшегося. Он — член группы, и одному ему в сотню раз тяжелее чем нам троим. Мы должны его отыскать.

Издалека раздался тихий звук: жалобный, берущий за душу детский плач. Катя горько заплакала, закрывая уши ладонями:

— Пусть оно перестанет, пусть перестанет, пожалуйста…

Тим посмотрел на нее с такой мукой, словно хотел бы забрать всю ее боль себе, помочь хоть как-то. Сострадание делало Тима хорошим врачом, но терзало его душу: он умирал с каждым, кого был не в силах спасти.

— Оно приближается, а мы здесь, как крысы в бочке, — сказал он. — Нужно уходить.

Кира согласно кивнула и поднялась на ноги. Плач усиливался. Тим бережно помог Кате подняться и повел ее к выходу.

В узкий дверной проем Кира вышла первой, не заметив упавшей ей на плечо струйки бетонной крошки. Зато ее заметил Тим и толкнул Катю вперед прежде чем стена сдвинулась резко как гильотина. Он оказался в ловушке.

— Уходите! — крикнул он в стену, не зная, что они его не слышат: стена отрезала все звуки.

Раздался протяжный шорох, скрип камня о камень. Закачалась под потолком лампочка, приближаясь к полу. Тима затрясло: как в самых жутких его кошмарах, потолок медленно-медленно опускался, и жить ему осталось не больше пяти минут.

***

Черное дерево танцевало. Алисе казалось что она чувствует его настроение: волнение, азарт. Дерево знало, зачем они пришли, и ничуть не было напугано.

Напротив, оно их подгоняло.

Серегей с Матвеем за ее спиной не волновались ничуть и Алисе это чувство было в новинку: когда кто-то полностью полагается на тебя. Она не может их подвести.

"Что дальше?" — спросила она Гостью

"Дверь открывает сильный страх. И здесь есть маленькая загвоздка: твои друзья теперь неуязвимы к моим иллюзиям. Как и ты".

Еще несколько недель назад Алиса бы решила, что все пропало. Ноги перестали бы ее держать, мозг отказался бы думать, эмоции захватили бы тело и понесли бы его в пучину отчаяния. Потом она бы наделала кучу глупостей.

Теперь Алиса ощутила только холодок на шее и с некоторым волнением спросила:

"Но?"

"Но твои особенности подчиняются твоим желаниям. В отличии от твоих приятелей, ты до сих пор носишь в себе источник страха. И если ты захочешь поддаться ужасу, ты его испытаешь. Осталось только проверить, хватит ли твоего, весьма посредственного таланта к ужасу, чтобы открыть эту дверь. Хозяин Перекрестка гурман. К нему не зайдешь с посредственным угощением".

"Мы попробуем".

Алиса пояснила для ребят, не оборачиваясь:

— Сейчас я позволю Гостье меня напугать, очень сильно. Должно быть достаточно, чтобы дверь открылась, поэтому… вы не вмешивайтесь ладно, а то придется начинать все сначала.

Они ничего не сказали, к счастью и Алиса была им за это благодарна: их поддержка только помешала бы ей испугаться как следует.

"Начинай".

"Мне нужен доступ к твоим самым сокровенным страхам. Лучше сразу начать с того, что принесет наилучший эффект, чтобы не длить пытку".

Алиса почувствовала как воля Гостьи проникает глубже в ее разум и постаралась не сопротивляться, хотя ее трясло от омерзения. Это было почти физическое ощущение, будто кто-то пальцами перебирает извилины, но это было бы можно перетерпеть, если не возникший осадок: такой остается, когда кто-то чужой прочел твой дневник, предназначенный для самых сокровенных и отнюдь не лучших мыслей.

Это длилось и длилось, а потом как будто что-то щелкнуло и Алиса осталась одна в темноте. Она обернулась, не увидела ребят, закрутилась на месте, чувствуя подступающую тревогу и почувствовала что двигаться все тяжелее, как будто что-то связывает ее. Алиса забилась, ее руки плотно прижались к телу, которое не слушалось ее, в глаза брызнул свет и она поняла что не стоит, а сидит, прижавшись виском к чему-то мягкому, но продавленному. В нос забрался отвратительный запах, и она поняла что исходит он от нее. По подбородку что-то текло и Алиса с ужасом поняла что это ее собственные слюни.

— Давай вытаскивай ее, — сказал неприятный женский голос. — Пора освобождать номер, милочка.

Незнакомый мужчина с каменным лицом подошел к ней и Алиса попыталась отшатнуться, чувствуя, что ничего хорошего у него вы мыслях нет. Тело не слушалось ее: она хотела отскочить, но оно, как пьяное, завалилось набок, ноги едва дернулись. Как будто она отлежала все тело.

Мужчина схватил ее за шиворот и поволок. От него сильно разило потом. Алиса попыталась что-то скачать и не сумела: у нее во рту не было большей части языка. Изо рта вырвалось только смутное мычание.

Паника внутри росла. Алиса снова попыталась вырваться, но получила только затрещину от краснолицей толстой женщины, которая стояла у выхода с ключами:

— Утихни, вонючка. Не то снова пойдешь в карцер.

Мужик затащил Алису в грязную серую комнатку и стащил с нее смирительную рубашку. Плотоядно поглядев на ее тощее тело, он грубо потрепал ее по щеке и сказал что вернется к ночи — как обычно.

Когда Алиса поняла что он имеет ввиду, она была уже на грани помешательства от ужаса, ведь она начала понимать, что происходит…

Ей снились сны, о том, как она была свободна. Сны про магию, приключения, часто очень страшные, но жизнь была страшнее. Алиса помнила, как здесь оказалась и помнила, как потеряла язык: его ей вырезали те, кто отрезал ей руки, чтобы ее унизить ее отца. Он был убийцей, он отсидел свое, завязал, пытался начать новую жизнь, почти справлялся с приступами гнева. но эти ублюдки нашли их.

Алиса отняла руки от тела и посмотрел на уродливые культи на месте костей. Мама мертва. Отец мертв — покончил с собой после того как зверски расправился с теми, кто изувечил ее. Он и Алису хотел убить, чтобы она не страдала больше, но она, дура, зачем-то сбежала.

И сошла с ума.

Ужас поднялся из глубины души, змеей обвил ее грудь и вонзил клыки в сердце. Алиса села на пол, обнимая обрубками рук колени и завыла от боли.

Вдалеке раздались шаги. И Алиса увидела обеспокоенное, но знакомое лицо.

— Пожалуйста, перестань кричать, не то тебя снова запрут, — на грани слышимости прошептал Джентльмен.

Алиса хотела воскликнуть его имя, но из горла вырвался только невнятный возглас. Она прижалась к решетке, чтобы получше рассмотреть его лицо: очень юное, неумело выбритое, с юношескими прыщами на щеках и подбородке, но полное жалости и сострадания, родное.

Он был одет в форму уборщика и сжимал в руках мокрую швабру.

Алисе было все равно. Хоть кусочек видений оказался правдой — он был ее другом, он был рядом. Она смотрела на него восторженными глазами, не в силах сказать все это.

— Я должен сказать. Меня отсюда переведут завтра. Полтавский понял, что это я последнюю неделю делал все, чтобы он до тебя не добрался. Мне не дадут вернуться, ты знаешь, закрытый режим. Прости.